Поколение свиней — страница 65 из 66

Ричард Никсон, июнь 1987 года

Добро пожаловать в страну ослов! Это животное служило символом Демократической партии с 1828 года, когда Эндрю Джексон захватил Белый дом в вихре популизма (что до сих пор определяет лицо партии). Джексон стоял у руля восемь лет, а его вице-президентом был Мартин Ван Бюреи, который в 1836 году унаследовал пост президента — последний вице-президент, выигравший выборы.

Когда в прошлом июне — задолго до обвала рынка — Никсон говорил, что если бы ему «пришлось делать ставки прямо сейчас, он поставил бы на Буша, но ранчо я бы точно не поставил», он прекрасно это понимал.

И никто не поставит на Буша после событий прошлой недели, которые привели к бичеванию вице-президента в национальной прессе. Когда рейганисты потерпели поражение на всех фронтах, неожиданно стало модно обзывать его безответственным неудачником, человеком без стоячего воротничка вокруг республиканской шеи.

Следующий президент, скорее всего, будет демократом, и, если следовать «Откровению», скучать ему не придется. Глава 19, стих 2 гласит: «Ибо истинны и праведны суды Его! потому что Он осудил ту великую любодейцу, которая растлила землю любодейством своим, и взыскал кровь рабов Своих от руки ее».

26 октября 1987 года

Конец эпохи

Когда заходит речь о таких вещах, как «верная смерть», «полный провал» или «обреченное поколение», многие умные люди чувствуют дрожь в коленях. Но только не я. Я спокойно работаю с подобными темами. В них нет ничего нового, если только они не возникают одновременно. Все, что с бесстрастным видом говорят умники, встретившись со смесью Смерти, Обреченности и Провала, наверное, стоит того, чтобы выслушать. Они встречаются совсем не так часто, а когда встречаются, то чаще всего это значит, что минимум у двоих ораторов — весьма серьезные проблемы.

Почему-то они потеряли хватку. Прыгают на рельсы, обезумев от виски или опиума. Кто знает? При Никсоне это был джин. Моцарта разрушил сифилис, а Мэрилин Монро стала жертвой синдрома «мертвых кишок»[103], который обошелся ей в миллионы долларов.

Сегодня у нас есть Рональд Рейган — президент, который уехал побродить по горам. Семь лет он жил в Белом доме и руководил страной, словно какая-то дешевая имитация старого фильма Джона Уэйна.

Но год грядущий год будет значиться восьмым, и это будет плохой год для Датча — хуже, чем восемьдесят седьмой, и даже восемьдесят шестой, когда и мир, и его жизнь, и его последний фильм повернулись к нему темной стороной. Тысяча девятьсот восемьдесят шестой был годом, когда Рейган потерял контроль над Сенатом и около 88 процентов той огромной, почти волшебной системы политических рычагов, которые делали его таким жестким, устрашающим и почти неуязвимым с тех пор, как в 1966 году он стал губернатором Калифорнии.

Это было давно, но для Датча должно быть словно вчера. Это были славные годы, когда он начал думать, что он круче Джона Уэйна и жестче, чем Катон-старший. Тогда в Сакраменто своим первым официальным постановлением он сделал своей правой рукой Эда Миза, а вторым — закрыл государственные психиатрические лечебницы и выпустил психов на улицы: пускай сами о себе заботятся.

Люди жаловались, ну и что? Психи не голосуют.

И Эд Миз не будет голосовать года до 2000 — если прокурор по особо важным делам решит припугнуть его за роль в деле «Ведтек». Вина Эда в этом деле почти доказана (как это обычно случается, когда начинают спрашивать, как Эд добивался низкопроцентных кредитов), — и если прокурор решит, что ветер дует так, чтобы арестовать генерального прокурора США и посадить в федеральную тюрьму на три-четыре года, то Миз сядет. Он сделает столько отжиманий от горячего асфальта на длинной парковке неподалеку от Элгина, чтобы избавиться от пивного пуза и заработать квадратики на животе, такие же, какие были у Хью Ньютона[104] после двух лет в одиночке.

Когда-то, в шестидесятые, Миз был помощником окружного прокурора в Окленде. Тогда по городу бегали Хью, и Кен Кизи, и Сонни Бартер — и служить прокурором было невесело… Миз тогда проигрывал девять дел из десяти, и только волшебная рука Рональда Рейгана спасла его от полного забвения на улицах Восточного Окленда и превратила из жертвы в личного помощника губернатора Сакраменто.

Это все равно что обязать Чарльза Мэнсона отвечать за спортзал в тюрьме для несовершеннолетних девочек. Миз невежествен и жесток, но он не дурак; он взял в свои руки ту систему рычагов и чугунных чушек, которая шла в комплекте с должностью, и стал одним из самых могущественных людей среди политиков Калифорнии. Рейгану понравился его стиль, и он дал ему столько возможностей, сколько требуется: не только нанимать, увольнять и наказывать своих врагов губительными для карьеры «административными наказаниями», которыми он постоянно уничтожал всех, кто ему не нравился; вдобавок Мизу поручили роль советника при его шефе, чем он и занимался вплоть до Белого дома.

