Волю своим инстинктам Тенин давал в тире или на каратистском татами, и уж тут-то он, что называется, парил, аки бог в небесах. Когда Николаич, приняв, как он выражался, «наркомовские сто грамм», иногда и «с прицепом», посапывал у себя в каморке, Юрий расставлял в тире пустые бутылки, старые треснувшие тарелки, пивные банки и отводил душу на всю катушку. Осколков потом приходилось выметать много. Он гасил выстрелами свечи, а однажды, не в меру расшалившись, срезал пулей горлышко у бутылки, которую пытался откупорить Николаич. Огневая подготовка Тенина была широкой. В советских учебных центрах он учился стрелять из всех положений не только при свете, но и в полной темноте на звук или по вспыхивавшим на мгновение лампочкам, и не было ему равных в этих упражнениях. То, что он любил, у него всегда получалось безупречно.
В каморке Николаича под лестницей Юрий и его коллеги отмечали иногда праздники и дни рождения. Для этих целей у хозяина имелись даже рюмки и тарелки с вилками. Там же стоял большой телевизор, по которому старик Николаич обожал смотреть мультики. Ему явно недоставало их в детстве, и теперь он упивался ими все свободное время. Выпив водочки и расслабившись, Николаич задушевно рассказывал, как пачками ловил шпионов и диверсантов, врагов первой в мире страны социализма. Начальники учили его: «Ты должен знать, чем занимаются твои товарищи по службе, кого они охраняют или ловят, а они не должны ничего знать о том, что делаешь ты». То же самое предписывалось всем его сослуживцам. Начальство регулярно опрашивало каждого из них, что он знает о работе своих коллег и каким образом узнал. От этого зависело продвижение по службе одних и наказание других.
После одного из таких мероприятий, когда Юрий остался помочь Николаичу прибрать со стола и вымыть посуду, старик показал ему на дверь, что была в углу его каморки. Юрий и раньше видел эту дверь, полагая, что за ней находится какая-то кладовка. Правда, он ни разу не видел, чтобы Николаич хоть раз открыл ее в его присутствии. Она постоянно была заперта. Но сегодня крепко выпивший сталинский сокол захотел поделиться тайной.
— Знаешь, куда ведет эта дверь? — таинственно прохрипел он. — В подземный ход! Под всей Москвой! — Он значительно поднял палец и покачнулся. — Я раньше, когда служил еще, от наших ребят слыхал. И вот здесь увидел… Только, смотри, никому… — И Николаич прижал палец к лиловым губам.
Показывать подземный ход он отказался, несмотря на просьбы любопытного Тенина, а вскоре и совсем уснул. На следующий день, когда Юрий вновь заговорил об этом-, Николаич страшно смутился и на всякий случай спросил, кто ему сказал об этом. Узнав, что сказал лично он, бедный старик совсем перепугался, заявил, что ничего там нет, а он был в стельку пьяный и мог наговорить что угодно. Тенин не стал настаивать, хотя мысль о том, что из институтского подвала можно запросто попасть в систему древних подземных коммуникаций города, заинтриговала его. Теоретически это было возможно: здание строилось в позапрошлом веке, Кремль рядом, а подземные лабиринты создавались московскими правителями уже не одну сотню лет вплоть до недавнего времени. Упорное нежелание Николаича показать подвалы и даже говорить на эту тему лишь разжигало его воображение.
Как-то вечером за кружкой пива «на Пушке», а точнее, в подвале на пересечении Пушкинской и Сто-лешникова, Оськин сообщил, что занимаются они испанской обувью, и предложил поискать оптовых покупателей для крупных партий женских сапог. По своему обыкновению, он высказал резюме, которое всегда произносил как заклинание:
— Надо нырять в бизнес. На государство надеяться бесполезно. Зарплаты едва-едва на жратву хватает. — И добавил: — А я скоро приличную тачку брать буду.
Что ж, можно попробовать заняться обувью. Почему бы и нет, если это приносит доход? Тенин вспомнил, что года два назад Гарик уже занимался сапогами, только не женскими, а офицерскими. Видимо, постоянно пульсировавшая в нем коммерческая жилка повлияла на созревание его предпринимательского таланта. Однажды, голодный и трезвый, он забрел на один из московских рынков. Восточный человек, торговавший урюком, попросил продать ему за червонец хромовые сапоги. Оськин так обрадовался, что чуть было не стащил их с себя прямо на месте. Смекнув, что надо делать, он помчался в офицерскую общагу, выторговал у кого-то за трешку новую пару и через полчаса уже блаженствовал в ближайшей распивочной.
У торговца урюком он выяснил, что спросом пользуются также офицерские плащ-накидки, зимние куртки и теплое нательное белье. Теперь он ежедневно лазил по общаге, собирал бесхозные военные шмотки и, кряхтя, тащил на рынок. Товар уходил влет. Покупатели, правда, пытались расплатиться с ним черносливом, изюмом и прочими дарами юга, но такой продукт Оськина не интересовал, он проявлял твердость и всегда выбивал у них наличность. Недели через две в результате его усилий торговцы сухофруктами, стоявшие на рынке, походили на небольшое воинское подразделение. Не хватало только знаков различия.
