Поколение Икс — страница extra из 35

*** ПОКОЛЕНИЕ ИКС ***

От редакции

Каждое новое поколение вырастает в меняющемся мире и поэтому отличается от предыдущих. В те исторические периоды, когда мир меняется быстро, молодежь становится особенно не похожей на своих отцов. И тогда начинают говорить о поколении-загадке, о поколении Икс. Так было в 60-е, когда впервые появился этот термин, так произошло и в 90-е, когда с легкой руки молодого канадского писателя Дугласа Коупленда этот термин вновь стал гулять по свету.

Загадку коуплендовского поколения Икс мы предложили решить трем критикам, по возрасту принадлежащим к этому поколению или совсем недалеко от него ушедшим. И оказалось, что проблема выходит далеко за рамки традиционного конфликта отцов и детей. Роман Коупленда не просто свидетельствует о мироощущении молодого поколения, но и дает повод говорить о том, что все мы -независимо от возраста – оказываемся перед лицом нового культурно-исторического перелома. И если нам удастся найти значение А, это поможет адаптироваться к переменам.

СЕРГЕЙ КУЗНЕЦОВПЕВЦЫ НЕИЗВЕСТНОГО ПОКОЛЕНИЯ

Одним из основных механизмов культуры является заимствование, пусть даже и осуществляемое по принципу испорченного телефона. К России – в силу ее диалектической принадлежности к удаленности от западной цивилизации – это применимо в большей степени, чем ко многим другим странам. Несколько огрубляя, можно сказать, что христианство пришло из Византии, коммунизм – из Германии; постмодернизм – из Франции и США. Особенностью последних лет является то, что заимствование часто носит вызывающе поверхностный характер – заимствуется слово, а наполнение подбирается свое. Каждый раз на подобную смысловую замену есть свои причины, и ниже мы попытаемся понять, что определило русскую судьбу одного из таких терминов, Речь пойдет, как читатель, вероятно, уже догадался, о поколении Икс.

На русской почве термин прижился во многом благодаря глянцевым молодежным журналам – Птючу и в особенности ОМу (где, кажется, впервые и был опубликован на русском языке Коупленд). Первый номер этого журнала(1995) открывался статьей главного редактора Игоря Григорьева, в которой он писал о том, что хочет сформировать при помощи своего журнала образ русского иксера. Теперь, прочитав роман Коупленда, смотреть на Григорьева (золотая цепь на шее, дорогие шмотки, нервная пластика) будет еще веселее.

Результатом подобной пропаганды иксерства стало то, что в России сегодня, наверное, уже никто не может точно ответить на вопрос, что значит интересующее нас выражение. В зависимости от осведомленности и фантазии спрошенного вам сообщат, что иксеры родились в конце шестидесятых или в начале семидесятых, нигде не работают, любят компьютеры, природу, экстази, конструкторы Лего, junk food, техно-рагtу, журналы – смотри выше – Птюч и ОМ, ботинки Dг. Магtеns и цветные джинсы Diesel. Впрочем, все, наверное, сойдутся на том, что иксерство – это такая модная американская вещь.

Тем интересней теперь узнать, что экспортированный из Америки термин был введен в обиход не американцем, а канадцем К слову сказать, это далеко не единственный подобный случай – последние двадцать лет Канада исправно поставляет творцов суперкультовых направлений: помимо Коупленда, можно назвать классика киберпанка Уильяма Гибсона, создателя фильма Автокатастрофа Дэвида Кроненберга и создательницу фильма Kissed Лин Стопкевич.. Более того – канадцем, к которому многое из вышеперечисленного трудно отнести.

Дуглас Коупленд родился в 1961 году на базе НАТО в Германии, однако большую часть детства-отрочества-юности провел в Ванкувере, где и окончил Колледж искусства и дизайна. Про искусство и дизайн разговор будет особый, а пока отметим, что еще до того, как мировая слава певца нового поколения настигла его в начале девяностых, Коупленд приобрел локальную известность как скульптор. Не желая ограничиваться гуманитарным образованием, он окончил в Японии бизнес-школу, впрочем, бизнесом по-настоящему так и не занялся, предпочтя скульптуру и журналистику. Именно из последней и выросло в 1991 году произведение под названием Поколение Икс – по просьбе редактора издательства St. Martin's Press Коупленд отправился в Калифорнию писать книгу о двадцати-с-хвостиком-летних и в результате получился роман о трех молодых людях, живущих в пустыне около Палм-Спрингс, навещающих на Рождество родителей и рассказывающих друг другу (и читателю) различные байки. Бойкий слог, приятная фрагментарность повествования, представляющего собой коллаж баек и рассуждений о жизни и общая актуальность темы сразу сделали роман популярным. Коупленда окрестили Сэлинджером нового поколения – впрочем, не совсем точно. Куда вернее было другое сравнение, подтвержденное его последующими книгами, – Том Вулф девяностых. Действительно, несмотря на беллетристическую форму и повествование от первого лица, Поколение Икс – скорее отчет или репортаж, чем исповедь, и только младшие сверстники героев книги в своем юношеском восторге могли этого не заметить. очно так же непонятым большинством читателей остался вынесенный на поля словарь иксеров. Словечки из этого словаря разбрелись сегодня по всему свету, так что нельзя уже ответить, какие из них Коупленд подслушал, а какие придумал сам. Важнее, однако, то, что именно благодаря словарю в дебютный роман тридцатилетнего прозаика входит нелинейность: не только как принцип формальной организации текста (9/10 – в основном поле, 1/10-в словарике на полях), но как важный стилистический прием. Напомню, что идея нелинейности считается одной из важнейших в постмодернистской поэтике – отчасти благодаря художественным текстам Борхеса, Кортасара или Павича, отчасти благодаря работе О грамматологии Жака Деррида, утверждающей нелинейный характер человеческого мышления и праписьма. Впрочем, продумывая структуру своей первой книги, Коупленд вряд ли ориентировался на Хазарский словарь или Сад расходящихся тропок – правомернее было бы возвести примененный им способ организации текста к поэтике газетной или журнальной полосы с ее вставками, боксами и врезами На нелинейные особенности газетного текста, кстати, в 60-е годы обратил внимание еще один культовый соотечественник Коупленда – Маршалл Маклюэн..

Так или иначе, словарь противопоставляет исповедальности основного текста культурологическую интонацию, позволяя читателю (при желании) дистанцироваться от героев. Зачастую то, что подается в речи одного из главных героев, Энди, как выстраданная жизненная позиция, комментируется словарем как инфантильный каприз (например: успехобоязнь – боязнь, что, добившись успеха, ты потеряешь свое я и никто не будет потакать твоим детским прихотям. К декларируемому инфантилизму героев мы, к слову сказать, еще вернемся). Если в основном тексте Энди и его друзья путем отказа от престижной и высокооплачиваемой работы, крупных заработков, бытового комфорта и т.д. ищут свою самотождественность и пытаются обрести самость, то примечания на полях описывают особенности их поведения как часть нового канона, который оставляет не больше места индивидуальности, чем любой другой канон. Загончик для откармливания молодняка меняется на черные норы, а шведская мебель – на архитектурное несварение или японский минимализм.

Именно благодаря словарю Поколение Икс приближается к структуралистским исследованиям 50-70-х, вскрывающим семиотическую значимость повседневной моды, манеры поведения и так далее (во Франции классикой жанра являются Мифологии и Семиотика моды Ролана Барта, а в России – книги Лидии Гинзбург и Александра Зиновьева, не говоря уже о множестве работ профессиональных семиологов из Москвы, Тарту или Вильнюса). Подобные исследования во многом предопределили развившийся в 80-е особый тип мировосприятия: я не могу предохранить себя от воздействия тоталитарных структур (общество, язык, власть и так далее), но могу постоянно осознавать это влияние и делать свободный выбор между моделями поведения, в каждой из которых я равно несвободен. Иными словами, жизнь в мини-социуме пустыни Палм-Спрингс выдвигает столь же строгие требования, сколь и жизнь в мини-социуме офиса, – но герои могут сознательно предпочесть одно другому. И момент настоящей свободы и самости – это именно момент отказа от устоявшегося в пользу нового: не случайно такое количество рассказываемых Энди и его друзьями историй посвящены тому, как кто-то ушел с работы, обхамил шефа, бросил дом, уехал в пустыню или улетел к звездам. Важным – хотя и открытым – вопросом остается то, осознают ли герои Поколения Икс социальную обусловленность их нового образа жизни, или словарик на полях – голос тридцатилетнего канадца, уже преодолевшего свой кризис середины молодости и взирающего на него со стороны.

Впрочем, если мы зададимся этим вопросом применительно ко всему поколению в целом, ответ будет несколько более очевиден: как во всяком поколении, среди иксеров есть люди с разным уровнем рефлексии и, соответственно, полноты понимания происходящего с ними. Высокий уровень рефлексии встречается редко, и для описания поколения как явления культуры и/или истории количество индивидов, обладающих им, несущественно в силу их малочисленности.

Волей-неволей, когда пишешь о Поколении Икс, чувствуешь себя уподобившимся советским критикам 70-х, переводившим разговор о любом новом явлении американской культуры к социально-политической проблематике, борьбе за мир и войне во Вьетнаме. Но что же поделать, если книга Коупленда существует в жестко очерченном контексте, без разговора о котором мы рискуем уподобиться тем ее интерпретаторам, о которых шла речь в самом начале.

Приходится признать, что Поколение Икс существует прежде всего как явление американской (шире – западной) молодежной культуры и может быть понято только в этом контексте. Слово поколение, вынесенное в заглавие романа, симптоматично: книга наполнена многочисленными межпоколенческими разборками и обидами иксеров на лысохвостиков, которые успели пожить до нефтяного кризиса начала 70-х. Между тем нетрудно заметить, что иксеры во многом наследуют хиппи – в ожидании скорого апокалипсиса (вот как кончится мир – еще одна любимая тема для бесед), в горделивом инфантилизме и, главное, в антикорпоративном духе и нежелании пахать на чужого дядю.

Уже я 60-е годы стиляги (Mods) дрались с бритоголовыми (Skins), предпочитавшими другую музыку и другие прически, и в процессе борьбы стали приверженцами противоположных политических течений. Из стиляг а конце 60-х произошли культурно доминирующие в 70-х хиппи, а из бритоголовых – маргинализированная пролетарская субкультура: два различных культурных выхода, через которые могли маршировать колонны людей, принадлежащих к одной и той же возрастной группе. За время же этих маршей обе молодежные культуры породили культурные знаковые системы, которые следующие поколения переняли, переработали и преобразовали.

С.Райнфельд, 1996

Хиппи были первым массовым молодежным движением (битники не идут в счет в силу своей малочисленности), сказавшим твердое нет протестантской этике Работы. Бэби-бумеры (поколение 1946-1960 г.р.), выросшие в обществе изобилия и смотревшие телевизор по шесть часов в день, не собирались горбатиться в поте лица своего, зарабатывая на социальный престиж и дорогой автомобиль, а на хлеб свой насущный можно было заработать без особых усилий. Взамен идеи Труда как Божественного завета пришла идея индивидуального договора с Богом, а взамен корпоративной этики – идея индивидуальной свободы и ответственности.

