Наутро с Кимберли все было в порядке – пока она не вспомнила о кровожадном пришельце. Девочка испуганно застыла на месте. Окна были повсюду, и чудовище могло притаиться за каждым из них!
Неимоверным усилием воли Кимберли заставила себя выйти из дома и сесть в школьный автобус. В автобусе ей полегчало: во-первых, он не стоял на месте, а во-вторых, окна были приподняты над землей. И все было нормально, пока до нее не дошло, что чудовище могло быть на крыше. В школе девочка все время дергалась и старалась не смотреть в окна.
На перемене перед последним уроком Люк, приятель Кимберли, предложил ей пройти тест на зрительное восприятие.
– А что за тест?
– Прикольный тест, правда. Для того чтобы выяснить, на что больше направлено твое зрение: на восприятие движения или на восприятие цвета.
Кимберли с радостью схватилась за эту возможность отвлечься и не думать об инопланетном чудовище. Она пересела за парту Люка.
Люк вручил ей свой КПК:
– Смотри на картинку. Смотри очень внимательно.
На экране была фотография самой обыкновенной, скучной гостиной с обстановкой, типичной для дома представителей среднего класса.
– Смотри внимательно, только не напрягай глаза. Постарайся расслабиться. Картинка будет меняться, но очень медленно. Мебель может чуть сдвинуться. Или диван поменяет оттенок цвета. Если заметишь, как что-то сдвинулось… или какие-то изменения формы и цвета… сразу же говори.
И Кимберли стала смотреть на экран. У нее даже почти получилось расслабиться – в первый раз после вчерашнего фильма ужасов. Она смотрела на картинку и думала о том, что эта комната очень похожа на их гостиную. Она представляла себя в этой комнате, где так спокойно, уютно и безопасно. А потом на экране возникло лицо разъяренного вампира, скалящего окровавленные клыки. Вампира с глазами, горящими жаждой крови.
С Кимберли снова случилась истерика. Все вокруг растерялись и не знали, что делать. Наконец учителю физики – с помощью двух старшеклассников – удалось дотащить Кимберли до кабинета врача. Там ее заставили подписать целую пачку документов об отказе от всяческих претензий и предъявить доказательства, что родители полностью оплатили ее медицинскую страховку, и только потом врач вколол ей неслабую дозу дилаудида. Девочка более или менее успокоилась. Но исключительно потому, что в кабинете врача не было окон, и здесь она себя чувствовала в относительной безопасности – но обмирала от страха при одной только мысли, что уже совсем скоро ей придется выйти отсюда, пройти по длинному коридору с огромными окнами, выйти на улицу, сесть в машину, где тоже есть окна (учитель позвонил маме Кимберли, и та обещала приехать за дочкой), и вернуться домой. В дом с двадцатью семью окнами, одной печной трубой и тремя вентиляционными отверстиями.
Дорога домой стала для девочки настоящей психологической травмой. Дома Кимберли не отходила от мамы вообще ни на шаг. Ей было страшно остаться одной даже на пару секунд.
Вечером родители попытались с ней поговорить, но чем больше они приводили разумных доводов, тем сильнее тревожилась Кимберли. Она никак не могла заснуть. В два часа ночи родители дали ей оставшиеся восемь миллиграммов валиума и решили дождаться утра и посмотреть, не полегчает ли дочке. Но Кимберли не полегчало. Даже наоборот. Утром все было еще хуже: отходняк после валиума лишь увеличил ее нервозность, подстегнув возбуждение нейронов головного мозга. Дрожа как осиновый лист, Кимберли забралась в бельевой шкаф и закрыла дверцу.
– Черт, ее надо срочно везти к врачу, – сказал папа. – Сможешь взять выходной?
– Сегодня – никак, – отозвалась мама. – Сегодня у нас ежегодная корпоративная пьянка по случаю закрытия зимнего сезона продаж. Ты сам сможешь ее отвезти?
– Да, конечно. Давай, малыш, – сказал папа, постучав в дверцу шкафа. – Выходи, одевайся, и поедем к врачу. Он уж точно сумеет прогнать твои страхи.
В машине Кимберли сидела, скорчившись на полу между приборной доской и передним сиденьем. Всю дорогу до клиники папа дергался, опасаясь, что его оштрафуют за нарушение правила перевозки пассажиров.
В клинике их принял доктор Мальборо, который почти мгновенно определил проблему.
– Успокоительные не помогут, – заявил он. – И ничто не поможет. Панический страх закрепился в стойкую фобию, и это уже на всю жизнь. Будем надеяться, что со временем страх потеряет свою остроту, и девочка научится с ним справляться. Обычно у впечатлительных подростков, травмированных неправильным фильмом, острый период длится около полутора месяцев. Но последствия будут так или иначе сказываться всю жизнь.
– Вы не врач, вы шарлатан, – сказал папа Кимберли.
– Я попросил бы вас выбирать выражения, мистер Келлогс. Всего хорошего.
Кипя от ярости, папа повез Кимберли к другому врачу, про которого говорили, что он запросто выписывает рецепты на любые лекарства. За отдельную плату.