Старичок-декханин, торговавший виноградом, попросил Гарика принести ему полевой бинокль для своего брата-чабана, которому частенько приходилось искать в горах отбившихся от стада овец. Бинокля Оськин не нашел, однако умудрился впарить ему общевойсковой пластиковый комбинезон с противогазом, предназначенный для защиты от химического оружия. Он убедил деда, что теперь тот сможет безбоязненно обрабатывать свои виноградники самыми страшными ядохимикатами.
Пошли в ход даже старые шинели. Он относил их в пошивочную мастерскую, где портной, вечно пьяный как сапожник, шил из них уродливые домашние тапочки.
Он так увлекся коммерцией, что в ажиотаже продал свое новое пальто. Гарик очень надеялся на теплую зиму, но холода, как на грех, ударили крепкие, и теперь, чтобы выбежать в магазин за портвейном, он клянчил верхнюю одежду у сослуживцев. Наверное, он попытался бы даже торговать льдом в Антарктиде, но в настоящий момент шестерил у Клочкова, выполняя какие-то таинственные поручения, и был этим очень доволен. Отведя Клочкова в сторонку и преданно заглядывая ему в глаза, он докладывал об исполнении. Выслушав его, Клочков извлекал из кармана свой внушительный лопатник и отсчитывал Гарику несколько крупных купюр. Тенину никто никаких поручений и, соответственно, денег не давал, не считая зарплаты, которую можно было назвать деньгами лишь условно.
Наступила суббота — выходной день. Однако не для всех. С утра в квартире Тенина зазвонил телефон.
— Есть срочная работа! — верещал в трубке голос Оськина.
— Что за работа? — спросил Тенин.
— Встретимся — узнаешь. Тебе понравится. Работаешь два часа — получаешь сотню баксов, как с куста. Подходи к метро «Пушкинская», к «Макдоналдсу», увидишь там черный «БМВ» с козырным номером.
Тенин быстро собрался и заспешил в указанное место. Подойдя к метро, он сразу углядел сверкающую черную машину. Номер действительно был козырной — 007. В салоне он увидел Клочкова и Оськина. За рулем с непроницаемым видом сидел не то китаец, не то кореец, а может, даже и японец — плечистый и, судя по всему, высокий. Тенин открыл дверь и сел на заднее сиденье рядом с Оськиным. Сидевший впереди Клочков повернулся, приветливо улыбаясь, и протянул руку для пожатия. Водителя и, похоже, владельца машины, несмотря на внешность, звали Сергеем. Правда, фамилия все-таки оказалась Ким. Так его представил Клочков. Хорошо ли он говорил по-русски, оставалось для Юрия загадкой, потому что Ким лишь молча кивнул ему, повернувшись вполоборота и не произнеся ни слова.
Возникла секундная пауза, которую Клочков быстро прервал:
— Не поможешь нам сегодня? Очень важное дело. Небесплатно, конечно. Гарик тебе сказал условия?
— А что делать надо?
— У нас переговоры с заказчиками. Хотим, чтобы ты тоже поучаствовал, — вкрадчиво произнес Клочков, не сводя глаз с Тенина.
— И в чем будут заключаться мои функции?
— В присутствии, — улыбнулся Клочков. — Нам интересно узнать твое мнение о наших клиентах. Вот и все. И вообще, пора нам с преподаванием заканчивать — нерентабельное это дело. Вот Гарик понял. Скоро свою «волжанку» раздолбанную на приличную иномарку будет менять.
Оськин суетливо заерзал на сиденье, словно боясь, как бы Клочков не сглазил долгожданную покупку.
— Какую брать будешь? — весело спросил Гарика Клочков. — На «Ауди» не впадлу будет сесть? Или меньше чем на «Ягуара» не согласен?
— Посмотрим, — напряженно прокряхтел Гарик, поглядывая в окно.
— Ну что, едем? — спросил Клочков, повернувшись к Тенину.
Ким за все это время не сказал ни слова и лишь посматривал на Юрия своими раскосыми глазами через зеркало заднего вида.
— Едем, — пожал плечами Юрий.
Машина мягко двинулась по Тверской. Милиционеры косились на дорогую черную иномарку, набитую молодыми людьми, но не останавливали. Минут через десять подъехали к старому особняку, с фасадом, отделанным современной сверкающей плиткой. Вся группа во главе с Кимом вошла в подъезд. Охранник молча поприветствовал его взмахом руки и посторонился. На лестнице и в коридорах шел ремонт. Слышалась украинская речь.
Приемная, куда они вошли через красивую, с латунными ручками дверь, сверкала лакированным паркетом, новой полированной мебелью и дорогими кожаными креслами. Свеженькая симпатичная секретарша хорошо вписывалась в интерьер. Чарующе улыбнувшись, она осведомилась о цели их прихода, сообщила по телефону о прибытии «Маркитанта» и кивнула на дверь смежной комнаты:
— Генеральный ждет вас.
Все молча, гуськом вошли в небольшой кабинет. Вдоль стен стояли черные офисные шкафы, такого же цвета стулья и кожаный диван. У окна за большим столом сидел молодой лысоватый человек с бородкой и настороженно поглядывал на входящих. Видимо, сделав над собой некоторое усилие, он криво улыбнулся, встал и вышел навстречу гостям. Сергей с Виктором, напротив, выражали всем своим видом необычайную радость по поводу встречи.
— Салют! Вот и свиделись, слава богу! — с широкой улыбкой воскликнул Ким, к удивлению Тенина, без малейшего акцента. — Если гора не идет к Магомету…