Нетрудно заметить, что в словарике Коупленда в несколько трансформированном виде присутствуют все эти идеи. Либо хорошая работа, либо жизнь, Макрабство, Яизм – все эти понятия пришли прямиком из 60-х. Можно сказать, что иксеры – дети хиппи не только в биологическом, но и в духовном смысле.

Это, разумеется, позволяет легко объяснить раздражение, которое вызывает у героев книги лысохвостики и их мрачноватымлозунгом на стебной наклейке: Мы транжирим наследство наших детей. Классическая цитата про насмешку горькую обманутого сына над промотавшимся отцом кажется здесь особо уместной. Но на самом деле я уверен, что причина раздражения кроется в другом – шестидесятники потерпели поражение. Они хотели обмануть корпоративную Америку. Они не хотели работать до седьмого пота, не хотели эксплуатировать и быть эксплуатируемыми, а хотели свободы и любви. Но корпоративная Америка обманула их – из шестидесятников получились отличные менеджеры и руководители крупных компаний (говорят, Билл Гейтс – самый богатый человек в мире По данным журнала Форбс, не учитывающим диктаторов и наследников арабских шейхов. Более корректно было бы сказать: самый богатый человек в мире, наживший свои деньги при жизни, а не получивший их по наследству., акула капитализма и глава Майкрософта – был даже учеником великого психоделического гуру Тимоти Лири, что не мешает ему сегодня проводить политику такой жесткой монополизации рынка, которой позавидовал бы и Дж. П. Морган). Вот чего нельзя простить – бумеры продались, не выполнив своей миссии. И более того, они не оставили своим детям возможности повторить их путь – потому что деньги вышли и купить иксеров уже не на что.

Между тем история того, как шестидесятники превратились в яппи, не так проста, как это кажется на первый взгляд. К 1970 году стало очевидно, что Утопия, приближения которой алкали хиппи, задерживается, если не отменяется вовсе. И причины этого были не только внешними – противодействие властей и обывателей, – но и внутренними: дети-цветы все еще оставались детьми, не способными к захвату и удержанию власти. Вот что писал Тимоти Лири о конце прекрасной эпохи: Социальная философия хиппи была романтически непрактичной. Конечно, они не собираются больше работать на ферме Мэгги, но что им делать после веселья всю ночь напролет? Многие нашли укрытие у всяких гуру, другие опять вернулись к новой форме антитехнологической шик-американскости. Городские политические активисты попугайски твердили лозунги европейского социализма или социализма третьего мира, а на самом деле превращали в поп-звезд таких жестоких деятелей тоталитаризма, как Че Гевара и Хо Ши Мин Тимотч Лири. От йиппи к йаппи. Zhurnal.ru, No2 (http://www.zhurnal.ru/2/leary.html)..

Реакцией на кризис начала 70-х и стало возникновение яппи – молодых городских профессионалов, веривших только в себя и противопоставивших корпоративному духу старый добрый американский индивидуализм. Том Вулф назвал их Я-поколение, а Тимоти Лири говорил, что они заключали индивидуальный договор с Богом. Они политически и психологически независимы. Они не идентифицируют себя ни с компанией, ни с союзом, ни с тайной партией. Они не зависят от организационной принадлежности. Они знамениты своей нелояльностью к общественным институтам. Ну что ж, если посмотреть с этой стороны, то можно сказать, что шестидесятники не слишком изменились. Можно даже сказать, что они победили, трансформировав Систему и навязав ей свои ценности – расовую, национальную и сексуальную терпимость.

С другой стороны, подобная победа всегда чревата поражением – возможно. Система изменилась, но и старым, олдовым хиппи пришлось согласиться на работу от зари до зари, использование чужого труда и участие в конкурентной борьбе. Захват власти выродился в правление Клинтона, ознаменовавшееся новой войной с наркотиками, бомбардировками Ирака и идеологией политкорректности, выглядящей как пародия истеблишмента на хипповскую свободу и любовь.

Словно предчувствуя деградацию шестидесятников, в 70-е на авансцену вышли панки. Сердитые, грязные и злые дети рабочих кварталов, они были полной противоположностью миролюбивым и медитативным выходцам из мидл-класса. На смену марихуане и ЛСД пришел героин и амфетамины, и, перекрывая All you need is love, раздалось Fuck this and fuck that / fuck it all and fuck the fucking brat (Sex Pistols). С самого начала панк был спланирован так, чтобы сделать победу невозможной и тем самым защитить себя от всепожирающей Системы. Основатель Sex Pistols и идеолог панка Малькольм Макларен конкретизировал лозунг 68-го Будьте реалистами, требуйте невозможного, объявив, что неудача – лучший успех. Какой бы бешеной популярностью ни пользовались Sex Pistols или Clash, панк никогда не претендовал на власть и переустройство мира. Их требования были невыполнимы, действия – разрушительны, а музыка – непрофессиональна. Это было движение аутсайдеров, желавших оставаться аутсайдерами. Казалось, их нельзя купить.

Сегодня мы знаем, что это не так. В начале 80-х энергия панка была поставлена на службу шоу-бизнесу. Отдельные героические личности, подобные Сьюзи Сиу Siouxie Sioux, начинавшая как панк-певица, лидер группы Siouxie and Banshies, просуществовавшей до 1996 года., отказывающиеся сотрудничать с коммерческим каналом МТВ, не делают погоды: позапрошлогоднее турне Sex Pistols служило тому лучшим подтверждением.

Быть названным – это privilege des поколения, чей родовой знак отметил крестиком его надвигающуюся смерть. Так что печальная для социологов истина заключается в следующем: поколение Икс мертво, и именно потому, что оно – Икс. И живет оно как значащий труп. Социологи и прочие интерпретаторы установят связь этого поколения с переломом 1989 года (или с войной в Персидском заливе, или еще с чем-нибудь), а также – с кампаниями Гринписа в защиту китов и красными бантиками сочувствующих проблеме СПИДа, с утомительной игрой в аполитичность и реполитизированность. Это как им захочется.

С.Райнфельд, 1996

При желании можно сказать, что поколение Икс – типично постмодернистское явление Этому, правда, мешает старательно культивируемый разрыв поколений – вещь, конечно, допустимая в ПМ-чувствительности (почему нет?), но все же несколько дурного тона.. Это нечто, существующее после: после хиппи, после панка и одновременно после яппи и после судебного процесса за право на название Sex Pistols. Слишком молодые, чтобы успеть стать хиппи или панками, иксеры сразу превратились в экс-хиппи, экс-яппи и экс-панков. Богаты мы, едва из колыбели, / Ошибками отцов и поздним их умом.

Все попытки стать неудачниками потерпели неудачу. И тогда поколение Икс придумало новый ход. Чтобы вас не купили, надо, чтобы вы не представляли никакой ценности. У хиппи была созидательная энергия (построение нового мира), у панка – энергия разрушительная. У иксеров энергии не было – и потому они могли надеяться на то, что корпоративная Америка оставит их в покое. Этому способствовало то, что все наиболее заметные формы самовыражения у иксеров были отняты. Sex, drugs and rock-n-roll? Вы имеете в виду пост-СПИДовский секс, в котором эпитет безопасный в равной степени может быть применен к технической (презерватив) и психологической (амортизаторизм В оригинале: safenetism – страховочносеткизм (обратите внимание на первое слово – safe).) стороне? Очень мягкие наркотики, уже доказавшие свою неспособность изменить мир (даже Клинтон курил марихуану… хотя, по его собственному утверждению, и не затягивался)? Полумертвый рок, не породивший за 80-е ни одного сколько-нибудь заметного течения? Не случайно герои романа Коупленда предпочитают немецкий industrial Некоммерческое направление в молодежной музыке 80-90-х. и Velvet Underground Культовая нью-йоркская группа 60-х..

Пожалуй, единственное, что осталось иксерам, – это современное искусство, точнее поп-арт Выражение современное искусство употреблено здесь как термин, отличающий его от искусства традиционного. Автор, разумеется, отдает себе отчет, что поп-арт – явление культуры 50– 60-х годов. Это только подчеркивает преемственность поколений; напомню, что ранний – досекспистопский – панк (Лу Рид и тот же Velvet Underground) тоже группировался вокруг Уорхола.. Речь идет даже не о том, что роман Коупленда был иллюстрирован рисунками в стиле Роя Лихтенштейна, а обобщем способе восприятия мира, в котором газетная и телевизионная реклама, забегаловки быстрого питания, поп-идолы и дизайн бытовой электроники представляют не меньший интерес, чем произведения высокого искусства и вечные вопросы бытия. Одним из символов такого повседневного поп-арта является, конечно, телевидение. Модные, к слову сказать, и в Москве простые забавы типа смотрения Магазина на диване, телереклам или идиотических ток-шоу – то же наслаждение очарованием простых вещей, типа лихтенштейновских комиксов или уорхоловских Джеймсов Динов Отмечу, что, повсеместно пинаемое за имморализм и общую глупость, ТВ уже которое по счету десятилетие оказывается мощнейшим источником, подпитывающим индивида в его нежелании вливаться в общество. Человек, привыкший все получать по нажатию кнопки remote control, вряд ли захочет работать восемь часов на конвейере или в офисе..

Еще ближе к эстетике поп-арта стоит Тама Яновиц – автор, также относимый американской критикой к поколению Икс. Снискавшая славу певицы и хроникера американской богемы, Яновиц успела сподобиться благословения Папы поп-арта Энди Уорхола незадолго до его смерти. Сборник ее рассказов Рабы Нью-Йорка (1986) был удачно экранизирован в 1989 году, да и сегодня она остается заметной фигурой в нью-йоркской тусовке. Сравнительно недавно один из гомосексуальных журналов назвал ее вместе с Мадонной в числе гетеросексуальных женщин, ведущих себя как голубые мужчины, -а в сегодняшней Америке это нешуточный комплимент.

Герои ее рассказов – старшие сверстники коуплендовских Дега, Энди и Клер, в отличие от них живущие не в Палм-Спрингс, а в Нью-Йорке. Жилье в Нью-Йорке не в пример дороже – и это создает в жизни героинь Яновиц тот напряг, которого нет у пустынных отшельников Коупленда. Зато и в той, и в другой книге мы найдем одну и ту же бездомную неприкаянность и один и тот же поп-артовский интерес к мелочам быта. Делать сережки с фигурками Джеймса Бонда, устраивать вечеринку в комнате, где с трудом помещается стол, – все это не только обычные богемные забавы, но и то, что отделяет героев Яновиц и Коупленда от яппи и воротил корпоративного бизнеса.

Книга Яновиц была написана за пять лет до романа Коупленда, и это означает, что по своей сути поколение Икс – феномен не столько 90-х, сколько 80-х годов. Вероятно, то, что иксеры так долго не попадали под пристальное наблюдение, объясняется не только их отмеченной выше незаметностью и малой энергичностью, но и тем, что в 80-е было много других проблем: яппи все активнее захватывали власть, свирепствовал СПИД, падала Берлинская стена и разваливался Восточный блок. Одним словом, иксеров, желавших остаться некупленными, можно поздравить – их, по крайней мере, не замечали очень долго.

