Внезапно Лунзи поняла, что все это действие произвело на нее куда большее впечатление, чем она ожидала. Произошла ли трагедия на самом деле или нет, она вызывала уважение и сожаление. И многое объясняла в жителях тяжелых миров. Человек, который вырос, видя такое, слушая эту музыку, действительно мог поверить, что жители легких миров бросили сорок тысяч человек умирать от холода и голода лишь потому, что спасти их было непросто и что это спасение сильно уменьшало их доход от освоения Дипло. Такой человек просто не сможет доверять жителям легких миров и будет презирать их гастрономические причуды.
«А смогла бы я есть мясо, даже пропущенное через синтезатор?» — спросила себя Лунзи. Она вспомнила свою беременность и те времена, когда Фиона была толстощекой малышкой. Нет, она ни за что не позволила бы, чтобы ее дочь голодала.
В финале эксплуататоры вернулись в теплое время года убедить колонистов отказаться от увеличения рождаемости и варварской привычки есть мясо. Об этом пропела своим детям и внукам седая женщина, и казалось, что ее арию, со всеми этими звенящими фразами и стремительными переходами звука, не смог бы исполнить ни один человек. Колонисты отказались подчиниться их требованиям, правилам и законам, требуя справедливости.
Эксплуататоры стали размахивать оружием, и тогда колонисты с презрением подняли их над головой — Лунзи впервые увидела таких маленьких «тяжеловесов» — и подбрасывали до тех пор, пока те не затряслись от страха. Тогда двое колонистов схватили их космический корабль вместе с экипажем и вышвырнули в космос. По крайней мере, зрителям так казалось. Лунзи была уверена, что какой-то хитрый механизм просто убрал его со сцены.
Упал занавес, и вспыхнул свет. Зебара обернулся к ней.
— Ну, что вы теперь думаете о Зимлахе? — Его грубый палец коснулся ее щеки. — Вы плакали.
— Конечно. — Голос Лунзи все еще был резким от бушевавших в ней эмоций и даже ей самой показался брюзгливым. — Если все это правда… — Она покачала головой. — Это было великолепно и в то же время ужасно, и слезы — просто надлежащая реакция. — То, что она хотела сказать, было равносильно бунту или вовсе лишено смысла. — Какие голоса! И подумать только, я никогда об этом ничего не слышала. Почему такая потрясающая вещь не известна никому?
— Нам казалось, что другим это неинтересно.
— Музыка есть музыка.
— А политика — только политика. Пойдемте, если хотите, я познакомлю вас с Этрид, одной из тех, кто вызвала ваши слезы.
Разве она могла ответить «нет»?
Авторитет Зебары позволил им легко попасть за кулисы. В быту голос Этрид был не менее приятным, чем на сцене. Лунзи не слишком часто встречалась с актерами и совсем не ожидала такого приема: Этрид холодно улыбалась и благодарила ее за комплименты, ясно давая понять, чего они стоят в устах представительницы легких миров. Но как она мурлыкала с Зебарой, прихорашиваясь у него на глазах! Лунзи почувствовала внезапный и абсолютно необоснованный укол ревности. Улыбка Этрид стала еще шире.
— Не обращайте внимания, Лунзи. У него так много друзей!
Она указала на свое ожерелье, которое прямо-таки восхитило Лунзи. Зебара быстро обнял певицу на прощанье и вышел из комнаты вместе со своей спутницей. Когда они отошли достаточно далеко, он прогудел, наклонившись к ней:
— Она именно такая, какая есть, но я не знаю ни одной женщины, с которой провел бы ночь охотнее, чем с ней. Однако ей не слишком нравится видеть меня с другой, тем более если это женщина из легкого мира.
— Тем более после такой роли, — отозвалась Лунзи, пытаясь справиться с ревностью и рассуждать разумно. Сейчас ей вовсе не хотелось в постель к Зебаре, если у нее вообще было когда-то подобное желание. Ревность в подобной ситуации была по меньшей мере странной.
— И я не покупал ей то ожерелье, — продолжал Зебара. — Это был сын предыдущего помощника губернатора, тот, о котором я говорил.
— Все в порядке.
Лунзи предпочла бы закрыть эту тему. Она напомнила себе, что ее не интересует, что делает Зебара с певицей и кто покупает ей драгоценности или что сделал сын помощника губернатора. Значение имело только ее задание, его цель и поиск возможности избежать еще одной порции холодного сна.
Глава 8
Федеральный Центр, Штаб-квартира Флота
— Это последние из показаний команды? — спросила Сассинак.
Лейтенант кивнул:
— Да, мэм. Прокуратура заявила, что больше им никто не нужен. Кроме того, юристы защиты не собираются привлекать никого из этого списка к даче показаний.
«Итак, все эти недели бессмыслицы прошли впустую, — подумала Сассинак. — Моих людей таскали туда-сюда в дурацких челноках этих штатских, они проводили долгие часы на утомительных допросах, дублировавших записи, сделанные здесь, на корабле…»
Но ничего этого она не сказала. И Прокуратура, и защита пришли в ярость оттого, что ни Лунзи, ни Дюпейниля, ни Форда на борту не оказалось. К тому же ни Кай, ни Вариан тоже не давали показаний. Неизвестно было даже, нашел ли их на поверхности планеты корабль, посланный на Ирету, — никаких сообщений на этот счет не поступало.
