Повесть
1
Молодая стройная женщина в модном костюме вышла из автобуса и нерешительно остановилась, оглядывая тихую зеленую улочку. «Кажется, прямо, — решила она, — а вон у того четырехэтажного дома повернуть налево и идти, пока не упрусь в забор…»
Она помнила и не помнила эту сонную улочку на Петроградской стороне. Прошло тринадцать лет с тех пор, как студентка третьего курса политехнического института Рая Стырова приезжала сюда с девчонками и мальчишками своей группы и они шумно шли мимо этих темно-красных закопченных домов. Шли до самого забора, а потом вдоль него к проходной.
Теперь на этом заводе работала ее самая близкая подруга Оля Кузовлева. Когда они ездили на практику, Оля еще была Лапина, и ее все звали Олей Лапушкой. Она, Рая, не была Лозневой, да и не знала никакого Лозневого…
Двухэтажное здание лаборатории, как и все дома вокруг, почему-то стало ниже. Оля ждала ее у входа. Подруги обнялись и молча вошли в узкий и плохо освещенный коридор.
— Опять это дневное не горит, — косясь на потолок, сказала Оля, — гоняю, гоняю завхоза. С мужиками этими, — и тут же, улыбнувшись, спросила: — Пойдем ко мне или лабораторию показать?
— К тебе, покажешь потом, — опустила голову Рая, потому что не выдержала счастливого взгляда подруги, рванувшейся показать ей свое детище. И все же, когда они шли через комнаты лаборатории, Оля бросила на ходу:
— Новый пресс недавно поставили. Аппарат для прозвучивания, английский, — отличная штука. Сколько мы без него маялись!.. Морозилки. Гляди, красавицы. А помнишь, какие здесь были?
Вошли в просторный, светлый кабинет: небольшой аккуратный столик, такой же шкаф, два полумягких кресла да несколько стульев вдоль стены — во всем порядок и уют, какой создает только женщина.
— Рая, милая, какой на тебе костюм! — Оля обошла подругу. — Он тебе так идет, ты в нем такая красивая…
— Что ты, Оленька, было когда-то. А теперь моя жизнь… — голос ее дрогнул, и она посмотрела на подругу такими печальными глазами, что у Оли сжалось сердце.
Обняла подругу за плечи, усадила в кресло и села сама.
— Что, опять у вас плохо с Олегом?
Рая кивнула.
— Я не хотела ехать к тебе домой. Там Вадим, он начнет расспрашивать и расскажет Олегу. А ему пока не надо говорить, я все сама сделаю…
— Да что же случилось?
— Мы расходимся с Олегом…
— Да ты что! — испуганно отстранилась Оля и тут же повелительно прикрикнула: — Выброси из головы. Ты что? Двое детей…
— Нет, Оля, я решила и жалею, что не сделала раньше. Все думала, наладится, а оно все хуже и хуже.
Рая никак не могла найти в сумочке платок. Оля сунула ей свой, та сжала его в комок и подняла руки к лицу.
— Сколько я сил потратила, чтобы все это сдержать! Понимаешь, у меня уже ничего не осталось, все выгорело… Я только с виду такая: еще одеваюсь, слежу за собой по привычке, а так…
— Да брось ты, ну что говоришь? Тебе надо успокоиться. Я сейчас чаю крепкого. У нас тут все есть…
— Ничего не надо, Олюша, — удержала ее за руку подруга, — ничего. Я давно поняла, что нет жизни, да все боялась себе признаться, думала, не во мне теперь дело, а в детях, для них надо жить, вот и тянула. Мне и Олег как-то сказал: нужно о детях думать, а не о себе. Вот я и думала, а выходило все хуже и хуже. Я никогда никому не лгала, никого не обманывала, а теперь вокруг ложь. Нет, Олюша, не думай ничего плохого. Я бы перестала себя уважать!
— Да что ты, я же тебя знаю.
— Не думай. Просто у нас что-то случилось с Олегом. Мы ушли друг от друга, отвыкли.
— Раечка, милая, ты все усложняешь. Ты что думаешь, твоя девичья любовь должна гореть всю жизнь ярким светом? Нет, на одном дыхании не проживешь всю жизнь. В ней случается все. Ты думаешь, у нас с Вадимом не бывает разлада? Ого-го, еще какие баталии разыгрываются! Одно его нытье может отравить любому жизнь. А ничего, привыкла.
— Не привыкла, а любишь…
— Ай, какая в сорок лет любовь! Да еще дети, двое. Теперь что-то другое. Привязанность, что ли. Мы уже друг без друга не можем. У нас все общее: дети, дом, мысли, даже болезни и те одинаковые. У него жмет сердце, и у меня тоже, у меня давление поднимается, и у него. Какая там любовь, мы уже стали какими-то двумя половинами, и одна без другой — ничто. И вы с Олегом то же самое, только вошла тебе в голову блажь.
Рая слушала подругу и качала головой.