Но после выхода книги Коупленда съели и их. В кратчайший срок Сеп X стало настоящей торговой маркой – множество книг, фильмов Наиболее известным фильмом этой волны стала картина Ричарда Линклейтера Slacker (Бездельник)., модных фирм, журналов, газет и интернетовских сайтов стали привязывать себя к поколению Икс. Самого Коупленда сразу после выхода книги пригласили работать в рекламу, обещая любые деньги и условия, – никто лучше вас не знает поколение двадцатилетних! Проявив завидную верность собственным идеям, Коупленд отказался, но не подлежит сомнению, что на его место нашлось много желающих. Одним словом, если за известностью Анны Франк и не стоят чьи-либо финансовые интересы, то за популярностью поколения Икс отчетливо просматриваются большие деньги.

По счастью, когда это случилось, эпоха уже переменилась – время поколения Икс вышло и на смену иксерам пришли рейверы. Во многом эта перемена была аналогична смене хиппи на панков – недаром рейв, как и панк, во многом пришел из рабочих кварталов Англии. Вместо мельком упомянутых у Коупленда травы и магических грибов появились экстази (X как Хtasy?) и сильные психоделики. Стимуляторы и музыка техно привнесли в жизнь младших братьев иксеров ту энергию, которой тем так не хватало. Для передового отряда продвинутой молодежи Коупленд стал выглядеть замшелым ретроградом. Да, я курил траву. Но кокаин, кислота и прочее – для меня слишком круто. Человек, который валит кокаин и кислоту в одну кучу, вообще ничего не понимает в наркотиках.

Новое поколение было готово вслед за Тимоти Лири turn on, tune and drop out (включиться, настроиться и отъехать (англ.)) – лозунг, предложеный профессором Лири для описания психоделического опыта.. У них снова была энергия и готовность изменить если не мир, то свою жизнь.

В России мода на рейв, начавшаяся в 90-х с Гагарин-парти, хронологически предшествовала самому появлению термина поколение Икс. Более того, упомянутые в начале статьи журналы, пропагандировавшие иксерство, были ориентированы на куда более широкий пласт молодежной культуры (за что им нужно, разумеется, сказать спасибо от лица российских подростков, большинство которых именно там впервые прочитало Ирвина Уэлша или Уильяма Гибсона). Впрочем, это и неудивительно: в чисто американском виде поколения Икс в России и не могло быть – а если и было, то только в 80-е, и называлось оно с легкой руки Гребенщикова поколением дворников и сторожей.

Питерские, московские и свердловские художники, музыканты и просто тусовщики, работавшие в режиме сутки через трое в котельных и кочегарках, лифтеры, сторожа и – куда же без них! – дворники аккумулировали в себе все те свойства поколения Икс, которые были унаследованы от хиппи, и – так же, как иксеры, – были в массе своей лишены шестидесятнических амбиций и надежд на переустройство мира. Они были готовы к тому, что придется вечно оставаться андеграундом, и считали, что жизнь дороже денег и карьеры.

Что было дальше, слишком хорошо известно. Мир таки переустроился, деньги появились, карьеры начали делаться, а жизнь, соответственно, кончилась. Возможно, это и есть пророчество о судьбе американского поколения Икс, – однако, как всякая аналогия, сопоставление иксеров с дворниками и сторожами изрядно хромает. Впрочем, чтобы объяснить причины этой хромоты, мне придется вступить на незаконную территорию бездоказательных рассуждений о национальном характере. Потому спешу оговориться, что, скорее всего, то, что видится мне под словами русский национальный характер (понимается как национальный характер живущего в России, а не русского по паспорту), вероятно, вовсе не существует в природе, а следующие несколько абзацев представляют собой бездоказательную спекуляцию, бездоказательность которой только возросла бы, если б она была со всех сторон обставлена цитатами из Бердяева или де Кюстина. Иными словами, каждое из последующих предложений следует начинать с По моему мнению…

По моему мнению, идеология, зафиксированная Коуплендом, не может быть популярна в России, поскольку в ней слишком мало разрушения и саморазрушения. Она, собственно, предлагает оставить все как есть, а самим устраниться, сохраняя при этом полную безопасность. Но кто видел полную безопасность в России?!

В стране, где часть людей так и не выехала из чернобыльской зоны, история с Клэр и радиоактивной (якобы) глиной, которую рассыпали у нее в доме, выглядела бы иначе. Девушка сначала бы долго кричала, дала рассыпавшему в морду, потом предложила всем собрать глину с пола прямо сейчас, а в конце концов махнула бы рукой и осталась жить, как жила. А про радиацию вспминала бы, только открывая бутылку: Столичная очень хороша от стронция.

Впрочем, это вымышленная история. Но, вдохновленный героями Поколения Икс, не могу удержаться, чтобы не рассказать историю подлинную, благо она как раз посвящена любимой теме Коупленда Как я их всех послал…

Ничего до.

Ничего после

Все, что мы

планируем, должно

быть сделано. Если вы

это понимаете,

сожгите это.

Если вы этого не

понимаете,

сожгите это. Мы

настаиваем на вашей свободе.

Другого шанса не

будет.

Единственная

разгадка вашей

загадки –

признать

отсутствие

разгадки.

«Лайбах», 1992

Один уже не очень молодой человек, несколько лет проработавший в академическом институте, решил уволиться и пойти работать на фирму, поскольку денег нет, зарплату не платят, а детей надо кормить. Собирая на старом месте работы документы, он жаловался своим коллегам, до чего противный у него новый начальник: Жирный, мерзкий, щеки – во, складки, как у бульдога, – гадость! Но, тем не менее, документы собрал и уволился.

Через неделю заявляется он обратно и говорит, что снова устраивается на работу в институт. Что случилось? – интересуются коллеги. Да, понимаете, хожу я на работу один день, хожу второй. Начальник мерзкий, жирный, щеки, как у бульдога, смотреть на него не могу. И вот где-то в конце недели я не выдержал, подошел к нему, взял его так руками за щеки и сказал: Иди, иди отсюда!

Обращают на себя внимание два момента. Во-первых, Макрабство хорошо в богатой стране – работа в забегаловке без особых усилий обеспечивает героям не только хлеб, но и бензин. К тому же к тридцати годам в России у всех обычно уже есть дети, которые тоже просят есть. Во-вторых, рассказанная мной история отличается от коуплендовских беспричинной и спонтанной агрессией. Не убежать, не засмеяться в лицо начальнику, даже не нахамить – а обязательно взять за лицо руками и послать. Причем на ровном месте.

Иными словами, наиболее привлекательным для русского человека в Поколении Икс является история сожжения автомобиля – вероятно, это не случайно для страны, где буква Х воспринимается как первая буква вербального выражения фаллической агрессии. Не приходится удивляться, что любимый писатель рейверов Ирвин Уэлш (все жахают по вене, гибнут под машинами, занимаются сексом с трупами и отрезают руки бензопилой) куда популярнее у русских иксеров, чем Коупленд,

Можно сказать, что поколение Икс – это очередной пароход, который подарила Америка России. А тульские умельцы приделали ему колеса, запрягли лошадей и стали сено возить. Или, скажем, коноплю и бутылки из-под водки. Оно, конечно, не по правилам, но куда сподручней.

Впрочем, вернемся к Коупленду.

После успеха Поколения Икс Коупленд стал звездой. В поколение Икс были скопом зачислены все юноши и девушки от восемнадцати до двадцати пяти, а тридцатилетний Коупленд тут же начал говорить, что он не имеет никакого отношения к этим молодым людям. Я написал про них книгу, но я не отношусь к их поколению, – сказал он в интервью английскому журналу Тhe Fасе, посвятившему поколению Икс специальный номер, – я всю жизнь работал и никогда не был бездельником.

Это действительно так. Об этом можно судить по тому, что после успеха своей первой книги Коупленд продолжал выдавать на-гора новые произведения: Планета Шампунь (1992), Жизнь после Бога (1994) и, наконец, Microserfs (1995). Microserfs – это придуманный Коуплендом неологизм, обозначающий младших служащих компьютерной корпорации Microsoft и образованный заменой последнего слога на слово serf – раб; соответственно, перевести название романа можно как Рабы Майкрософта. Подобно Поколению Икс, этот роман тоже посвящен двадцати-с-лишним-летним, но на этот раз другим – не нашедшим в себе сил бросить работу и уехать в пустыню. Впрочем, ими движет не жажда денег или славы: просто Биллу Гейтсу удается создать в Майкрософте уютный замкнутый микромир – с бесплатной кока-колой, гамбургерами, доставляемыми прямо на рабочее место, и, главное, самой интересной в мире работой. Ради нее молодые сотрудники корпорации забывают не только о сне и отдыхе.

Что меня потрясло в Майкрософте, – признался Коупленд в одном из интервью, – так это то, что там никто не думает о Вечности. Рабы Майкрософта – это книга о том, что можно либо жить, либо иметь работу.

Общение с майкросерфами не прошло для Коупленда даром: теперь он ведет колонку Будущее в самом крутом журнале high tech культуры Wired (в будущем персональные компьютеры будут невидимыми, а история превратится в сентиментальную роскошь – красиво, но непонятно), завел себе страничку в WWW и охотно рассуждает о том, что человек создает артефакты, потому что он – единственное животное, не обладающее естественной функцией.

В июне 1995-го Коупленд объявил, что время поколения Икс вышло (на наш взгляд, он даже добавил ему несколько лет). Следующей своей книгой – Фотоснимки от мертвецов (1996) – он попытался окончательно рассчитаться с мифом о себе как о рупоре новой генерации. После трех романов и сборника рассказов Коупленд решил обратиться к смешанному жанру, соединив под одной обложкой документальные очерки с воспоминаниями и рассказами.

«Гранжевые» романы Дугласа Коупленда и компании начинаются нигде, движутся в никуда и оставляют вас там, где вам конец; а потому, по законам свободомыслия, заслуживают того, чтобы их расхваливали как литературу поколения, к полному духовному контролю над которым они стремятся

The jollyRoger, 1995

Оригинальное название – Polaroids from the Dead – прежде всего указывает на знаменитую рок-группу Grateful Dead, описанию концерта которой посвящена первая часть книги. Концерт увиден глазами множества людей: старых хиппи, подростков, детей, феминисток, удачливых бизнесменов. Вторая часть представляет собой собрание зарисовок, посвященных знакомым автору местам и людям, а третья рассказывает об одном дне, проведенном Коуплендом в Брентвуде, городе, где покончила с собой Мэрилин Монро и была убита жена О.Джей Симпсона Николь Браун.

В этой книге Коупленд снова использует ход, принесший ему славу: касаясь тем, волнующих Америку, он показывает себя прежде всего опытным наблюдателем, подмечающим мельчайшие детали в поведении своих современников. В этом смысле удачен полудокументальный жанр Фотоснимков от мертвецов – в прошлые годы Коупленд вызывал немало нареканий за построение сюжета своих романов.

Интереснее, однако, другое: в самой личной, второй части книги Коупленд подчеркнуто ностальгичен. Если не воспринимать как рекламный ход заявление Коупленда о том, что он не хочет больше быть голосом иксеров, то описания Ванкувера времен его юности, кладбища, на котором он любил сидеть, и истории его знакомства с поп-артом (конечно же!) словно говорят читателю: Смотрите, я уже взрослый мужчина, у меня есть прошлое, я не имею ничего общего с этим поколением Икс. Я – не один из них. В этом же ключе можно понимать и первую часть, где, отводя каждому из рассказчиков только несколько страничек, Коупленд дистанцируется как от шестидесятников-хиппи, так и от представителей следующих за ними поколений.

