— Вон он, — тихо сказал наконец один из них. — Под деревьями около скамейки шарашится.
В указанном месте едва заметно вырисовывалась рослая фигура, медленно прохаживавшаяся в тени деревьев. «Мазда» бесшумно подъехала поближе.
— Амиду! — негромко позвал сидевший за рулем мужчина.
Человек подошел к машине. Им оказался огромного роста негр в теплой куртке и джинсах. Его широкое лицо растворялось в окружающей темноте. Держа руки в карманах, он без страха смотрел на вылезающих из автомобиля людей.
— Товар нужен? — не здороваясь, спросил он с сильным акцентом и вдруг сверкнул белоснежными зубами, попавшими под свет уличного фонаря. — Сколько?
— Нет, Амиду, — тихо и монотонно ответил водила. — Товар нам не нужен. Сами можем предложить.
Ты сейчас сядешь к нам в тачку и покажешь, где отдыхают людишки Киселя.
— Зачем? — беспокойно, спросил негр, и темные глаза его тревожно забегали с одного бойца на другого.
— Не спрашивай, Амиду, — все так же бесстрастно продолжал человек. — Если просим, значит, нужно. Давай, не теряй времени, поехали.
Негр вдруг повернулся и бросился в глубь сквера. Двое стоявших у машины здоровяков тут же кинулись за ним. Они оказались проворнее Амиду и через несколько секунд догнали его, ловко сбив подножкой. Негр быстро вскочил на ноги, выхватил из кармана никелированный кастет с шипами, но тут же получил в физиономию такой удар, что без звука рухнул в траву.
Когда через минуту он пришел в себя и поднялся, в белых зубах его уже зияла солидная брешь. Направленный ему в лицо луч карманного фонарика осветил разбитые в кровь губы и нос. Не спеша подошел водила.
— Поехали, Амиду, — словно уговаривая, произнес он. — Машина ждет.
Пленника посадили на заднее сиденье между двумя бойцами, один из которых для спокойствия упер в бок негра ствол «тэтэшника». Сверкающий черный автомобиль медленно двинулся в сторону окружной дороги. Минут через двадцать они выехали на тихую, слабо освещенную улицу и остановились.
— Вот там, — сдавленно произнес негр, указав рукой на лестницу под козырьком, ведущую в подвал здания.
— Хорошо, — удовлетворенно откликнулся водила. — Надеюсь, что ты не ошибся. Пойдешь с нами и, если что не так, родную Африку больше не увидишь. Я тебе не Айболит.
Он вытащил откуда-то из-под ног «АКМ» с глушителем, щелкнул затвором и скомандовал:
— Вперед.
Все четверо вышли из машины, огляделись по сторонам и направились к лестнице. Первым шел африканец, за ник два бойца с пистолетами в руках, замыкал шествие водила. Спустившись по ступенькам к освещенной плафоном двери, они поставили Амиду под глазок и позвонили. Через несколько секунд дверь открылась. Высокий охранник молча пропустил африканца и тут же застыл в проходе с выпученными глазами, увидев направленные на него три ствола.
За дверью был маленький бар «для своих». За четырьмя столиками в табачном дыму сидели человек семь парней и три отчаянно накрашенных девицы. Гремела музыка. Трое прибывших втолкнули в зал африканца с охранником. Водила крикнул:
— Руки за голову! Всем к стене! Мужики отдельно, бабы отдельно!
В первый момент никто не отреагировал.
— Кто такие? — с угрозой оскалился один из сидевших. — Чего кипишь подняли?
— Вставай к стене, корешок, — улыбаясь, повторил водила и неожиданно дал очередь поверх голов сидящих.
Посыпалась штукатурка, зазвенели стекла плафонов. Этот довод подействовал. Компания нехотя поднялась из-за столов-и перешла в угол зала. Туда же попросили встать и бармена.
— Ну, и чего дальше? — продолжал огрызаться все тот же парень, видимо, главный среди посетителей. — Как бы вам платить за все не пришлось…
— Все заплатим, — пообещал водила, держа присутствующих на прицеле. — Мало не покажется. Накормим досыта. А где Кисель?
— Не знаю, — угрюмо ответил парень, исподлобья взглянув на водилу., — Он тебе нужен?
— Нет, браток. Он вообще тут в Москве не нужен. Два раза его предупреждали, чтобы мотал обратно в область, откуда он вылез. А здесь ему делать нечего. Африканским каналом будет заниматься Седой.
— Это кто так решил? — вновь оскалился парень.
— Сходняк, вестимо.
Стоявшие у стены парни вдруг зароптали. Они уже оправились от первого шока и теперь решили «покачать права».
— А не жирно вам будет? Мы тут три года все окучивали, всех прикармливали! На готовенькое хотите?
Три ствола заговорили одновременно. Через несколько секунд у забрызганной кровью и мозгами стены остались стоять девицы, бармен в белом пиджаке, охранник в камуфляже, посеревший от страха африканец и единственный из парней — собеседник водилы. Шесть человек лежали на полу. Кто-то еще шевелился.
— Вот так, — спокойно констатировал водила, опуская дымящийся ствол. — Не надо спорить. Приехали в столицу — учитесь вежливо разговаривать. Шкварки заширенные. Тебя, — обратился он к парню, — не шлепнули только затем, чтобы ты пошел к Киселю и рассказал ему о нашей встрече. Ну давай, дергай!