В первые годы правления Рейгана Миз был одной из ног треножника: он направлял руку президента и писал за него все личные меморандумы и заявления.

Существуют сотни снимков веселых деньков в ранние восьмидесятые, на которых Датч и его команда бегают туда-сюда по лужайкам перед Белым домом, прыгают в поджидающие их вертолеты, что-то напряженно обсуждают друг с другом за большим столом в овальном кабинете.

Команда — это Миз, Майкл Дивер и Джеймс Бейкер, менеджер компании Джорджа Буша и нынешний секретарь казначейства одновременно.

Джим Бейкер — один из самых умных людей в Вашингтоне, и он одним из первых спрыгнул с корабля. Он отправился на обед с тогдашним секретарем казначейства Дональдом Риганом, и после шести-семи мартини они решили поменяться должностями. Бейкер ушел из Белого дома, а Риган стал у Рейгана новым менеджером по персоналу — но ненадолго; события скоро догнали его, и ему пришлось с позором уйти в отставку.

Дивер, когда-то главный инсайдер, пошел другим путем. Он согласился стать лоббистом, очевидно, из-за личной жадности, а теперь его ищут в Вашингтоне, чтобы предъявить обвинения во впечатляющем списке мелких преступлений — от лжесвидетельства и обмана до пьянства в общественном месте и безжалостные нарушения кодекса морали. Его адвокаты выбрали уникальную тактику защиты: они утверждают, что в тот период он был так безнадежно пьян, что не чувствовал разницы между правильным и неправильным.

Эта тактика незамысловата, но если такая линия защиты пройдет, появится интересный прецедент. В Колорадо сейчас рассматривается похожее дело: мужчина утверждает, что лишился рассудка и не знал, что делал, когда вынюхал слишком много кокаина, вышел на улицу и насмерть зарубил нескольких человек мясницким топором.

Если хотя бы один из них добьется, чтобы дело передали одному из сотни новых судей, назначенных Эдом Мизом, и сумеет выйти сухим из воды, у нас будут большие проблемы.

В Поколении свиней Эд Миз из Окленда оказался одной из самых главных свиней — живое свидетельство классического утвеждения Джорджа Оруэлла в «Скотном дворе»: «Все свиньи равны, но некоторые свиньи равнее других».

— В инцесте, убийстве, суициде

Выживает волшебная пурпурная птица

Сам себе Отец, Сын и Невеста,

И собственное Слово.

Говард Немеров. «Феникс»

Другой Джордж Буш

Скиннер на прошлой неделе позвонил из Вашингтона, чтобы объяснить мне, что я опасно ошибаюсь в отношении Джорджа Буша и многого о нем не знаю.

— Я знаю, ты не хочешь этого слышать, — сказал он, — но Джордж оказался совершенно не таким, как кажется, — не тем, кого ты бичевал. Я подумал, тебе стоит знать…

Я задержал его вызов и сказал, что перезвоню после игры Кентукки-Мэриленд. Я поставил на 5 очков, и Кентукки вели на 7 за 18 секунд до конца… В тот момент Джордж Буш был для меня никем, а вся его кампания — не более чем радио, доносящимся откуда-то с улицы.

Но Скиннер почему-то упорствовал… Он пытался что-то мне объяснить. Говорил, что Буш не тот, кем кажется, что где-то внутри него живет зерно подлинного короля-философа.

— Он умнее Томаса Джефферсона, — сказал Скиннер. — У него есть возможность внести в историю больший вклад, чем оба Рузвельта, вместе взятые.

Я был шокирован.

— Ты лживая свинья, — сказал я. — Кто заплатил тебе за эти слова? Зачем ты мне звонишь?

— Для твоего же блага, — сказал он. — Я просто пытаюсь тебе помочь.

…Он ответил на звонок по другой линии, но потом вернулся и принялся лепетать — горячо и бессвязно.

— Выслушай меня, — говорил он. — Я провел с ним весь вчерашний вечер, один. Мы сидели перед зажженным камином, слушали музыку и пили виски, и впали в сентиментальность, я попросил его не переживать на этот счет, а он сказал, что он — единственный живой голос Бобби Кеннеди в современной американской политике.

— Нет, — сказал я. — Избавь меня от этих помоев. Это уже слишком. Я ждал от тебя чего-нибудь большего.

Я захохотал. Сумасшедший дом! Джин Скиннер — один из самых жестоких и циничных политических киллеров — рассказывает мне, что провел два последних вечера, беседуя с Джорджем Бушем об истинном значении «Республики» Платона и «Притчи о пещере», курили сигареты «Джарум» и смущенно плакали, раз за разом слушая старые записи Леонарда Коэна на стареньком кассетнике «Накамити»!

— Да, — сказал Скиннер, — он много лет возит с собой в чемодане 350 кассет… Он любит музыку, действительно хороший рок-н-ролл. У него есть записи Эллиса Стюарта, которые он сам делал на «Наке».

Господи Боже, подумал я. В конце концов они его обратили: он готов. Откуда у него мой телефон?

— Ты, мразь позорная! Больше никогда мне не звони! — заорал я. — На следующей неделе я уезжаю на Гавайи. Я знаю, где ты был последние два года. Держись от меня подальше!