На практике, однако, все эти приемы не сработали: двадцатилетние приняли книгу на ура, сказав, что она точно отражает их видение мира, одержимость прошлым и страх перед будущим. В очередной раз написанное модным автором стало жертвой его имиджа.

Икс в заголовке первого романа Коупленда, судя по всему, оказался крестом, который канадский писатель может поставить на попытках оторваться от своей славы. Написав несколько романов о молодых героях, ищущих свою идентичность, он попал в ловушку: его собственная идентичность оказалась навсегда похоронена под ярлыком певца поколения Икс.

Эпилог к истории Поколения Икс был одно время написан на каждом втором рекламном щите. В этом – учитывая отношение героев книги к рекламе – можно увидеть жестокую иронию: точно так же, как в рекламируемой торговой марке усмотреть аллюзию на знаменитые бутылки кока-колы, нарисованные Энди Уорхолом. Предоставим читателю делать дальнейшие выводы – выйдя на улицу, он легко найдет (если сам не предпочел городу пустыню) тот слоган, о котором идет речь:

Рерsi. Поколение NЕХТ .

СВЕТЛАНА СИЛАКОВАПОКОЛЕНИЕ ДВОРНИКОВ И(КС) СТОРОЖЕЙ

Когда года два назад на страницы московской прессы выпорхнуло претенциозное словечко иксер, о его происхождении особо не задумывались: понятно было, что это представитель какого-то там поколения Икс, очередной молодой поросли, которая выбирает что-то неудобоваримое, одевается в спонсирующих данное издание магазинах и, как всегда, считает себя умнее всех. Органы столичной интеллигенции – Общая и Литературная газеты – попытались прибрать термин к рукам, организовав молодежные странички с этим названием, где, помимо материалов на предсказуемые темы (FМ-радио, мода, обзор глянцевых журналов), были статьи о наших молодых современниках, которые собираются по квартирам и поют Галича.

Теперь мы знаем, что термин иксер ведет свою родословную от романа канадца Дугласа Коупленда. Книга стала бестселлером, термин прижился и сделался, благодаря все тем же средствам массовой информации, расхожим обозначением того поколения, которое называют также детьми демографического спада. Подростки восьмидесятых чувствуют себя гнусно обобранными – им кажется, что в прошлом и родители больше любили своих детей, и школы были лучше, и жизнь – легче (Донна Гейнс, Пустыня отрочества, 1990). По мнению детей спада, старшее поколение – бэби-бумеры, шестидесятники, дети цветов – смолоду успело погулять, понежиться на зеленых лугах экономического процветания и свободной любви до-СПИДовской эпохи, а теперь, заполнив в обществе все экологические ниши, заедает век собственным детям и младшим братьям. Пока поколение шестидесятников учило своих детей: Кем захочешь, тем и станешь, гипотетическое блестящее будущее утонуло в серой мгле – рейганомика 80-х сделала свое разрушительное дело. На долю иксеров не осталось ни рабочих мест, ни сносного, относительно недорогого жилья, ни иллюзий. Одна безысходность. Соответственно, верой в будущее и трудолюбием они не страдают. Смысл еще одного самоназвания поколения – слакеры (от глагола to slack -делать спустя рукава, относиться наплевательски) – вполне ясен из следующего примера: в 1996 году в Лондоне был поставлен спектакль под названием Обломов, или Комедия слакеров.

В американской прессе по поводу поколения Икс шли словесные баталии, весьма похожие на дискуссии в наших журналах конца 80-х на тему Легко ли быть молодым?. Сходство поразительное – вплоть до подборок читательских писем, где учитель-пенсионер советовал иксерам заняться созидательным трудом, две юные девы объяснялись в любви к смерти, а также в ненависти к существованию с девяти до пяти, а еще одна юная барышня заявляла, что нечего вешать ярлык на все поколение: дескать, далеко не все его представители режут себе по вторникам вены. Подытоживая, общество внезапно обнаружило в собственных домах и офисах совершенно новую, неуправляемую породу людей и стало мучительно подбирать к ней ключик. Как тут не вспомнить легенду (а скорее всего, не легенду) о партийных функционерах ранней перестройки, которые собирались при закрытых дверях и слушали Аквариум, дабы разобраться, чего этим молодым не хватает. А музыкальным знаменем иксеров стала группа Нирвана, повторившая путь грандов советского рока – от подвалов до стадионов, под шипение: Продались… со стороны любящей публики.

Звездный час термина поколение Икс пришелся в масс-медиа на 1995 год. Вот лишь несколько заголовков: Поколение Икс: время делать инвестиции, Лицемеры дефицита, Журналы поколения Икс хворают болезнью роста, Разбитые мечты поколения Икс, Иксы – рафинированные, циничные и сетевые, Как обучать иксеров. Судя по всему, словосочетание поколение Икс трактовалось как поколение-загадка, поколение-уравнение (которое общество должно решить).

Активнее всего ключ к поколению искали те, чей доход напрямую от этого зависел: специалисты по рекламе. Доходило до анекдота. Приняв газетный образ иксеров за чистую монету, некая компания выпустила пробную партию напитка 0'кей-сода в новаторском, нарочито унылом оформлении: на банках был изображен меланхоличный юноша, прислонившийся к запертым воротам явно неработающей фабрики. Иксеры, раздраженные этим дешевым заискиванием, проголосовали долларом – и 0'кей-сода канула в Лету. Зато отлично известный нам ролик Спрайта (Имидж – ничто, жажда – все) имел огромный успех. По мнению специалистов, до иксеров может достучаться лишь та реклама, которая делает упор на практические достоинства продукта. Или абсолютно алогичная. Директор одного из агентств признался, что предпочитает нанимать неопытных режиссеров – в результате получается полная лабуда, но в том-то и состоит весь смысл.

Из образного самоназвания нового племени термин вскоре превратился в обычное газетное клише. Сами иксеры, естественно, вознегодовали – и принялись строчить свои статьи, растолковывая, что журналисты на материале их неоднозначных индивидуальностей малюют карикатурные схемы. Нас считают нытиками, родительской обузой. Мы, дескать, разочаровались и зарываем свои таланты в землю. Отнюдь. Мы – позитивные личности, мы принимаем жизнь.

Но принимают они ее иначе, чем другие. Персонажи Коупленда не рвутся к славе, не делают карьеру, не устраивают свою семейную жизнь – даже романов, в сущности, не заводят. Не ищут рецептов счастья в чужих религиях и традициях. Только разговаривают и смотрят на небо. Не любуются небом, а именно смотрят. А если и любуются бессознательно, то вслух об этом никогда не скажут. Дворники Ивановы и сторожа Сергеевы калифорнийского разлива, они сидят сложа руки и никуда вроде бы не движутся.

О чем они беседуют в своих тихих заводях? Когда отсутствуют малые сюжеты повседневной суеты (пригласят – не пригласят, прибавят зарплату – не прибавят), сами собой приходят мысли о глобальном сюжете – судьбах человечества. Но планов переделки мира коуплендовские персонажи не строят. Вместо этого они пытаются вообразить, как будет выглядеть конец света, к примеру, из окна супермаркета. Они размышляют о том, что самая непреходящая вещь на свете – пластиковые лыжные ботинки. Ничего не будет – а лыжные ботинки останутся. Как в анекдоте про нейтронную бомбу: Стаканы с горилкой стоят – а нас нема. Эта неистребимость плодов человеческих рук удручает героев Коупленда как ничто другое. Ведь они появились на свет в эпоху, когда идея человек – насильник матери своей. Земли стала достоянием широкой общественности.

С материальным миром вообще и предметами массового потребления в частности герои Коупленда находятся в особых отношениях. Всякий объект накрепко впаян для них в конкретный ломоть времени. Современность мертвецов-яппи, признающих только дорогостоящие радости, современность рекламных роликов (Непреходяще-устойчивый вкус, Ничего вчерашнего, только завтрашнее) они не приемлют. Им свойствен вещизм альтернативный, опрокинутый в прошлое: чем старомоднее и нелепее предмет, тем лучше. Они с первого взгляда отличают пластмассовую вазочку 1960 года от почти такой же вазочки 1965-го. Провидят в этих милых и убогих артефактах массовой культуры тщету всего сущего. Читают по ним жизнь безвестных людей иных времен – каких-нибудь жен летчиков с заштатной авиабазы, официанток из Ванкувера, зубных врачей из Орегона.

Обывательское спокойствие надо не высмеивать, а ценить на вес золота. Без него нам каюк – без него мы просто животные, и точка. Но миром среднего класса иксеры при этом любуются с безопасного расстояния. Ценность артефакта тем выше, чем меньше он связан с агрессивной современностью. Когда же подобным артефактом прошлого оказывается не анонимная вазочка с блошиного рынка, а родительский дом или, не приведи господь, его главное украшение – давний студийный фотопортрет семейства, этакий букет из образцово-показательных улыбок, неминуема бурная неприязнь. Отношения коуплендовских героев с родителями – это одновременно притяжение и отторжение. Ибо родители – живое подтверждение того феномена, что время неумолимо идет вперед, а ты по-прежнему сидишь на обочине.

Черт, до чего же похоже: наша альтернативная культура 70-80-х тоже ведь стояла на чужих артефактах. Умиление каким-нибудь случайным номером Лайф помните? Умиление потому и только потому, что эта вещь, этот компендиум текстов находится вне контекста. Он НЕ НАШ, он просочился из недостижимого, непостижимого мира – короче, ОТТУДА. И параллельно – ощущение, что ТАМ жизнь летит вперед, а тут – сегодня тот же день, что был вчера (Гребенщиков образца 1976 года). Впрочем, мы всегда могли свалить вину за свое бездействие на внешний фактор – власть. Кроме того, аксиома о существовании параллельного, идиллического мира (ближайший ночной бар – в Хельсинки) способствовала попыткам этот мир воссоздать. Начиная с языка – ибо в основе нашего хипповского сленга лежит английская лексика.

Когда открыли границы, умиление над пространственным импортом выветрилось, сменившись умилением над импортом времени – артефактами побежденного социализма, что уже ближе к подходу героев Коупленда. Ибо для них невероятна сама мысль, что рай может существовать в пространстве. ОТТУДА для них всегда означало С ТОЙ СТОРОНЫ ВРЕМЕНИ. Из той геологической эпохи, когда мама была молодая и о кислотных дождях никто не ведал.

Книги Коупленда можно рассматривать как полевые дневники культуролога, скрупулезно фиксирующие взаимоотношения людей и созданных ими вещей. Возможно, в вашем городе найдется здание или сооружение, до того величественное и прекрасное, что его мысленный образ сделался настоящей архитектурой вашего сознания – скелетом, на котором держатся все ваши мечты, замыслы и надежды. В моем городе, Ванкувере, такое сооружение есть – это сказочный мост под названием Львиные ворота, пишет Коупленд в своей новейшей книге Фотоснимки от мертвецов. Мир Коупленда буквально напичкан названиями. Он не говорит цветок, гора, шоколадка, а почтительно называет все эти объекты по именам либо торговым маркам. И хотя для устной и письменной речи американцев эта бытовая черта вообще крайне характерна, у Коупленда она возводится в прием.