Трое визитеров, пятясь, вышли из бара, захлопнули дверь и быстро взбежали по ступенькам. Через мгновение машина сорвалась с места и исчезла за поворотом.
Неожиданно Тенину позвонил Игорь Оськин по кличке Гарик, его старый знакомый по институту и совместной работе. Сначала они вместе оказались во Фрунзе, столице Киргизстана, где приятельствовали, как тогда выражались, тандемили, то есть болтались по ресторанам и бегали по девочкам. Потом обоих занесло в Африку. Последние два-три года они не виделись. Голос у Гарика был звучный, уверенный, слегка насмешливый.
— Ну что, объявился? Из каких диких стран?
— Из Буганги.
— Ну и что там? Все так же мило? — радостно допрашивал Оськин. — Недавно в «Клубе путешественников» показывали…
— Все хорошо, особенно в столице, — спокойно ответил Тенин. — А ты где обретаешься?
— В Гуманитарном институте, на военной кафедре, — самодовольно бросил Гарик.
Это был один из престижных вузов страны, расположенный в самом центре Москвы.
— Стойко переношу все тяготы и лишения службы в нескольких сотнях метров от Кремля, — продолжал хвастать Гарик. — Но это все фигня. Есть предложения и получше. Давай встретимся, покалякаем.
Естественно, встречу решили провести в хорошем ресторане. «Ну что ж, — подумал Тенин. — Может, в трудоустройстве пособит?» Ехать из Москвы никуда не хотелось, а на какие шиши в ней жить, если, скажем, уйти на гражданку, представления у него не было. Газетные объявления приглашали офицеров-отставников «из казарм на фермы», в продавцы торговых точек, в охранники, в работники сферы услуг, читай в швейцары. Все это было, как говорится, ему не по чину.
А Оськин, похоже, был при деньгах. Уж очень самоуверенным тоном разговаривал. Неужто напал-таки на золотую жилу? Сын крупного партийного функционера, он всегда имел гораздо больше многих своих сверстников, и тем не менее с детских лет стремился к частному предпринимательству наперекор социализму, который пытался строить его папа. В школьные годы Гарик уже приторговывал на рынке цветами и семечками, хотя никто в семье его этому не учил. Незаконная торговля не принесла ему желанного обогащения. Угодив однажды в милицию, он был передан родителям и жестоко высечен отцовским ремнем.
Учился Гарик плохо. Его любимым делом всегда была коммерция, а в школе этому не учили. По окончании школы он попросил папу определить его в Военный институт иностранных языков, откуда, как ему рассказали, уже на втором курсе ездили работать за границу. Именно это ему было нужно для нормального бизнеса. Папа Оськин, узнав о страстном желании сына учиться, без труда запихнул его в институт, что называется, левой ногой. Однако годы учебы оказались для Гарика нелегкими. К тому времени ему очень понравилось выпивать, а пьянел он, как на грех, фантастически быстро. До обидного малая доза спиртного приводила его в состояние тихого помешательства. Он начинал чудить и обязательно попадался на глаза начальству или стукачам. А поскольку пил он часто, неприятности преследовали его неотступно. На практику за границу Гарика не пустили. Мало того, к концу обучения в его послужном списке накопилась такая богатая и экзотическая коллекция проступков, что после института его ждала ссылка, причем далеко не почетная.
Так и получилось. Он поехал переводчиком в Киргизию, где располагался крупный учебный центр для иностранцев из «третьего мира». Даже в Киргизии, несмотря на все условия, пить Гарик так и не научился. Не пить, к сожалению, тоже не получалось. Единственное полезное качество, которое он там приобрел, оказалось невероятное, почти мистическое везение. Каким-то необъяснимым для него самого образом Гарик умудрялся не попадать в расставляемые начальством сети. Возвращаясь в бессознательном состоянии в офицерскую гостиницу, Оськин успешно проходил все кордоны и засады и благополучно добирался до койки, хотя наутро не мог вспомнить, каким путем он шел. Коллеги Гарика, во сто крат умнее и осторожнее его, получали взыскания, ссылались из Киргизии еще дальше, а Оськин только удивленно хлопал глазами и спрашивал сам себя: «Как же это я не угодил под косилку?»
Невысокого роста, худенький и вертлявый, он всегда что-нибудь искал: поесть, выпить, денег до получки, сигарету, женщину. Его маленькая, как у ящерки, головка на тонкой шейке постоянно вертелась из стороны в сторону. В силу природной нервности Оськин никогда не находился в состоянии хотя бы относительного покоя и даже во сне беспрерывно дергался, что-то бормотал и вскакивал на постели от малейшего шороха.
Две трети своего жалованья Гарик отсылал жене в Москву, а оставшееся в два дня пропивал в ресторане. Последние двадцать восемь дней до получки он питался где и чем придется. В общаге Оськин безошибочно ориентировался на звук и запах, всегда появляясь в нужный момент в нужном месте. А что касалось выпивки, тут его интуиция достигла таких фантастических высот, что ему позавидовал бы любой экстрасенс. Как ни конспирировались обитатели гостиницы, прячась от начальства и лишних ртов, они были бессильны против Оськина. Стоило в какой-нибудь самой отдаленной комнате бесшумно откупорить бутылку спиртного, как в дверь уже скребся Гарик, хотя минуту назад его невозможно было сыскать.