му, что на козлах никого не было. Немногословный сопровождающий распахнул перед ней дверцу кареты и подал руку, помогая взобраться в высокий, и довольно-таки неудобный экипаж. Едва она разместилась на жестком сидении, он захлопнул дверцу и через мгновение стукнули копыта, карета дернулась и куда-то двинулась.
Ехали достаточно долго. Куда? Она не имела ни малейшего понятия. Окна в карете были занавешены плотными шторками. Пару раз она их отодвинула, чтобы хоть как-то сориентироваться, но быстро опустила снова, и в полуобморочном состоянии откинулась на деревянную спинку. В неверном свете умирающего месяца она увидела аккуратный ряд приземистых зданий, каменных, с узкими окнами, закрытыми глухими ставнями, толстые решетки оград, круглые арки и тонкий шпиль какого-то культового сооружения, и низкий горбатый мостик через какую-то канаву. Ничего общего с ее родным городом.
Вдобавок, в карете укачивало.
– Ну и как?
– Блаженство, – промурлыкала она, медленно скользя ладонями по голым плечам. Вода была восхитительно горячей, замечательно мокрой и обалденно чистой.
– Подлить еще горячей?
– Да нет, хватит. Иначе я в вареную рыбку превращусь.
– В рыбку не надо, – улыбнулся Джаспер, – рыбки – существа молчаливые, а тебе говорить нужно.
– Говорить? Я плохо говорю?
– Хорошо говоришь. Только немного не так, как у нас. Так в Лондоне говорят. В Оксфорде. Здесь север. Ты должна говорить так, словно здесь родилась и всю жизнь прожила. И времени у нас мало.
– Мало – это сколько?
– Не знаю… Так что нужно торопиться.
Большую лохань, которую ученик доктора назвал ванной, он сам принес на второй этаж небольшого домика, сам нагрел воды. И выдал ей большую банку какой-то вонючей мази, от вшей. А еще целомудренно прикрыл ее вместе с лоханью большой простыней.
Они оказались ровесниками. Джаспер точно так же рано потерял отца, был вынужден пробиваться в жизни сам. Доктор Уиллмор взял его в ученики.
– Правда, учиться у него особо нечему, – делился Джаспер, – умеет только кровь пускать да клизмы ставить.
– Как же он лечит? – удивилась гостья.
– А так и лечит: если пациент выживет, принимает гонорар с улыбкой. А если умрет, то с выражением неизбывной скорби на благородном лице.
– А ты циничен, – заметила она.
– Как все лекари. Когда делаешь вскрытие и вынимаешь из распотрошенного тела шесть ярдов кишок, полных дерьма, довольно трудно продолжать верить, что человек создан по образу и подобию Господа.
– Ну, существует еще версия, что человек произошел от обезьяны путем эволюции, – неосторожно брякнула она.
К ее удивлению, Джаспер задумчиво покивал, скорее соглашаясь, чем возражая.
– Да, в этом определенно, есть что-то правильное.
– Я думала, что за такие высказывания здесь казнят.
Джаспер снисходительно улыбнулся:
– В Англии вешают только убийц, воров и пиратов. Думать и говорить можно все что угодно. Главное – ничего не делать.
– Но как же ты собираешься выучиться на доктора, если твой учитель – полный профан?
– Профан. Но у него есть хорошие книги. И время от времени он дает мне их почитать.
Джаспер мечтал заработать денег и отправиться учиться в Германию, в самый лучший университет мира.
В камине потрескивали поленья, их красноватый, пляшущий свет разгонял предутренний мрак. Экономя деньги, которых было совсем немного, Джаспер не зажигал свечей. За единственным окном, узким, похожим на бойницу и сейчас закрытым плотными ставнями, просыпался портовый город Бультон, Англия… семнадцатый век. Поверить в это было трудно. Но не верить собственным глазам, ушам и прочим органам чисто вымытого тела – еще труднее.
– Ты хоть что-нибудь помнишь из своего прошлого?
Девушка покачала головой:
– Почти ничего…
С молодым учеником лекаря было очень легко, почти как со старым приятелем, но девушка все же остереглась обрушивать на парня сногсшибательные сведения о том, что она – эмигрантка во времени. Сославшись на ушиб головы, она довольно убедительно разыграла сцену амнезии: ничего не помню, ничего не знаю, ах как кружится голова … Джаспер внимательно осмотрел ее зрачки и поверил. Возможно потому, что голова и в самом деле кружилась, да и подташнивало. Видимо, сотрясение мозга все-таки имело место быть. Ну что ж, Слава сотрясению!
– Имя-то хоть свое помнишь?
– Имя?.. Да, имя помню. Меня зовут…
– Ты уж лучше и его забудь, вместе со всем остальным, – посоветовал Джаспер, – зовут тебя Ирис. Ирис Нортон. Ты – самая богатая наследница севера Британии. Твой отец – Альфред Нортон, владелец нескольких торговых кораблей и мануфактур. После отмены налога на ситцы стал очень богатым человеком. Мать звали Энни. Она умерла пятнадцать лет назад от Черной оспы… все же удивительно, что оспа не тронула тебя. Может быть, ты когда-то переболела? Но следов нет… Подруг у тебя почти нет. Отец часто брал тебя с собой в плавания, так что здесь ты не успела ни с кем подружиться. Разве что с дочкой судьи Бэрта, кажется, Кэти. За прошлую неделю эта шустрая мисс раз тридцать спрашивала о твоем здоровье. Насколько я знаю, ты пока еще не помолвлена, так что в ближайшее время замужество тебе не грозит.
– И то – хлеб, – фыркнула девушка. Она старательно запоминала все, что говорил ей Джаспер, так, словно примеряла на себя новую роль, вживаясь в другого человека, в его особенности характера, привычки, прикладывала к себе чужую жизнь, соображая, как «сядет». Но душу все равно грыз червячок сомнения.