В своем раздрайном и полустебном интервью 1994 года, изданном под названием Полузабытая беседа с Дугласом Коуп-лендом, он говорит: Индивидуальная память уходит первой, корпоративная – последней. И когда ты забудешь свою семью, ты еще долго будешь помнить Мальборо.

Впрочем, по известному афоризму определить – значит ограничить, страсть назвать все предметы и создания по именам порой оборачивается зловещей стороной. Имена становятся оковами. Таков подтекст одного замечания из пронзительного эссе Коупленда Немецкий журналист. Повествователь и его спутник наблюдают за стайкой пожилых туристов: Мы задумались, не суждено ли нам, как ни старайся, превратиться в итоге в членов турклуба Беспокойный странник и скитаться по миру, высматривая смысл жизни из окошка автобуса фирмы Вечнозеленое побережье с орегонскими номерами (курсив мой. – С.С.).

У процитированного выше анекдота про нейтронную бомбу есть свое продолжение. Выслушав разъяснения эрудированного приятеля о различиях между нейтронной и атомной бомбой (на примере стаканов с горилкой), один из персонажей задает почти гоголевский вопрос: Так что же это за бомба прилетела, если мы с тобой сидим, а горилки в стаканах – нема?!

Похожее впечатление производит мир Коупленда: стряслась какая-то смутная катастрофа, и что-то – даже не объяснишь что – мистическим образом исчезло. Все не так, ребята.

Любой из элементов коуплендовского мира невозможно определить иначе как через отрицание. Любовь-Икс – это не любовь. Жизнь-Икс – это не жизнь. Литература-Икс – не литература. Отрицание при этом направлено на внешний мир, мир старших. Мне кажется, мое поколение пришло в мир, чтобы убить штампы. Потому-то очень многие из нас боятся всерьез заняться своей жизнью – они воспринимают мир как один сплошной штамп, – так говорит Бек – певец, музыкант, звезда музыки в стиле пост-гранж В хите Бека Я – неудачник саркастически вышучивается общая беда поколения Икс – ощущение бессилия..

Герой-повествователь книги Рабы Майкрософта влюбляется. Девушка отвечает взаимностью. Для традиционного литератора это повод распахнуть перед читателем душу героя. Коупленд, напротив, задергивает занавес. Точнее, отключает компьютер. Рассказчик просто-напросто временно перестает вести дневник – а потом лишь отмечает, что теперь они живут вместе. На уровне правды жизни – абсолютно достоверная ситуация: чем сокровеннее переживание, тем меньше хочется – и можется – его фиксировать. На уровне правды литературы возникает мысль: Неправильный какой-то герой. А может, и любовь у него неправильная?

Но Коупленд отказывается расставлять капканы на нормальных читателей. Его интересуют люди, воспринимающие мир в том же диапазоне. При первом знакомстве с романом Поколение Икс меня поразила полная автономия главных героев – Энди, Дега и Клэр – от культурной традиции в нашем, русском понимании. Книг они не читают (по крайней мере, в кадре). Музыку не слушают. Художественным творчеством не балуются (опять же в кадре). То есть общеизвестные – а следовательно, позорно заштампованные – методы эскапизма они презрели. И пусть свой метод, вокруг которого и организуется книга (сказки на сон грядущий), Энди вынес с собраний Анонимных алкоголиков – но тем выше его ценность, ибо элементы внешнего мира, выдержавшие пересадку в мир-Икс, вдвойне доказывают свою жизнеспособность.

В Рабах Майкрософта целая компания (все как один программисты) увлекается учебником для дорожных инженеров. Потому что ЧУЖОЕ. Слишком чужое, чтобы представлять собой угрозу, – в отличие от мелких торговцев облигациями, вроде того, кто читал Клэр мораль в Поколении Икс. И в то же время не такое уж чужое – ребята тому и умилились, что труд дорожного инженера оказался, по сути, сходным с работой программиста.

Русскому читателю может броситься в глаза и еще одна деталь – практически полное отсутствие традиционной религиозной образности. Вернемся к интервью Коупленда.

Интервьюер. В духе какой конфессии вы были воспитаны? Не кажется ли вам, что даже в наше время любая культура тяготеет к некоей религиозной ортодоксии и не способна полностью избавиться от религиозной идеологии в какой бы то ни было форме?

Коупленд. Я получил абсолютно светское, нерелигиозное воспитание. Микроб иудео-христианского мышления там изначально отсутствовал. Вы и вообразить себе такого не можете. Его там просто не было. Вы думаете, будто я – что-то вроде отпавшего от веры христианина. Ничего подобного. Я начал с нуля.

И. Вы имеете в виду атеизм? Чем отличается светское воспитание от атеистического отрицания Бога, с одной стороны, и христианского постулата, что Бог – основа всего, с другой?

К. В атеизме ничего нового нет. Этой концепции уже много тысячелетий. А вот чего раньше никогда не было: в 50-х, 60-х, 70-х некоторые родители пришли к выводу, что воспитывать детей вообще без всякой религии – это огромная свобода. Есть маленькая кучка людей, вроде меня, которые выросли вообще безо всякой религии. А есть христиане пасхально-рождественские. И вот эти люди, которые вроде меня, достигают возраста, когда отрочество кончается. Мы тянем его и тянем, аж до четвертого десятка. Но когда оно кончается, принимаешься искать какой-то фундамент для мозга, какую-то подкладку: чтобы твоя жизнь – не очень-то веселая в большинстве случаев – обрела смысл. А раз в детстве у тебя не было рождественских елок или картинок с Иисусом, которые могли бы указать дорогу к чему-то еще, то… Короче, у тебя ничего нет. И ты должен – ex nihilo (из ничего (лат.)) – построить какую-то основанную на эмпирическом опыте рациональную систему для осмысления всего на свете.

Но, попытавшись сформулировать, что же за мир изображен в романе, приходишь к неожиданному выводу – мы имеем дело с вполне традиционной культурой так называемого архаического типа. Трое молодых людей, покинув мир, где родились и выросли, уезжают в пустыню и там ежевечерне рассказывают друг другу притчеобразные истории. Постоянные мотивы этих историй – время, Земля, конец света, смерть. По сути, перед нами – классическая инициация, знаменующая переход от детства под родительской опекой к самостоятельной жизни.

Архаические культуры четко различают время повседневности и время ритуала, время праздника. Эти два вида времени могут отождествляться с различными точками пространства. Время праздника посвящено ритуализованному рассказыванию, точнее, воспроизводству мифов. Оно как бы выключено из повседневности – все бытовые дела на это время прерываются. Крайнее выражение этого принципа – суббота у иудеев.

Такое время праздника, точнее, время инициации и длится в городе Палм-Спрингс (где никакой погоды просто не бывает – совсем как на ТВ). Все, кто вовлечен в орбиту этого времени, живут не ради быта, а – говоря очень приблизительно – ради того, чтобы выйти на следующий уровень реальности. Несмотря на внешнюю пассивность героев, в их душах кипит работа. Всякий их поступок следует интерпретировать не в материальном, а в духовном (не вкладывая в это слово ни капли пафоса) плане.

Показательна история Элвиссы. У нее два финала. Вначале мы узнаем, что Элвисса ушла в монастырь. Это финал палмспрингсовский, абсолютно логичный в ситуации инициации. Затем выясняется, что Элвисса уехала с Тобиасом – то есть вернулась в нормальный мир. Финал опять же абсолютно логичный, но уже согласно законам нормального мира, где благополучный красавец Тобиас – король. Оба финала в пространстве книги мирно сосуществуют.

Важно также, что, лишь покидая зачарованную пустыню Палм-Спрингса, герои оказываются перед необходимостью претворить свои взгляды в жизнь, то есть доказать, что инициационные испытания они прошли. По сути, и Энди, и Клэр это удается – но Коупленд не столь банален, чтобы привести книгу к однозначному хэппи-энду. Вроде бы случайное стечение обстоятельств – Дегу не сошел с рук очередной акт вандализма – буквально выпихивает героев из Палм-Спрингс. А едут они в Мексику, где время застопорилось на несомненно техлахомском 1974 году, где вместо земли зернистая, иссушенная, доведенная до отчаяния лунная поверхность. – чтобы создать уже свое пространство инициации.

К концу книги каждый из героев сформулировал для себя, чем станет заниматься в жизни. Клэр с веткой будет кружить в песках, исступленно ища под землей воду. Дег примется сажать в пустыне цветы. Энди надеется, что к нему что-то слетит с неба – либо молния, либо пеликан с серебристой рыбешкой. В начале повествования юный Энди лежал на зеленом поле и смотрел на солнечное затмение. В финале мы видим его на другом поле – выжженном, зимнем – под сенью зловещей, похожей на атомный гриб тучи. Но на это черное поле слетает белая птица и, скажем так, официально закрепляет переход Энди во взрослость.

Сцена в духе сентиментально-коммерческих самоучителей: Как найти своего ангела-покровителя. Но – в том-то и секрет писательского обаяния Коупленда и вообще секрет прелести культуры-Икс – это благословение выглядит абсолютно естественно. Не в последнюю очередь именно потому, что в тексте (и в сознании героев) отсутствуют прямые отсылки к каким бы то ни было традициям. Острое неприятие штампов разлито в самой атмосфере книги – и потому-то сюжетные ходы, которые в другой, принадлежащей к нормальной литературе книге показались бы надуманными, здесь работают. Как резюмировал Энди свой побег из покоев японского магната: Искренних порывов нечего стыдиться.

Пожалуй, единственный деятель так называемой общечеловеческой культуры, которого у Коупленда все-таки цитируют в открытую. – это Рильке. И не зря. Действие Поколения Икс и Записок Мальте Лауридса Бригге происходит в одном и том же мире – мире обостренных переживаний, где ничто не существует просто так. В каждом прохожем, в каждой детали мира внешнего герой видит себя, аллегорию своей трудной судьбы. Каждый шаг– инициационное испытание.

Подыскивая Коупленду аналог среди уже известных аудитории писателей, рецензенты журналов Космополитэн и Тайм-аут остановили свой выбор на Сэлинджере (Коупленд – что-то вроде современного Сэлинджера, сидящего на расширяющих сознание наркотиках). И действительно, вся история поездки Клэр в промерзший рождественский Нью-Йорк – это миниатюрный римейк Над пропастью во ржи. Общее ощущение холода, фальши, потаенного неблагополучия вроде бы благополучных нью-йоркцев (Тобиаса и его матери). Искать воду в пустыне или дежурить над пропастью во ржи – это одно и то же. А чисто иксерская привязанность Холдена Колфилда к его странному головному убору – охотничьей шапке?

Всякое впечатление, всякую мысль Холден прежде всего проверяет на искренность. Брехня, фальшь, кретины, – слышим мы постоянно. И для иксеров смертный бой со штампами – этим враньем в квадрате – стал, как уже говорилось, главным делом. Но здесь же мы обнаруживаем и одно радикальное отличие. Холден зациклен не только на своих мыслях, но и на своем чувственном восприятии. Его неистовство в значительной мере объясняется этим болезненным раздражением органов чувств, не выдерживающих запахов и картин реальной, немытой жизни. По сути, за этим стоит неистовство плоти – явление, принципиально чуждое героям романа Коупленда. Инициационные испытания не затрагивают их тел. Возможно, таким образом они бессознательно обособляются от предыдущего поколения – нынешних лысохвостиков, в молодости пытавшихся обрести себя и общечеловеческую гармонию на путях свободной любви. Пожалуй, к иксерам ближе герои зрелого Сэлинджера – Глассы, умеющие воспринимать жизнь с иронией и любовью, не срываясь на пафосную ярость.