Сама она была уверена, что Форд и Лунзи вернутся вовремя. Дюпейниль? Дюпейниль может прилететь, а может и нет, хотя она и считала его гораздо более изобретательным, чем те агенты Службы Безопасности, которых ей приходилось встречать до сих пор. Если бы он так не разъярил ее тогда, она могла бы и дольше наслаждаться его обществом.
Да, без сомнения, она предпочла бы его Айгару в качестве помощника. Зато Айгар мог вести поиски в различных базах данных, не вызывая при этом подозрений и не привлекая излишнего внимания. Все ждали от него именно такого поведения. Прокуратура добыла ему университетский и библиотечный пропуски — все, что ему было нужно. И он горел желанием работать.
Но Айгару не хватало практики в подобном роде работы; у него не было должной эрудиции. Сассинак приходилось объяснять парню, где и что конкретно он должен искать, и даже после этого он мог прийти к ней с пустыми руками, в величайшем смущении, поскольку никак не мог понять, как отрывки, казалось бы, несовместимой информации могут что-либо значить, будучи собранными воедино. Он мог провести целый день, просматривая генеалогию мятежников-«тяжеловесов» или легкомысленно выискивая информацию, интересовавшую лично его. Дюпейниль с его чопорной церемонностью был бы истинным даром небес.
Она неторопливо шла по улицам торговой части города. Ей нужно было встретиться с Айгаром до вечернего рейса челнока, но до этого у нее было предостаточно времени, чтобы просто побродить по городу. Ее внимание привлекла витрина, сиявшая любимыми ею цветами. Она с удовольствием рассматривала украшенный драгоценностями пиджак и ярко-синюю юбку, в переливах света вспыхивавшую бирюзовым. Подняла глаза на вывеску, выполненную изысканным шрифтом над лаково блестящей черной дверью. Ничего удивительного! «Флер де Пари» — единственный действительно выдающийся дизайнер одежды для высших слоев общества. Она скривила губы: что ж, по крайней мере, у нее хороший вкус.
Сенсоры двери зафиксировали человека, находившегося перед входом дольше, чем требуется пешеходу, чтобы просто пройти мимо; створки приглашающе распахнулись. В проеме показался одетый в ливрею охранник-человек.
— Мадам желает войти?
Казалось, тротуар жжет ей ноги даже через подошвы форменных ботинок. Голова внезапно разболелась. Она никогда не заходила в подобные заведения; но сейчас — почему бы и нет? В конце концов, нет ничего плохого в том, чтобы просто посмотреть…
— Благодарю, — проговорила она и вошла.
Внутри ее ждал прохладный оазис: неяркие цвета, мягкие ковры, музыка арфы — запись звучала негромко, едва заглушая уличный шум. Вышедшая навстречу хорошо одетая женщина оглядела Сассинак с ног до головы — и, как ни странно, кажется, отнеслась к увиденному одобрительно.
— Коммандер… Сассинак, если не ошибаюсь?
— Я удивлена, — ответила Сассинак.
Женщина улыбнулась:
— Видите ли, мы тоже смотрим программы новостей. Это просто изумительно! Флер захочет с вами встретиться.
У Сассинак чуть челюсть не отвисла. Она кое-что слышала о подобных фирмах и знала, что сами модельеры вовсе не стремятся встречать каждого, кто решит зайти.
— Не желаете ли присесть? — тем временем продолжала женщина. — И надеюсь, вы не против выпить чего-нибудь прохладительного?
Она подвела Сассинак к мягкому креслу рядом с изящным маленьким столиком, на котором красовались высокий запотевший кувшин и хрустальный бокал. Сассинак с сомнением взглянула на него.
— Фруктовый сок, — пояснила женщина. — Но, быть может, вы предпочли бы что-нибудь другое?
— Нет, благодарю вас, сок меня вполне устроит.
Сассинак взяла предложенный бокал и отпила глоток, чтобы скрыть смущение. Женщина ушла, предоставив гостье возможность осмотреться. Она бывала в магазинах, в том числе и в очень хороших, где выставлялись шелковые платья, украшенные драгоценностями. Но здесь ничто не указывало на то, что она находится в магазине. Комната, в которой оказалась Сассинак, вполне могла быть и гостиной какой-нибудь богатой матроны: вокруг маленьких столиков стояли удобные кресла, звучала тихая музыка, интерьер украшали живые цветы… Медленно, постепенно Сассинак расслабилась, успокаиваясь, наслаждаясь кисловатым фруктовым соком. Если уж они тут знают, что она — офицер Флота, значит, им известно и то, что ей не по карману модельная одежда, сшитая на заказ. Но если им так хочется, чтобы она передохнула в их удобном кресле, — что ж, она вовсе не собирается уходить.
— Дорогая моя!..
На Сассинак, улыбаясь, смотрела седовласая женщина, которая, несмотря на великолепную фигуру, могла быть уже прабабушкой. Сколько же ей лет? Семьдесят? Восемьдесят? Сассинак не могла бы сказать это с уверенностью.
— Какой восхитительный сюрприз! Мирелль сказала вам, что мы видели вас в новостях, правда? И, разумеется, мы видим вас всякий раз, когда вы проходите мимо. Должна сознаться, — эти слова женщина произнесла с совершенно неотразимым горловым смешком, — что выставляла в витрине одну модель за другой в надежде залучить вас к нам. — Она обернулась к первой женщине: — Видите, Мирелль, я была права: этот пиджак сработал!