– Мы отключили посадочные огни и зажгли обманки. Специально, чтобы он упал.
И тут мы взбесились. В смысле… nique ta mere/Зак заорал:
– Вы что, охренели?! Вы специально устроили аварию?!
– А тебе что за дело?
– Что .мне за дело?! У вас, вообще, как с головой?! Вы что, дебилы?!
Индейцы подошли ближе, вплотную к Заку. Тот, который постарше, сказал:
– Вас пустили на остров только из-за пчел. Так что ты не ори.
Хайда, который помладше, подобрал с земли верхнюю половину разорванного пополам чемодана и принялся изображать, как будто играет на гитаре. Зак набросился на него и повалил на землю. Все принялись кричать. Ардж и Сэм оттащили взбешенного Зака от упавшего индейца.
Лицо Зака было багровым.
– Вы хоть понимаете, что вы делаете?!
Индеец, который помладше, поднялся с земли, отряхнулся и сказал:
– Мы понимаем. И делаем то, что считаем нужным, чтобы защитить свое племя. Все, вопрос исчерпан.
Хайда сели в свой грузовичок и уехали. Я смотрел им вслед чуть ли не в восхищении. Они превратили реальный мир в «World of Warcraft», и они были хозяевами в этом мире.
Серж стоял чуть в стороне и курил сигарету за сигаретой. Он подошел к нам и сказал:
– Киносъемочное оборудование… Дорогое, наверное. И все вдребезги. Жалко.
– Ты, блядь, приберег бы свое сочувствие. А то сразу истратишь, и на потом ни хрена не останется, – сказала Диана. И добавила, чуть погодя: – Ребята, я, кажется, обосралась.
– А сколько у нас тут людей… э… сколько трупов? – спросил Серж.
Мы принялись считать: пилот и три пассажира. Их возраст и пол было уже невозможно определить. Зак сказал:
– Это были сотрудники новостной службы Третьего телеканала.
Диана пристально посмотрела на Зака:
– Мне только сейчас пришло в голову… Это ты их сюда пригласил, да?
– Ты о чем, Диана?
– Только не надо тут изображать из себя оскорбленную невинность. Это ты их сюда пригласил. Тебе, блядь, не хватает всемирной славы?! Мальчику хочется в телевизор?! А ведь твой дядя нас предупреждал, что ты попытаешься выкинуть что-то подобное…
– Дядя Джей с вами связался? За моей спиной? Вот мудила!
– Кто тут мудила, это еще вопрос.
– Диана, послушай. Господи… Я не хотел, чтобы все получилось вот так. Да, это я их сюда пригласил. Но если честно, то мне нужны деньги. Нам всем нужны деньги. Я имею в виду не сейчас, а на будущее. И чем это плохо, если мы выступим по телевидению? Пусть о нас знают! Мы не можем жить в здешней Нарнии вечно! И Серж тоже знал, что они прилетят. Он сам выправил им разрешение.
Все посмотрели на Сержа, который только пожал плечами:
– Ну да. Я тоже думаю о будущем. О вашем будущем, между прочим. Вам понадобятся деньги. Я старался для вас.
– А солон в самолете откуда?
– А я что, доктор? – нахмурился Зак. – Я вообще их не ждал так быстро. Я думал, они прилетят через пару недель, не раньше.
Мы не знали, что и думать. Обломки разбившегося самолета уже догорели. Спасать было нечего, смотреть – тоже не на что. Мы поехали домой. За всю дорогу никто не сказал ни слова. Я все думал, откуда хайда узнали, что в самолете был солон. И что было бы, если бы самолет не разбился, и телевизионщики благополучно добрались до нас. Ничего интересного они бы не увидели. Мы же не люди-ромашки, и вокруг нас не вьются пчелы, горя желанием слиться с нами в любовном экстазе.
Мы уселись в гостиной и сразу, почти безо всякого предисловия, принялись рассказывать истории.
Антипризраки
Саманта Толливер
В некотором царстве, в некотором государстве жили люди, чьи души были испорчены, искорежены и выжаты досуха суровой реальностью современного мира. И вот однажды эти несчастные души восстали против подобного обращения и разом покинули тела, в которых они пребывали. А если душа покидает тело, это уже необратимо. То есть обратно она не вернется.
Однако тела, лишившиеся своих душ, продолжали жить как ни в чем не бывало. Они занимались своими обычными делами, а именно проверяли остатки средств на счетах, меняли проволочные сетки на дверях и бегали по магазинам в поисках белых махровых стопроцентно хлопчатобумажных носков. А их души тем временем собирались небольшими компаниями на перекрестках и вели долгие, обстоятельные разговоры, чтобы убедиться, что все, что с ними происходит, происходит на самом деле – и что они не сошли с ума все разом.
– То есть мы теперь призраки?
– Наверное, нет. Призраки – это духи умерших, а наши тела все еще живы.
– Тогда кто мы? Чудовища?
– Нет. Чудовища взаимодействуют с материальным миром. А мы так не можем. Мы просто летаем по воздуху, и проходим сквозь стены, и пребываем в извечной тоске и печали.
– Может, мы нежить?
– Нет. Хотя мы действительно не живые, но мы и не мертвые.