Тем временем пресловутое поколение потихоньку взрослеет и перерастает миф о самом себе. Летом 1997-го в Тайм появилась статья, разоблачающая миф об иксерах, – социологические опросы показали, что они смотрят на вещи трезво и стремятся прежде всего к материальному благополучию, ради которого готовы поступиться любыми принципами.

Иксеры не только мечтают, но и действуют – чтобы высокомерные старшие ими не помыкали, они создают собственные фирмы. Некоторые процветают. Тайм с придыханием повествует о сказочно богатых 26-летних. Обозреватель Тайм объясняет это тем, что иксеры выросли при рейгановской администрации, с малолетства впитав в себя ее негласный лозунг: Сам о себе не позаботишься – никто о тебе заботиться не будет. Они не доверяют ни правительству, ни родителям, а потому стараются решать свои проблемы самостоятельно. Возможно, именно благодаря их усилиям экономика США пошла на поправку и сейчас, по оценкам экспертов, во многом напоминает последний золотой век – начало 60-х.

Сложно сказать, есть ли у нас аналоги коуплендовскому поколению Икс. Стопроцентных, видимо, нет. Иксерство в России как бы размазано по разным эпохам. Голова – в поколении дворников и сторожей конца 70-х – начала 80-х, с его лирической созерцательностью и сомнениями в себе. А хвост – вероятно, в душах нынешних двад-цати-с-чем-то-летних. Закончим словами иксера нашего времени и места Ивана Охлобыстина: Кризис как таковой -он в том, что я и мои друзья уже достигли определенного возраста, но как бы продолжаем барахтаться в неотчетливо оформленном времени. То есть раньше, например при сталинизме, кто-то строил всякие ГЭС, кто-то сидел в ЦК, кто-то – на Колыме, но это было поколение. А сейчас – смутные времена, нет формации, то есть река как бы изменила русло, прежний мост оказался проложенным посуху, а новый еще не построен. И свайки переносятся туда, где теперь река. Но еще нет платформы, и мы стоим, как одинокие столбики, мы вынуждены оставаться наедине с самими собой и не можем объединиться в поколение…

ИЛЬЯ КОРМИЛЬЦЕВПОКОЛЕНИЕ ИКС: ПОСЛЕДНЕЕ ПОКОЛЕНИЕ?

КОУПЛЕНД ДУГЛАС (род. 1961 г.) На полях этого текста цитируются словарные статьи из справочной энциклопедии Alt. Culture (London, 1995), в которой собраны описания нескольких сот реалий, персоналий и понятий, прочно вошедших в альтернативную культуру 90-х. Книга эта представляет собой также и путеводитель по Интернету: в конце большинства словарных статей приводится электронный адрес, по которому можно получить более полную информацию.

Уроженец Ванкувера (Канада), чья писательская карьера началась с внушительного аванса (22 500 долларов), полученного им за будущую книгу, задуманную как документальное повествование о его поколении. Вместо этого К. написал Поколение Икс – роман, полный тонких наблюдений с опорой на маргинальную эстетику, в центре которого – судьба трех неудачников. К 1995 г. книга с подзаголовком Сказки для ускоренного времени была продана в количестве 400 тыс. экземпляров. Из культового текста, слухи о котором передавались из уст в уста, роман превратился в явление культуры, а его заглавие дало имя новой эре в молодежной культуре. К. упрочил свою репутацию, опубликовав ряд интересных и основательных эссе в таких изданиях, как, например, Нью ри-паблик, а также усовершенствовал свой минималистский стиль в романах Планета Шампунь и Жизнь после Бога, в оформлении которого были использованы заставки МТВ. В 1995 г. К. опубликовал более удачный роман Рабы Майкрософта, который родился из истории о шести служащих компании Майкрософт. По мотивам романа был снят получасовой видеофильм Близкий друг, в котором отразились особенности коуплендовского стиля: легкий юмор и пристрастие к ироническому использованию клише масс-медиа, характерные для писателя современной эры.

Неологизм поколение Икс распространился ныне до такой степени, что вскоре его будут писать (если уже не пишут) в подъездах и на заборах. Однако, как это бывает сплошь и рядом, популярность термина далеко не означает понимания того, что он выражает, – так некогда Фимочка Собак щеголяла заковыристым словом гомосексуализм перед своей подругой Эллочкой Щукиной. Существует ли вообще поколение Икс, и если да, то в какой действительности? Скрывается ли за этим термином некая универсалия или же это название мимолетного поветрия в одной, отдельно взятой стране?

24-я буква латинского алфавита с давних пор служит общепризнанным иероглифом неизвестной величины (истинное значение которой может быть любым), универсальным заменителем полного имени, псевдонимом тайны. Можно увидеть в ней и некоторый намек на гонимость и неприкаянность. Крестный отец иксеров, канадский романист Дуглас Коупленд , заглавие для своего романа попросту позаимствовал: ведь именно так в Британии начала 60-х называлась серия бульварных книжек о рассерженной молодежи, а позже – группа популярного американского панкера Билли Айдола. Для Коупленда поколение Икс было явлением вполне конкретным и служило общим знаменателем для персонажей его романа: он писал о своих младших калифорнийских сверстниках, так называемых слакерах – говоря современным языком, пофигистах.

Коупленд имел в виду прежде всего их быт – с отсутствием привлекательной карьеры и определенных жизненных перспектив, с неустроенностью, которая, за неимением альтернатив, постепенно превращается в жизненное кредо, сочетающее иронию по отношению к обществу с беспомощностью перед его лицом, неприятие никаких ценностей – с полным отсутствием установки на протест. В еще большей степени, чем о самих слакерах, роман этот – об их языке, изобилующем многочисленными словечками, возникающими и исчезающими как пузырьки пены в бурном информационном потоке, специфическая насыщенность которого воспринимается как особая примета конца тысячелетия. Отсюда – примененный Коуплендом метод глосс, когда речь персонажей сопровождается отдельными вставками на полях – подобно тому как течение телевизионной передачи перебивается вставками рекламы.

ПОКОЛЕНИЕ БУМА (БУМЕРЫ)

Граждане США, появившиеся на свет в годы послевоенного демографического бума (1946 – 1960). Именно они были создателями молодежной культуры 60-х, а в настоящее время продолжают держаться за нее – отсюда попытки институционализировать рок-н-ролл и появление Зала славы героев рок-н-ролла. Пик влияния бумеров на формирование культуры приходится на 80-е, когда благополучный экономический и социальный статус этого поколения превратил их в привлекательную платежеспособную аудиторию. Идиллия, в которой пребывали бумеры, резко оборвалась с появлением поколения Икс. Для этого нового поколения ненависть к бумерам с их благополучием и попытками продлить свою юность стала своеобразным кредо. Масс-медиа подчеркнули и зафиксировали этот разрыв между поколениями.

Америка живо откликнулась на зарисовку Коупленда, усмотрев в ней постановку культурной и социальной проблемы далеко не частного порядка. Пишущая братия с вожделением ухватилась за иксерскую концепцию; при этом само понятие со временем наполнялось все более и более широким и, следовательно, размытым, содержанием. Для этого, несомненно, имелись определенные основания: ведь в конце 80-х стало очевидным, что подходит к концу культурное доминирование так называемого поколения бума. Подходит к концу именно в то самое время, когда его политическое могущество достигло пика с приходом к власти администрации Клинтона – образцового во всех отношениях бумера. Да и на всех других ключевых постах бумеры достигли поры своего цветения, лихо перепрыгнув через головы старших братьев – поколения нынешних шестидесятилетних, прозванного молчаливым, – и непосредственно сменив в креслах ветеранов второй мировой.

Культура, конечно, делается не в административных кабинетах, но и среди ключевых фигур американской культуры мы встречаем блестящих представителей когорты бумеров – в их числе и Спилберг, и много кто еще. У всех у них есть общий знаменатель, присущий всему поколению свидетелей Вудстока, – бескомпромиссный идеализм, порожденный глубокой уверенностью в том, что человека и человеческое общество можно и нужно переделать к лучшему. Сперва в Америке, а затем – повсеместно. На протяжении более чем двадцатилетнего, рекордно долгого для динамичной американской истории царствования бумеров эта основная идея переживала непростые зигзаги: ее бросало из стороны в сторону – от безграничного либерализма 60-х до нынешнего непоследовательного консерватизма семейных ценностей .

СЕМЕЙНЫЕ ЦЕННОСТИ

Термин с широким значением, используемый для всех консервативных течений и взглядов – в первую очередь в отношении политиков, придерживающихся религиозных убеждений и выступающих против абортов, сексуальных меньшинств, феминизма, свободного секса. Этот термин постепенно стал антонимом понятия альтернатива. Возник в 1966 г. в момент подъема молодежной контркультуры. Был введен Эндрю М. Грили – писателем и католическим священником. К 1976 г. понятие с. ц. стало частью платформы Республиканской партии. Через 16 лет в ходе очередных президентских выборов идеал, обозначаемый этим термином, определил понятие культурной войны, объявленной кандидатом от республиканской партии Патриком Бьюкананом.

Но во всей порожденной этой идеей смеси культурных реалий, пестрой, эклектичной и включающей в себя такие разноплановые явления, как новые левые и хиппизм, яппи и новую корпоративную этику, политкорректность и нью-эйдж, всегда можно найти общий знаменатель – позитивную устремленность в будущее, даже если это будущее чревато глобальными катастрофами и конфронтациями.

В этом смысле идеология бумеров вполне укладывается в контекст традиционного пионерского менталитета американского общества, что и позволило ей, по крайней мере в своем политическом аспекте, сомкнуться на излете с идеологией фундаменталистов в отношении таких социальных тем, как война с наркотиками или проблема мультикультурализма .

Длительная стагнация культурного вектора, пусть даже крайне продуктивная, не могла не вызвать как ответную реакцию смену его знака на противоположный: идеализм провоцирует цинизм, прожектерство -приземленный прагматизм и т. д. Именно такого ответа следовало ждать от следующей фазы культурного развития, и он не замедлил последовать. Способствовали этому, несомненно, и внешние перемены, главной из которых стало окончание Великого Противостояния Систем, – публицистически чуткий легендарный рок-н-ролльщик Игги Поп (тоже, кстати, бумер) отреагировал на это следующим куплетом: Верните мне Берлинскую стену, без нее в нашей жизни что-то безвозвратно утеряно (Loui Loui, 1995).

Окончание противостояния привело к развороту от внешнего врага к врагу внутреннему. Реставрировать образ внешнего врага не удалось, как и заменить его чем-либо: полумифический международный терроризм на эту роль никак не тянет – он все же скорее внутри, чем снаружи. Вожделение, испытываемое Клинтоном к Саддаму, имеет не меньше культурологических причин, чем геополитических. Против внутреннего врага, будь то вирус ВИЧ, или торговцы наркотиками, или экологические проблемы, всей нацией в едином порыве бороться сложно – с ним, как с насморком, каждому приходится сражаться в меру своих сил и возможностей. Крестовые походы на него впечатления не производят.

