– Что за ценности? – мгновенно насторожился главарь шайки похитителей. Его сообщники, услышав разговор, подтянулись к женщине.
– Сокровища, которые обогатят вас несказанно.
– А не врете, сеньора? – подозрительно скривился один из них.
– Клянусь Господом и Святой Девой, – Коломба вскинула руку, потом вытянула из-под платья тонкий серебряный крестик и прикоснулась к нему губами. – Если там нет великих сокровищ, гореть мне в аду!
– Говорите, – потребовал главарь.
– От дома, где вы побывали прошлой ночью, прямо на юг ведет тропинка. Она пересекает сад и спускается к реке. На берегу стоит маленькая часовая.
– И что? Они в часовне, эти сокровища?
– Да, – кивнула Коломба. – Добыть их легко. Опуститесь на колени перед распятием, прикоснитесь лбом к каменной плите, и дверь отворится…
Разбойники переглянулись и, не сговариваясь, двинулись к экипажу. Когда лодка, приняв на борт Коломбу и Человека с Отстреленным Ухом, отчалила и в несколько широких гребков оказалась на середине бухты, один из разбойников сложил рупором ладони и позвал:
– Эй, сеньора! А что там за сокровища? Дублоны или жемчуг?
Коломба обернулась, приподнялась на колени и звонко крикнула:
– Это спасение ваших бессмертных душ!
Взрыв брани, потрясший бухту, услышали даже в лодке. Старик со шрамом усмехнулся, но ничего не сказал.
Через час лодчонка ткнулась в темный борт старой двухмачтовой каракки с высокой кормой. Старик кивнул головой, приглашая Коломбу подняться по спущенному трапу. Двое молодцов подхватили под мышки длинное сухое тело Человека с Отстреленным Ухом.
И первым, что увидела женщина на борту каракки, было круглое самодовольное лицо с маленькими хитрыми глазками.
– Буэно, Хорхито, вот остальные деньги, – крикнул он, перегнувшись через борт, вложил глухо звякнувший кошелек в ладонь одному из молчаливых мужчин и только после этого обернулся к Коломбе.
– Рад видеть вас снова, госпожа графиня. Я слышал, вы собирались постричься в монастырь? Сожалею, но с этим придется повременить. Ближайшее время вы будете гостьей на моем корабле. Впрочем, здесь есть священник, и служат мессу.
– Перейра, – прошептала женщина, глядя в маленькие, жадные глазки, и неожиданно почувствовала знакомую слабость.
Болезнь, которая почти оставила ее в последнее время, нахлынула снова, отобрав силы как раз в тот момент, когда они были нужнее всего. Женщина закусила губу, но вскрик-стон вырвался наружу, и, обхватив себя за дрожащие плечи, она опустилась на палубу, теряя сознание.
Каким именем его крестили, он и сам не знал. Ферье звал его «Ухо», а госпожа Коломба вообще не называла по имени.
От ран, полученных в ту страшную ночь, он должен был умереть, но жизнь сидела в нем крепко, словно пришитая. Он стучал зубами в ознобе, метался в горячке, стонал и бредил, но жил, раз за разом побеждая боль и слабость, и, постепенно, жизнь брала верх.
Он лежал на неудобной койке, подвешенной к потолку в каморке без окон, которую, видимо, использовали как кладовку. Воздух здесь был тяжелым и густым. Он часто облизывал сухие губы, страдая от жажды и пытаясь совладеть с непослушным телом. Потом приходил толстый добродушный человек с необъятным животом и короткими, ловкими пальцами осторожно снимал повязки. С озабоченным видом нюхал окровавленные тряпки, удовлетворенно хмыкал, опять перевязывал и, не говоря ни слова, уходил.
Однажды утром Человек с Отстреленным Ухом проснулся с давно забытым ощущением легкости. Он дышал полной грудью и не испытывал боли. «Ухо» попытался сесть, но от внезапной слабости потемнело в глазах, и он едва не свалился на пол. Стрельнуло в боку, все тело опоясало резкой болью, и на белой повязке возникла красная точка, быстро расползавшаяся липким пятном.
– Не торопись, Ухо, – бормотнул он, вчуже удивляясь своему сиплому голосу. – Не торопись. Все твое будет. Нужно узнать, куда тебя занесло. А! Вот и доктор. Вы ведь доктор?
Вошедший человек серьезно кивнул, разглядывая его так, словно за ночь Ухо обзавелся парочкой рогов.
– Наверно, стоило вас привязать, – изрек он, наконец, – и, пожалуй, я так и сделаю.
– Не стоит. Я уже понял, что мне нельзя шевелиться, – торопливо произнес Человек с Отстреленным Ухом.
Пока доктор менял повязки, он молчал, собираясь с мыслями и подыскивая слова. И одновременно приглядывался к человеку, который колдовал над ним вдумчиво и отстраненно. Доктор был далеко не молод, сед, слегка плешив и толст. Мягкие светлые глаза смотрели из-под густых бровей спокойно и проницательно. Он был далеко не глуп. Вероятно, не был он и жесток, раз избрал такую профессию. Кем приходился ему Перейра? Просто хозяином? Спаси Бог, если другом или родственником… Доктор был его единственной надеждой.
Он быстро закончил перевязку, собрал в миску окровавленные тряпки и двинулся к выходу, ступая спокойно и уверенно, как человек, привыкший к качке.
– Доктор!