– А что же будет с ней? С настоящей Ирис Нортон?
– Она умрет. В ближайшие дни или даже часы, – Джаспер присел на стул рядом с лоханью, внимательно глядя в глаза своей гостье и сообщнице, – если бы можно было что-то сделать, я бы сделал. К сожалению, ей уже ничем не помочь. Но ведь это же не повод, чтобы не помочь тебе? Ну и себе тоже…
– Вот как?
– Именно так.
– Мне кажется, что я краду чужую жизнь.
– Ты дашь смысл жизни и счастье хорошему человеку, который все последние дни сходит с ума. У него будет дочь, у тебя – отец, дом и будущее. Что в этом плохого?
– Не люблю обманывать.
– А как же ложь во спасение?
Девушка опустила голову.
– Я замерзла, – сказала она.
Джаспер осторожно снял простынь, держа ее между собой и девушкой и, едва она выбралась, закутал ее по самый нос. Да так ловко, что даже не прикоснулся к ее телу.
– Иди к камину, грейся. И подумай вот о чем: у тебя ничего нет. Ни денег, ни друзей, ни дома. Чем ты будешь зарабатывать на жизнь? Может быть, конечно, тебе удастся устроиться в гувернантки. Ты знаешь французский язык?
– Нет… моим вторым был испанский.
– Ну, здесь это никому не нужно. На клавесине играть умеешь? Рисовать? Преподавать манеры, этикет?
– Шутишь?
– Ну вот видишь, – ее спаситель безнадежно развел руками, – ты ничего не умеешь…
– Я умею танцевать, – вдруг перебила его будущая Ирис. Ей от чего-то стало не по себе. Ну, как это она ничего не умеет – стыдно.
– Да, – протянул Джаспер, приподнимая брови. – Покажи.
– Ха. Щас, – она фыркнула, поудобнее подобрала широкую простыню и изобразила дискотечный денс.
Она так забавно прыгала и скакала, одной рукой прижимая грудь, а другой выводя волны, что Джаспер не смог удержаться от смеха.
– Хватит. Прошу тебя… ха-ха… это смешно… уф, и никуда не годиться.
Она оборвала музыку в своей голове и унца-унца остановилась.
– Что? Не очень? – девушка мотнула головой, откидывая мокрые волосы с лица.
– Интересно где тебя так научили… мм, кривляться?
– Чтобы ты понимал, – она резко крутанулась на пятках, демонстративно отворачиваясь от собеседника.
– Ну и куда ты пойдешь, с такими умениями? – Джаспер унял смех и вновь стал серьезным. – В уличный балаган? В дом мамаши Ренарс?
– Это кто еще такая?
– Тебе лучше не знать. Хотя если не хочешь быть Ирис, я могу тебе объяснить…
– Я поняла. Не надо.
– Еще можно на мануфактуру к тому же Нортону? Чтобы через пять лет умереть от чахотки в той же больнице для бедных, из которой я тебя вытащил? И какой смысл в этом подвиге?
Новоявленная Ирис Нортон, самая богатая наследница и прочее опустила голову. Смысла и впрямь не было.
– Пошли к огню, – Джаспер прервал свои нравоучения, заметив, как задрожали ее губы. – Иди, я принесу тебе одежду.
Девушка вскинула веки.
– Чистую одежду… – повторил он.
Она повиновалась и прошлепала еще мокрыми ногами к камину. Девушка умастилась на старом протертом кресле и зябко поджала ноги. От огня шло чертовски приятное тепло. Камин почти не дымил…
Джаспер вскоре вернулся. Он деликатно положил ей на колени платье.
– Не новое конечно… но вскоре у тебя будет наряд достойный наследницы Нортонов.
Она поблагодарила его кивком головы, и Джаспер, соблюдая приличия, вышел, давая ей возможность переодеться.
– Готово, – громко позвала девушка, закончив облачение.
Платье пришлось ей в пору. Совсем простое, наверное, именно такое носили тут простолюдинки. Так или примерно так подумалось новоявленной Ирис.
– Продолжим, – сказал неумолимый Джаспер. Он прошел к камину и устроился на табурете. – Ты побывала почти во всей Европе, в Италии даже жила, у вас там шикарная вилла на побережье. Была в Индии. У тебя много друзей среди моряков с отцовских кораблей, все они любят тебя, как собственную дочь.
– Постой, но как же… я ведь никого из них не знаю в лицо, – испугалась девушка.
– И не надо. Я предупрежу твоего отца, что сильная лихорадка, похоже, повлияла на твой мозг, и ты не узнаешь людей. Кстати, будешь надевать платок, так больше не завязывай.
– А как? – удивилась девушка.
– Я покажу.
К «родному» дому они подъехали в четыре часа утра. Осторожно, словно пробирались по территории, занятой врагом. Экипаж оставили у высокой ограды, довольно далеко от самого дома. Джаспер нашел едва заметную в сумерках калитку и, к удивлению девушки, отпер ее своим ключом. Она решила не уточнять, откуда ключ у скромного ученика лекаря. Мало ли? Может быть, у него здесь невеста. Похоже, они оказались где-то на задах особняка Нортонов. Из под ног, круто вверх уходила тропинка, обсаженная ровно постриженным боярышником и уже через несколько шагов разворачивалась широкой гравиевой террасой, первой из трех. Терраса была обнесена низеньким заборчиком, а по всему периметру в огромных вазонах, украшенных лепниной, темнели можжевельники, и еще какие-то голые кусты. Дом был выстроен на вершине холма, и, задрав голову вверх, девушка разглядела лишь крутую крышу с высоченной каминной трубой. Если судить по крыше, то дом был очень большим.