МУЛЬТИКУЛЬТУРАЛИЗМ

Космополитическая философия, которая отстаивает сохранение различных расовых, этнических и религиозных особенностей, в противовес идее плавильного котла, которой придерживались первые поколения переселенцев в США. Консерваторы и некоторые либералы, вошедшие в истеблишмент, расценивают м. как подрыв основ западной цивилизации.

Влияние м. постоянно возрастает – многие школы вводят обязательные предметы типа изучения речевых кодов и принципов культурного диалога. Рост афро-американского и азиато-американского среднего класса и достижения этнических культур в разных областях (вплоть до моды на изучение идиш или предпочтения латиноамериканского соуса привычному кетчупу) по-прежнему активно воздействуют на учебные программы и на поп-культуру.

Вот в такой-то изменившейся обстановке и произошло явление иксеров, выросших на обломках семейного уюта, разрушенного духовными метаниями пап и мам – бумеров, и способных наконец оценить со стороны итог этих метаний.

Поколение иксеров, как оно описано Коуплендом, – это вполне определенная и хорошо знакомая автору генерация калифорнийских молодых людей, не надеющихся никогда обзавестись собственными (слишком дорогими) домами и посему путающимися под ногами у предков-бумеров, которые к детям (особенно таким) относятся примерно как герой Хармса: выкопать бы в центре города большую яму, сложить туда всех детей и посыпать известью. Работой с предсказуемой и тягомотной карьерой обзаводиться иксеры не торопятся, предпочитая обеспечивать свое существование не требующими высокой квалификации макджобами. В русском тексте романа Коупленда термин Мсjob переведен как Макрабство (прим.ред.).

Строительство семьи тоже не по карману и слишком сближает с ненавистными родителями. Разумный компромисс между свободой и безопасностью иксеры находят в концепции серийной моногамии .

Список специфических иксерских примет можно продолжать долго – и многие из них можно найти в романе Коупленда. В крайнем своем выражении сопутствующая такому образу жизни унылая безнадежность хорошо выражается заглавием песни лидера группы Нирвана Курта Ко-бейна (также ставшего одной из культовых икон иксерства): Я ненавижу себя и хочу умереть.

МАКДЖОБ

Термин, в 1983 г. введенный в обиход Макдональдсом для рекламы своей программы по трудоустройству инвалидов. К концу 80-х стал означать общую тенденцию на рынке труда – сдвиг к низкоквалифицированным и низкооплачиваемым видам работ, особенно в фаст-фуд – закусочных типа Макдональдс. М. описаны Дугласом Коуплендом в его знаменитом романе Поколение Икс (1991); с тех пор это слово широко используется в книжной и телевизионной рекламе. Продолжающееся исчезновение синих воротничков (рабочих высокой квалификации) обусловило увеличение пропасти между доходами выпускников средних школ и выпускников колледжей; с другой стороны, повышение зарплат менеджмента компаний в начале 90-х привело к понижению спроса на специалистов, получивших высшее образование.

Выпущенные на свободу силой литературного слова, коуплендовские слакеры начали действовать самостоятельно, обросли шкурой интервью, социологических исследований, комиксов и в конце концов – что вполне закономерно – стали писать о себе сами. Писать, в основном отрицая свое собственное иксерство, клеймя его как обобщающий ярлык, выдуманный все теми же бумерами. Для этого у них было более чем достаточно оснований – ведь в понятие поколение Икс стали включать вообще все новое и модное: от фильмов Тарантино и трансгрессивной литературы до нового сектантства нью-эйджевского толка (типа Храма солнца) и компьютерных хакеров.

СЕРИЙНАЯ МОНОГАМИЯ

Стабильная семейная жизнь; визиты к родителям друг друга, соблюдение супружеской верности; затем – разрыв и все сначала, с кем-нибудь другим. Сочетание супружеской верности с отсутствием долгосрочных обязательств -этой есть с. м., которая является реакцией на принцип свободной любви эпохи сексуальной революции. Специфическая черта с. м. – не адюльтер, а разрыв отношений. Именно этот тип связей наиболее популярен среди нынешних выпускников колледжей – в то время как количество традиционных браков продолжает снижаться.

К середине 90-х выражение поколение Икс со всей присущей ему атрибутикой в контексте американской культуры стало восприниматься скорее иронически – как всякое зашедшее за грань разумного обобщение. Сам Коупленд в беседе о своем последнем романе Рабы Майкрософта призывал отказаться от этого термина, как от уже исчерпавшего себя.

Однако иксерство к этому времени уже пошло за пределы Нового Света – что называется, на экспорт. Там его ждала культурная и социальная реальность, неизбежно отличавшаяся от американской в очень многих аспектах. И тем не менее именно там этот термин обрел второе дыхание, а в некоторых регионах (в числе которых, очевидно, и Россия) пик его употребления (и злоупотребления им) только наступает.

Очевидно, в самом сочетании слов поколение Икс содержится нечто притягательное для современного сознания и, возможно, скрывается реальность куда более обширная, чем представлялось Коупленду и его комментаторам. Этому не противоречит и разочарование Америки в концепции иксерства – ведь в процессе своей эволюции понятие это действительно превратилось в трюизм, обозначающий попросту современный образ жизни. Первое поколение Икс попало впросак, свалившись в яму, выкопанную его родителями-бумерами. В поисках идентичности оно столкнулось с новым фактом бытия – миром, в котором само понятие идентичности лишено смысла. Но парадоксальным образом в контексте такого мира понятие поколение Икс приобретает новый, глобальный смысл, позволяющий ему укорениться в мировом масштабе и преодолеть свою изначальную временную и географическую ограниченность. Попробуем вскрыть возможные грани этого нового, не-коуплендовского смысла.

ТРАНСГРЕССИВНАЯ ЛИТЕРАТУРА

Современное течение в литературе, развивающее постмодернистскую технику Томаса Пинчона и минимализм Раймонда Карвера. Для этой литературы характерно обращение к психоделии, пограничным состояниям сознания, связанным с наркотиками и сексом, к болезненным взаимоотношениям в духе де Сада и У. Берроуза, к психическим извращениям, свойственным серийным убийцам. Количество этих книг растет настолько быстро, что в 1994 г. магазин Тауэр в Нью Йорке открыл для продажи т. л. специальную секцию, оформленную в стиле андеграундных книжных лавочек.

Вернемся для начала к звонкой фразе де Токвиля, с которой начинается это эссе. Новые люди де Токвиля – это те, кто совершил сознательный выбор нового, неприемлемого для людей старых. Отсюда и неслучайное упоминание демократии – возможность такого отрицательного выбора предполагает определенные гарантии со стороны политического и социального механизма. Но она предполагает и гашековские свободу и прогресс в рамках умеренности и законности, иначе говоря – идеологию, в пределах которой такой выбор может осуществляться.

А как быть, если этих рамок нет? Если поверить на слово нещадно восхваляемому и ругаемому Фукуяме, то приходится сделать логический вывод: порогу истории должен соответствовать порог поколений. Именно история как смена культурных и социальных фаз – с присущей им взаимонеприемлемостью – гарантирует существование поколений. Там, где линейная история рушится, подменяясь циклической или даже броуновской, отсутствует и дитя веры в прогресс – поколение. Или веры в регресс – смена знака не нарушает принципа оси. Традиционным обществам, закрученным в колесо вечного космического возвращения, известны только биологические поколения.

ПИРСИНГ

Древняя практика в странах Востока, распространившаяся в Америке вначале среди ряда субкультур – садомазохистов, панков и металлистов, – а затем вошедшая и в культуру мейнстрима. При п. прокалываются не только уши, но и другие участки тела: пупок, ноздри, соски, брови, язык. Некоторые решительные приверженцы пирсинга рискуют своими гениталиями. Апологеты п. утверждают, что грамотно выполненная процедура не приносит сильной боли и может – в случае, когда система капилляров не нарушена, – вызывать прилив крови и даже обострять чувствительность сексуального органа.

БРЭНДИНГ

Редкая экстремальная форма украшения тела, когда рисунки выжигаются на коже при помощи горячего металла, что напоминает клеймение крупного рогатого скота. Этот странный ритуал первоначально возник в университетских негритянских кварталах. Другие формы б. вместе с нанесением рубцов возникли на левом крыле культуры современного примитива (начало 90-х), как только татуировки и пирсинг превратились в явление мейнстрима и распространились среди супермоделей н поп-звезд. В некоторых садомазохистских субкультурах обряд выжигания клейма нередко снимается свидетелями на видеокамеру и предстает как общинный ритуал обретения наслаждения через страдание.

Если пробежаться беглым взглядом по морю статей и публикаций на тему поколение Икс, можно наглядно увидеть, насколько далеко новое, глобальное содержание этого понятия ушло от первичного: подобно взбесившемуся пылесосу, термин всосал в себя широкий спектр, казалось бы, совсем разнородных элементов – английскую рейв-культуру химического поколения и музыкальный стиль брит-поп, новую молодежь Восточной Европы и – в нашем далеком краю – московскую клубную публику, отмороженных малолетних бандитов и романы Пелевина. Не становится ли в таком случае поколение Икс неким особым ярлыком для потребительской корзины современных и модных товаров, лишь теоретически ориентированной на определенный возрастной слой, но потенциально доступной кому угодно? И если так, то не является ли поколение Икс тем самым последним поколением за порогом истории? Ведь предыдущие классические поколения характеризовались присущим им в силу исторических условий воспитания имманентным духовным модусом , а для поколения Икс показателен прежде всего некоторый подвижный и постоянно расширяющийся список товаров – куда входят не только материальные объекты, но и особые, нередко экзотические стили существования.

Для героев Коупленда одной из главных забот является поиск уникальных предметов – тех, что нельзя приобрести в супермаркете: какой-нибудь фотографической рамочки с авиабазы 69 года, пластмассовой занавесочки образца года 71-го и так далее. Этот технологический антиквариат призван заполнить пустоту на месте ликвидированной Истории, дать точку отсчета, по отношению к которой можно быть. Но в наше время любая, самая немыслимая стилизация тотчас же ставится на поток и наполняет супермаркеты (в развитых странах) и оптовые рынки (в странах не столь развитых). Цивилизация достигла способности производить любой товар для любого потребителя, причем временной отрезок между возникновением спроса и его удовлетворением оказывается пренебрежимо мал. Отсюда и сочетание тоски по подлинности с восторгами шопинга в гигантских торговых залах, где деятельность покупателя напоминает скорее азартный восторг первобытного собирателя, наталкивающегося в джунглях на все новые и новые съедобные ягоды и корневища.

ВЕГАНИЗМ

Строгая растительная диета, исключающая любую пищу животного происхождения. Не путать с вегетарианцами, употребляющими яйца и молочные продукты – сыр, молоко, – или диетами, которые исключают яйца, но разрешают молочные продукты. Согласно данным Веджетариан тайме, более 12 млн. американцев считают себя вегетарианцами, при этом только 10% вегетарианцев – веганнсты. В. часто сопряжен с участием в движениях защиты животных. Родителей-веганистов неоднократно порицали за то, что они лишают детей сбалансированного питания: по утверждениям врачей, такие дети страдают расстройствами пищеварительных функций. Производители пищевых продуктов, стремясь удовлетворить потребность в продуктах, не содержащих мяса, приступили к выпуску так называемых аналогов мясных продуктов – таких, как Псевдобекон.