— Не так у нас все, не так. Мы тоже не могли друг без друга, а потом что-то случилось. Еще Наташке лет пять было. Это когда он в свои экспедиции начал уходить. Вот тогда бы нам и разорвать, а я все думала, наладится. Знаешь, он уезжает на лето с партией, а я не могу, не могу, и все. И он тоже говорит, что не может без меня, но едет. Я уже тогда не верила ему: раз уезжает, то может. Сколько я проплакала ночей, а наутро брошу Наташку, как котенка, в детсад и бегу на работу, а вечером опять плачу. Жду его, проклинаю, и свет мне не мил. Так каждый год, а он как помешанный на своих партиях. А потом эти стройки начались. Наш институт проектирует новый нефтепровод, прокладывают газопроводы. Заказчики бомбят телеграммами. Олега посылают на эту стройку утрясать проект на месте. А жизнь идет. Родилась Вера и совсем привязала меня к дому. Сижу с детьми, вытираю им носы и жду, себя обманываю: вот девчонки поднимутся на ноги, вот лето пройдет, вот Олег приедет. Он явится как красное солнышко, начнет говорить, как там без меня, без детей тосковал, и я перестану реветь. Клянется: хватит, наездился, пусть теперь другие. А просидит зиму, да и то не всю, и опять его уже подмывает, прямо как болезнь: какая. Смотрю, смотрю на него да закрою глаза — езжай! И опять одна, не жена, не вдова. Днем на работе, утром и вечером с детьми колгочусь…
Рая, перестав бороться со слезами, не могла остановиться.
— …Проходит год, два, десять, проходит жизнь, да разве я так ее мыслила? Нет, погоди. — Она не давала говорить подруге, которая знала, что Олег Лозневой совсем не такой, здесь что-то не так: случилось несчастье, и надо спасать их семью. А Рая все говорила и говорила.
— У меня ведь тоже одна жизнь, пойми, Олюшка Лапушка. Неужели жизнь кончилась? Я еще и не жила, только провожаю да жду его. А мне тоже хочется как у людей, хочется счастья. Так жить я не могу, не могу…
— Рая, ты возбуждена, я понимаю. Но не говори так. Неужели у вас с Олегом ничего хорошего не было? Ведь какая любовь у вас, мы же все вам завидовали. Такая пара. Умные, красивые. Чего еще?
— Это было, было. Но теперь как после пожара. А жить прошлым не могу. — Последнюю фразу она произнесла тихо, на выдохе, словно ее покинули силы.
Рая уже не плакала. Глубокие темные глаза стали колючими и сухими, вся она напряглась и окаменела, готовая защищать себя от всех, в том числе и от подруги. Такой Оля ее не знала и не могла сообразить, что ей теперь делать, что ответить.
— Ты только не говори Вадиму…
Оля даже вздрогнула. Лишь сейчас она подумала о муже как о последней надежде. Один он может еще что-то сделать.
— Знаешь, — растерянно протянула она, — а я все равно проговорюсь, я ничего не могу скрывать от Вадима… Постараюсь молчать, — поспешно заговорила Оля, — постараюсь, обещаю.
— Да нет, говори, это я так. Знаешь, когда все уезжали на свой северный газопровод, то, наверно, уже догадался… Ходил как в воду опущенный, а я все ждала: вот откажется, вот откажется. А когда уехал, то подумала: значит, все…
И глаза у Раи опять посуровели, и в них мелькнула холодная решимость.
— Раз у него своя жизнь, значит, и у меня. Может, и мое счастье еще не все вышло. Сколько за мной парней ходило! До сих пор еще в институте заглядываются…
— Постой, Рая, — вдруг настороженно спросила Оля, — да не посматриваешь ли и ты на кого? А ну, как на духу, выкладывай.
— Да ты что?
— Давай, давай, — наигранно начальственным голосом потребовала подруга, — меня не проведешь. Может, с Левой Вишневским? Он к тебе еще с десятого класса неравнодушен. Ой, смотри, Рая!
Лицо Лозневой зарделось. Она хотела побороть свое смущение, но, смутившись еще больше, сказала:
— При чем тут Лева? Я расхожусь с Олегом. Лева был всегда, я же не расходилась. — Она хотела еще что-то сказать, но умолкла, потому что она не хотела, не имела права впутывать в свои семейные отношения третьего человека. Только они одни с Олегом во всем виноваты.
Но не такая была Оля.
— А может, ты Леву, как спасательный круг, всегда про запас держала, и он постоянно мешал вам жить? Только не хитри. Себя не обманешь.
— Не хитрила и теперь не собираюсь.
— А скажи, зачем Лева появился в вашем институте?
— А я откуда знаю? Сыромятникову нужен был расчетчик.
— Нет, Лева сам перебрался к вам, чтобы к тебе поближе быть.
— Брось чепуху говорить. Когда это было! Он уже пять лет в институте.
— Вот пять лет и ждет. Упорный.
— Да что ты, Олька? — испуганно крикнула Рая. — Ты что?
— Я ничего, а вот ты что! Неужели не понимаешь? — И совсем другим, еще более настойчивым голосом спросила: — Ты с ним встречаешься?
— Как встречаюсь? Почти каждый день видимся в институте.
— И все? А почему Лева не женится?
— Ты же знаешь, он был женат и развелся.
— Так. Значит, он тебя до сих пор любит и надеется, а ты?
— Что я? — сердито заходила по кабинету Рая, — Что я? Он мне замуж за него выходить не предлагал.
— А разведешься с Олегом — предложит. Ты на это надеешься?
— Может, и предложит. Знаешь что? — она вдруг остановилась. Лицо ее побледнело. — Если захочу? Ну да ладно, — она умолкла, словно ей вдруг не хватало воздуха.
— Вот оно что. — Оля тоже вскочила со стула и подошла почти вплотную к подруге. Несколько мгновений они стояли друг перед другом, готовые наговорить бог знает что. И вдруг Рая как-то сразу сникла, точно в ней что-то подломилось.
— Ну что ты меня казнишь, мучаешь этим Левою, — она всхлипнула, — если бы я знала сама!