Души чувствовали себя неприкаянными и потерянными. Как домашние питомцы, пережившие разрушительный ураган, после которого у них не осталось ни домов, ни хозяев. Мир остался таким же, как был. Жизнь продолжалась. Но она продолжалась уже без них – мимо них. Они могли наблюдать, но уже не могли участвовать. Души видели, как стареют тела, в которых они пребывали раньше. Видели и ужасались тому, как это жестоко и страшно – стареть в современном мире, когда все вокруг вроде бы остается свежим и молодым.
Души никак не могли понять, почему их не отправили в рай, или в ад, или куда-то еще. Почему они так и остались здесь, в этом мире, где у них не было ничего, кроме бесконечного перемещения в пространстве. Перемещения, которое даже не назовешь полетом, потому что полет – это радость и легкость, а радости не было. Легкости – тоже. Хотя души сами покинули тела в знак протеста, они скучали по брошенным телам, как родители скучают по выросшим детям, у которых давно своя жизнь.
И в какой-то момент души так разозлились на свою несчастную судьбу, что не придумали ничего лучше, как обрушить всю злость на мир, и – вот сюрприз! – оказалось, что всякое действие, заключавшее в себе заряд ярости, приносит вполне ощутимые реальные результаты. Как бы сама собой падала и разбивалась посуда, хлопали двери, вылетали оконные стекла, портились данные на жестких дисках компьютеров, взрывались лампочки в осветительных приборах.
Души вновь получили возможность взаимодействовать с миром живых.
Душам это понравилось. С каждым днем их способности к взаимодействию становились все лучше и лучше. Теперь души могли глушить двигатели в автомобилях и включать сирены пожарной тревоги. Делать так, чтобы у людей подгорала еда и скисало молоко. Выводить из строя аппаратуру на космических спутниках и превращать пресную воду в соленую. Они научились использовать грозовое электричество, чтобы устраивать лесные пожары. Они узнали, что ярость – это красиво. Что у них остался единственный путь к созиданию: путь разрушения. Что единственный способ вернуться в реальный мир – это пробиться в реальность с боем.
И они принялись крушить все, что могли сокрушить. Это была настоящая война, но война без противника. Свою ярость они превратили в искусство. Души больше не рефлексировали на тему, достойны ли они своих бывших тел. Теперь они ставили вопрос иначе: достойны ли бывшие тела своих душ?
Это был не конец света. Но все же это было начало болезней и великих скорбей.
Человек, который любил одиночество – и очень любил читать
Жюльен Пикар
Жил-был человек, который любил одиночество. И еще он любил читать книги. Его звали Жак, и жил он в Америке, в предместье большого города – в окружении сотни пустынных торговых центров и миллиона людей, страдавших болезненным ожирением. Жак любил читать книги, потому что, читая, он отдыхал душой. И еще потому, что когда он читал, он себя чувствовал личностью, живым человеком, а не столбиком в статистической таблице маркетингового исследования и не галочкой в бланке переписи населения.
Днем Жак, как правило, спал. Потому что не мог выносить шума, производимого многочисленными соседями. Грохот автомобилей, рев «пылесосов», которыми сдувают опавшие листья, вопли детей – почему обязательно нужно орать и греметь?! Почему обязательно нужно, чтобы вас слышала вся округа ?! Почему нельзя делать все тихо ?! Прекратите шуметь!Дайте человеку покоя!
Жака раздражал не столько шум сам по себе – хотя и шум тоже, чего уж лукавить? – сколько мысль о людях, этот шум производивших. О людях, которые существовали так близко, что ему никак не удавалось почувствовать себя в одиночестве. Ему постоянно казалось, что рядом всегда кто-то есть.
Чтобы хоть как-то примириться с жизнью, Жак работал – и читал – по ночам, когда соседи не стригли лужайки своими ревущими газонокосилками, когда прекращались работы на стройках, и на улицах не было автомобилей с их пронзительными гудками. Он пытался поселиться в деревне, но оказалось, что и там нет спасения от шума: вечно лающие собаки (Господи, и как им не надоедает все время лаять ?!), сельскохозяйственные машины, аварийные генераторы, бензопилы и трактора-внедорожники.
Жак уже и не знал, что ему делать.
А потом он нашел объявление в Интернете: «Требуется человек для работы смотрителем маяка». Жак ухватился за эту работу – и поначалу все было волшебно. Лучше и не придумаешь! Никаких людей! Вообще никаких! Ни единой живой души в радиусе несколько километров! А редкие крики олушей и чаек – это, в общем, терпимо. Это он как-нибудь переживет. Тем более что предыдущий смотритель не прикармливал птиц. Жак обрел долгожданный покой и решил, что в мире все-таки есть совершенство. Но счастье было недолгим. Жак начал слышать плеск волн. Да, волны бились о скалы: так было уже миллиарды лет – и будет еще миллиарды лет. Постепенно этот беспрестанный шуршащий плеск начал действовать Жаку на нервы. Жак не мог отгородиться от этого шума, не мог его не замечать. Звук был везде. Это было в десятки раз хуже, чем вопли соседских детей, скачущих на батуте в саду, или рев тракторов, забуксовавших в грязи.
В конце концов Жак позвонил своему нанимателю и сообщил, что, к сожалению, он вынужден отказаться от этой работы. Жаку действительно было грустно, поскольку сие означало, что ему вновь предстоит мучиться и страдать от присутствия в его жизни других людей, которые раздражали его одним только фактом своего существования.