А безграничное удовлетворение спроса предполагает, в свою очередь, ту самую резиновость идеологии, которая снимает обычные ограничения на ассортимент этих товаров. Общим обозначением для обслуживающей эту ситуацию идеологии стало понятие нью-эйдж – закономерный итог исканий бумеров. Нью-эйджу удалось вобрать в себя все, что только можно было объединить под эгидой туманной космической ответственности человечества: и самопознание 60-х, и экосознание 80-х, и современное варварство 90-х. В безграничных рамках нью-эйджа заурядным и доступным товаром стали такие ранее табуированные и традиционно относившиеся к социальным маргиналиям явления, как, скажем, брэндинг или пирсинг .

СТРЭЙТ-ЭДЖ

Воздержание от наркотиков, алкоголя, табака, мяса (в некоторых случаях – от секса), которого придерживается ряд неопанков. Это движение возникло в 1982 г. благодаря композиции Главная угроза, в которой Иен Маккей – лидер знаменитой группы Фугаци – провозглашает своеобразное кредо: У меня есть кое-что получше… Я не желаю есть таблетки/ Мне смешно, что можно нюхать клей… Моя жизнь – стальной стержень. Эта группа (и более конкретно – эта песня) дала начало новой субкультуре – хардкору, пропагандирующему здоровый образ жизни и все еще популярному сегодня среди белых подростков. В 90-х мораль в духе стального стержня уделяет особое внимание защите животных и веганизму .

Это поставило современную альтернативу – в культуре ли, в идеологии – в непростую ситуацию, которая заставляет вспомнить один рекламный ролик зари нового русского капитализма: Несмотря на все богатство выбора, альтернативы нет. Вернее, ее нет именно благодаря богатству выбора. Стеллажи наших домов (а у кого есть – каминные полки) прогибаются под тяжестью объектов, подобранных на помойке духа: амулеты соседствуют с иконами, стереосистема – с репликой вавилонской астролябии. Так и в культуре: мы словно бродим между полками, подобными тем, которые можно увидеть в любой эзотерической лавке вроде Пути к себе. Здесь все на соседних стеллажах: вот христианство, вот буддизм, а вот Блаватская и Ошо – выбирай, что больше нравится. Что-нибудь не столь традиционное? Пожалуйте, вот вам веганизм , а вот вам стрэйт-эдж .

По этому своеобразному супермаркету бродит не только новое поколение – в меру сил и возможностей среди повсеместно протянутых прилавков идем и все мы. Разница между теми, кто постарше, и теми, кто помоложе, только в одном – первые еще помнят времена, когда Бог или Партия (в зависимости от национального контекста) регулярно инспектировали ассортимент и накладывали на него обидные ограничения. Но эти времена стремительно уходят в прошлое. Хотя – в отличие от Бога и Партии – и они тоже широко представлены на прилавках: в соответствующих отделах. Наряду со всем остальным…

ИСКУССТВЕННАЯ ЖИЗНЬ

Компьютеры, запрограммированные в большей степени не на анализ, а на подражание жизненным процессам и живым организмам. В настоящее время биоимитирующие компьютерные модели оказывают воздействие на теорию игр, медицину, искусственный интеллект, робототехнику, гибкую логику и нанотехнологию. И. ж. также стала артефактом, определившим стилистику компьютерного кича. Варианты программы Life Дж. Конвоя для любого персонального компьютера доступны через Интернет. При помощи программы BOPPERS Р. Ракера пользователь может монтировать ДНК и моделировать сексуальное поведение колоний живых организмов. Работы над и. ж. позволяют выдвинуть тезис о том, что компьютеры должны рассматриваться как часть эволюции человека.

Наиболее ярким символом 90-х стал Интернет (или WWW – Уорлд Уайд Уэб ) – немедленно включенный в уже и без того длинный список примет иксерства. Сочетание Интернета и постисторической фазы культурного процесса на глазах порождает новую реалию, которую мы рискнем назвать Всемирным Виртуальным Интерактивным Супермаркетом. Этот Супермаркет, вполне вероятно, представляет собой будущую среду обитания поколения Икс в его расширенном понимании.

Начавшись как сеть обмена информацией, Интернет стремительно превращается в сеть обмена товарами и услугами, в том числе (а возможно, и в первую очередь) культурно значимыми. В этой ситуации в еще большем масштабе, чем во времена экспансии телевидения (процесс, бывший в определенной степени прообразом нынешнего роста Паутины), вышеупомянутые прилавки, полные всякой всячины, теперь проникают в каждый дом. И хотя той части человечества, которая не соприкасается с Паутиной, перспектива такого проникновения кажется далекой, она становится повседневностью.для тех, кто в Паутину уже попал (а число последних в России, например, ежемесячно возрастает на 30%).

WWW– УОРЛД УАЙД УЭБ ( ПОВСЕМЕСТНО ПРОТЯНУТАЯ ПАУТИНА)

Графический интерфейс компьютерной сети Интернет, появившийся в 1994-1995 гг., стал самым распространенным программным обеспечением для создания гипертекста и электронных изданий. В своих основных чертах WWW была разработана в Европейской лаборатории физики элементарных частиц между 1989 и 1992 гг. – для обмена не только текстами, но снимками и рисунками. Когда в конце 80-х появление электронных издательств популяризировало качественную технику печати, создались благоприятные условия для широкого распространения WWW. Потенциальные возможности WWW были признаны на Уолл-стрит в августе 1995 г., когда Нетскейп (ведущий поставщик сетевого программного обеспечения, не имевший тем не менее значительных доходов) акционировал свой капитал и совладелец компании, 24-летний Марк Андресен, получил 50 млн. долларов от продажи своего пая. Несмотря на все достоинства, из-за недостаточной оперативности при передаче информации и многочисленных ограничений при использовании движущихся изображений и звука WWW пока не составляет конкуренцию телевидению. Но ситуация может измениться, поскольку язык программирования WWW эволюционирует в сторону мультимедийности.

Безграничная потребность Супермаркета в не ограниченном ничем (кроме, возможно, человеческой биологии) ассортименте товаров ведет в мировых масштабах к перепроизводству духа. Не будем сейчас говорить о природе этого духа – духи, как известно, бывают всякие. Констатируем лишь то, что впервые в истории цивилизации таксономия артефактов количественно превзошла таксономию живой и неживой природы. Предпринимаются, впрочем, и первые попытки включить эту самую нерукотворную природу в рамки артефакта (см. Искусственная жизнь ).

Как в замысловатом многовариантном паззле, продукты духа перетасовываются на полках Супермаркета, образуя химерические сочетания. Всякие дискуссии о постмодернизме теряют предмет: как иксерство – не более чем современная жизнь, так и постмодернизм – всего лишь описание современной жизни. Так же переставшее быть стилем или литературной школой в обычном смысле, как поколение Икс – поколением.

Подлинную автономность существования в Паутине приобретают такие единицы, как мемы : самовоспроизводящийся дух, скрываясь за необязательными псевдонимами, лишенными пола и национальности, творит и буйствует. Правда, пока он еще чересчур связан с биологической природой своих создателей (60% ресурсов Интернета носят порнографический характер), но это воспринимается как атавизм – хвостик или аппендикс, – который со временем, несомненно, отомрет или будет удален. Или перерастет в нечто качественно иное.

Рядом с огромным гипертекстом Интернета уже устарели разговоры писателей о создании нелинейного многовариантного романа. Роман этот написан. Интернет – это Улисс на каждый день, а пользователи его – современные блумы-иксеры в их блужданиях по лабиринтам помойки-Супермаркета, где каждый артефакт самодвижущегося духа привлекательно упакован и соответственно разрекламирован.

МЕМ

Единица культурного смысла. Термин введен Ричардом Даукинсом, экстравагантным оксфордским зоологом, который является также автором теории эгоистичного гена и источником инспирации для таких постмодернистских критиков, как Жан Бодрийар и Артур Крокер. Меметика (наука о м. ) утверждает, что многие явления культуры, как тривиальные (поп-песни, черный юмор, модные поветрия), так и монументальные (религия, языки, философские школы), размножаются способом, который можно уподобить размножению вирусов, – и с той же быстротой Эта идея стала центральной в монографии Дугласа Рушкова Осторожно: вирус массовой информации! (1994); Рушков предполагает, что современные СМИ подобны живым существам, образующим датасферу, в которой живут и развиваются м.

Сделаем некоторые выводы. Стремительная экспансия термина поколение Икс за пределы среды и времени, в которых он зародился, вызвана, очевидно, реальными (и глобальными) переменами в образе жизни человечества, наметившимися в начале 90-х. Родившись как обозначение поколения, он стал описывать скорее фазу развития цивилизации в целом (и культуры, в частности). Молодежь же сейчас он подразумевает всего лишь как часть популяции, наиболее подверженную новациям.

А как же быть с поколением в обычном понимании этого слова? Действительно ли поколение Икс – последнее историческое поколение, и далее нас ждет тотальное превращение в клиентов Всемирного Виртуального Интерактивного Супермаркета, национальные и возрастные различия между которыми станут второстепенными – более того, как фантастично это ни звучит, их тоже можно будет выбирать как товар (разумеется, при наличии соответствующих средств)?

Любая линейная интерполяция содержит в себе ошибку, основанную на недооценке обратных связей в модели, – что убедительно демонстрирует опыт социальных и научно-фантастических утопий. Мир до сих пор не заполнен полчищами взбунтовавшихся роботов, а небо – сонмами дирижаблей. Конец света (в мирском понимании) – не более чем несбыточная мечта человечества.

Можно предположить, что безграничная свобода неосознанного выбора вызывает – как свою противоположность – сознательно выбранное ограничение свободы. Текст, разрушающийся в собственной фрактальности и мертвых петлях бесконечного самоцитирования, имеет своей противоположностью текст, декларативно определяющий свою инакость по отношению к предмету описания (не случайно романы основных бытописателей поколения Икс весьма классичны по форме – никто не знает капканов лучше того, кто их ставит).

ГИПЕРТЕКСТ

Термин, введенный в 1974 г. компьютерным утопистом Теодором Нельсо-ном в книге Компьютер – машина снов для описания электронных текстов, связанных с другими текстами. Подобные связи разрушают привычную линейную схему повествования, присущую письменной литературе, и вынуждают читателя/пользователя, имеющего дело с огромным объемом информации, изыскивать собственные пути. Идея г. доказала свою плодотворность в начале 90-х с появлением Уорлд Уайд Уэб, где гипермедиа включают, помимо текста, звук, картинки и движущееся изображение. Пришествие г. в литературу было зафиксировано в цикле рассказов Роберта Кувера, опубликованных в Нью-Йорк тайме бук ревью Эти рассказы эксплуатируют идею гиперлитературы с присущим ей виртуальным воображением.

Не покупайте товаров, без которых вы можете обойтись, и не пускайте всякий дух веять, где он того хочет. Тогда, возможно, поколение Икс окажется не последним поколением в истории человечества. Несмотря на всех фукуям мира сего.