Также неторопливо он обернулся.
– Я могу видеть госпожу Коломбу?
Доктор покачал головой.
– Вряд ли это возможно. По крайней мере, в ближайшее время.
– Почему? Тот, кто нас захватил, против моей встречи с госпожой?
Несколько долгих мгновений доктор вглядывался в лицо Человека с Отстреленным Ухом, словно пытался проникнуть в его мысли. Потом вернулся, поставил свою миску на жесткий стул рядом с подвесной койкой и мягко произнес:
– Вы заблуждаетесь. Вас никто не захватывал. И не собирается удерживать здесь силой. Произошло печальное недоразумение, в котором виновны вы сами. Если бы вы не набросились со шпагой на слуг дона Перейры, то не лежали бы сейчас, прикованным к постели, а наслаждались бы прекрасным обедом с отличным вином в каюте капитана.
– Значит, я не пленник? – уточнил Человек с Отстреленным Ухом.
– Ни в коем случае. Дон Перейра – не бандит. Он законопослушный подданный короля Филиппа и примерный сын нашей матери-церкви. Вы – пленник только своего недуга.
Ухо хмыкнул. Он не поверил ни одному слову, но уточнять не стал, решив, что время еще будет.
– Отчего мне нельзя видеть госпожу? – спросил он.
– Оттого, что она больна, – просто ответил доктор, и в его низком голосе проскользнула тревога. – Она была сильно потрясена, простудилась в дороге, долго кашляла и сейчас слегла.
В этих словах, в безликом, отстраненном сочувствии было что-то настолько гнетущее, что Ухо ощутил холод. И быстро спросил, пытаясь удержать взгляд светлых глаз.
– Она ведь поправится?
– На все воля Господа, – доктор пожал плечами, – ну и немного, совсем немного, моя. Думаю, что на этот раз она встанет. Не знаю, насколько скоро, но, поверьте, дон Перейра желает этого так же сильно, как и вы. Госпожа графиня – его невеста.
Если бы под низким потолком кладовки прогремел грозовой разряд, он не смог бы встряхнуть Ухо сильнее.
– Невеста? – повторил он, всматриваясь в мягкое лицо доктора. – Вы, я надеюсь, шутите?
Ответом ему был такой же пристальный удивленный взгляд. Доктор сделал еще шаг, не глядя, подвинул второй стул и сел рядом с койкой раненого.
– Вы удивлены? Даже возмущены? Но чем? Госпожа Коломба сказала, что вы – ее слуга, но по вашим вопросам и вашему тону я понял, что вы – больше, чем слуга. Кто вы? Как вас зовут? И что вы имеете против брака двух одиноких людей, дворян и католиков?
Ухо невольно фыркнул.
– Простите, доктор, но вы произнесли это так, словно и вправду нет ничего особенного в том, что жених – дворянин и католик – подкупает банду грабителей и конокрадов, чтоб сосватать себе невесту – католичку и дворянку. И делает это темной ночью, расстреляв из пистолетов сторожевых собак и выломав двери.
– Что вы несете? – привстал доктор.
– А вы этого не знали?
– Я вам не верю, – проговорил доктор после продолжительного молчания.
– Разумеется. Ведь я всего лишь слуга. Но если те же слова вам повторит госпожа Коломба, дворянка и католичка? А она их повторит. Она не умеет лгать.
– Зачем вы все это говорите? – с несчастным видом спросил доктор. – Вы что-то хотите от меня?
– Пока немного, – ответил Ухо и легко улыбнулся, – будьте рядом с госпожой, успокойте ее, станьте ей другом. Ей нужна ваша помощь. И постарайтесь понять, кто такой дон Перейра. Он – скверный человек. И не слишком хороший католик.
Доктор слушал отстраненно, но с последними словами Уха вскинул голову.
– Это обвинение, по меньшей мере…
– Справедливо, – закончил Ухо. – Подумайте сами, разве примерный сын нашей матери-церкви станет силой тащить под венец женщину, уже обещавшую себя Богу?
Доктор промолчал. Ничего не добавил и Ухо, хотя его так и подмывало задать еще один вопрос. Если он не пленник, почему его запирают снаружи?
Быстрое прикосновение к плечу выдернуло из плена воспоминаний ту, что ныне отзывалась на имя Франческа. Она испуганно обернулась, но, увидев, кто нарушил ее уединение, вздохнула с явным облегчением.
Матроса, который так дерзко потревожил гостью дона Анхиле, можно было спутать с испанцем лишь темной ночью, да и то сослепу. Светлая кожа, крупные черты лица, седые волосы, старательно запрятанные под темную косынку так, чтобы скрыть левое ухо. А точнее – его отсутствие.
– Тебе удалось что-нибудь узнать? – шепотом спросила Коломба, нервно оглядываясь.
– Только то, что мы знали и раньше. Хуан де Вальдоро действительно погиб. Но не во время схватки с флибустьерами. Его убила женщина! Англичанка. Вероятно, его способ ухаживания показался ей слишком грубым.
Матрос дернул уголком губ. У него это означало улыбку.
– Она еретичка и совершила смертный грех, но я готова назвать ее сестрой, – проговорила Коломба, – если, конечно, она не сочтет это оскорблением.
– Она мертва.
Человек с Отстреленным Ухом (его настоящего имени она так и не узнала) произнес это бесцветным голосом, но Коломба вздрогнула.
– Как это случилось?