Следующий месяц Кимберли провела словно в тумане. Когда таблетки закончились и родители поехали за новым рецептом, оказалось, что «доктор Пилюлькин» сбежал во Флориду, спасаясь от судебного преследования за неоднократное нарушение врачебной этики, связанное с незаконным получением вознаграждения. У всех остальных врачей в городе рабочий день уже кончился, и Кимберли, оставшись без успокоительных на все выходные, вышла из медикаментозной прострации. И ей опять стало страшно.
Пока девочка пребывала в своем притупляющем чувства тумане, весна успела закончиться. Началось лето. У мамы Кимберли родилась идея:
– А может, поставить тебе раскладушку на улице, во дворе? Будешь спать на открытом воздухе. Где нет окон.
Это была неплохая мысль. В ту ночь Кимберли спала на заднем дворе, прямо посередине между домом и изгородью.
– Ты у меня прямо Эйнштейн, – сказал папа маме. – Смотри, как все замечательно получилось. А то, правда, нельзя же всю жизнь просидеть на таблетках!
На улице, где был полный круговой обзор, Кимберли заснула спокойно и быстро. Проснувшись наутро, она сперва страшно перепугалась, но потом поняла, где находится, и успокоилась. Так продолжалось весь месяц. Почти все время девочка проводила на улице и заходила в дом только тогда, когда это было совершенно необходимо. Погода стояла прекрасная. И жизнь тоже была прекрасна.
Но однажды утром Кимберли проснулась и увидела, как к ним во двор входят двое мужчин в дорогих деловых костюмах, в каких обычно политики выступают по телевизору. Странные незнакомцы подошли почему-то не к передней, а к боковой входной двери. Они позвонили. Мама открыла дверь и впустила их в дом.
Кимберли на цыпочках подкралась к дому и принялась осторожно заглядывать во все окна, одно за другим. Оказалось, что окна совсем не страшные – если смотреть в них снаружи.
Наконец она добралась до окна гостиной. Там творилось что-то невообразимое. Родители Кимберли встали на колени перед незнакомцами, а те открыли свои черепа, как открывают шкатулку с откидной крышкой. Из открытых черепов вылезли рыхлые желеобразные щупальца, потянулись к родителям Кимберли и обвились вокруг их голов. Секунд через тридцать щупальца убрались обратно, и черепа незнакомцев захлопнулись. Кимберли в ужасе наблюдала за тем, как незнакомцы достали из карманов собачьи ошейники с поводками, надели их на родителей и вывели тех на улицу, где уже собирались другие инопланетяне. И у каждого был поводок, на котором он вел кого-то из жителей соседних домов.
Мне бы очень хотелось, чтобы эта история закончилась так: Кимберли совершила геройский поступок, взяла заряженный папин кольт, хранившийся в тумбочке в спальне родителей, перестреляла всех злобных инопланетян и спасла маму с папой, а заодно и соседей, и все человечество.
Или хотя бы вот так: Кимберли бросилась вслед за родителями, но не смогла их спасти, а сама превратилась в домашнее животное инопланетных пришельцев.
Однако на самом деле все было так. Кимберли вошла в родительский дом, который теперь принадлежал ей одной. Открыла все окна, чтобы впустить свежий воздух, и запела:
– Теперь он мой, он весь мой! Только мой!
ДИАНА
История Жюльена нашла живой отклик в моей душе, потому что когда я была совсем маленькой, мы с родителями однажды отдыхали за городом и жили в бревенчатой избушке в лесу. Окна избушки были затянуты проволочной сеткой, и я помню, как мне было страшно от этих окон. И от шорохов ночного леса. Эти малоприятные воспоминания естественным образом вылились в раздумья о моих психопатах-родителях, закомплексованных невротиках, с которыми я практически не общаюсь и о которых не люблю говорить. Впрочем, ладно. Мне еще надо было придумать историю, а в голову не приходило вообще ничего. Мы допили остатки вина из открытой бутылки и закусили засохшим лимонным печеньем, обнаруженным в глубине буфета. Потом у нас был небольшой перерыв на «сходить в туалет», а потом мы все снова собрались в освещенной свечами гостиной.
– Серж…
– Да, Диана?
– Возвращаясь к вопросу, который уже задавали раньше: почему это так сложно – придумать историю, когда тебя об этом просят? Хотя мы всю жизнь только и делаем, что сочиняем истории.
– В каком смысле?
– В смысле, конкретно сейчас, когда я задаю тебе свой вопрос, это мгновение становится эпизодом из истории моей Жизни. И не только моей, а всех нас. Всех, кто при этом присутствует. Я могла бы взять нож и устроить резню. Или прыгать по комнате, изображая пасхального зайца…
– Но ты ничего такого не делаешь, – сказал Серж.
– О том и речь. И мне действительно хочется разобраться, почему большинство из нас, когда сочиняют историю своей жизни, выбирают такие скучные, неинтересные сюжеты. Неужели так сложно переключить передачу и сказать себе: «Знаешь, что? Вместо того чтобы придумывать всякие вымышленные истории, ты бы лучше придумал, как сделать интереснее свою жизнь».
Зак сказал:
– А действительно, почему? Почему, вместо того чтобы затеять чего-нибудь этакое вроде сезона серийных убийств, мы сидим дома и бродим по порносайтам?