Пока мы не взглянем в корень проблемы и не разберемся в том, что такое инфляция, перестав обращать внимание только на цены, ничего не изменится. Экономисты-сторонники свободного рынка говорили об этом на протяжении всего XX столетия. Остерегайтесь – повторяли они – они будут увеличивать денежную массу, а вас заставят думать лишь о ценах. Они будут закидывать вас индексами потребительских цен и индексами цен производителей, выдумывать все эти цифры, твердить о контроле над доходами и ценами, что якобы решает ваши проблемы.
Мы закрываем глаза на коренной порок: рынок субстандартного кредитования у нас охватывает не только сферу недвижимости, но и всю экономическую систему с ее искусственно заниженными процентными ставками. И это началось не с вашего пребывания в должности, а десять лет назад и даже больше, и сейчас мы пожинаем плоды такой политики.
Процентная ставка в 1 %, ставки по однодневным депозитам – разве это не искажение? Вместо того чтобы обращать внимание на розничные цены, в которые никто из американцев по-настоящему не верит, мы должны говорить об этом искажении, о неэффективном инвестировании, о неправильном курсе, о плохом информировании – обо всем, что является следствием низких процентных ставок.
Многие считают, что вы фиксируете цены, потому что вы фиксируете процентную ставку. Рынок – мощный организм, который обычно сокрушает все на своем пути и устанавливает собственные законы, но когда ФРС фиксирует ставки процента на единице, фиксируются и цены.
В конце вашего выступления вы сказали о том, что мы должны задуматься об этом жилищном кризисе, выработать правила, которые позволят покончить с этой обманной практикой кредитования. Однако я думаю, что это вовсе не решение.
Истинный обман заключается в том, что мы искажаем ценность денег, когда создаем их просто из воздуха. У нас нет сбережений. Зато есть так называемый капитал. Есть доступные деньги. Но их появление зависит от ваших действий и необходимости. Поэтому я считаю, что нам следует исследовать самую сущность проблемы, посмотреть, откуда она проистекает. Пузыри возникают вследствие неэффективного инвестирования и создания новых денег. Итак, мой вопрос сводится к следующему. Как мы собираемся решить проблему инфляции, которая есть увеличение количества денег в обращении, с помощью еще большей инфляции?
Бен Бернанке: Что ж, конгрессмен, для начала маленькая техническая ремарка. Что касается роста денежной массы, он в последние несколько лет был довольно умеренным. Рост MZM, вероятно, связан с финансовой паникой. Люди стали изымать свои накопления, понимаете, рискованные активы, помещать их в банк, и поэтому статистика показывает более высокие темпы роста.
Итак, я не уверен в том, что дело непременно в политике. Мы стараемся выполнять наказ, данный нам Конгрессом. А наказ этот заключается в том, что Конгресс поручил нам следить за такими показателями, как занятость и инфляция, которая измеряется по росту цен на внутреннем рынке.
Как я уже говорил сегодня и думаю, что вы со мной согласитесь, мы действительно понимаем риски инфляции и принимаем их во внимание, поэтому хотим быть уверенными в том, что цены в Соединенных Штатах будут сохранять стабильность, насколько это возможно.
Рон Пол: Как вы можете достигать поставленных целей и проводить свою политику без дальнейшего ослабления доллара? Наступил долларовый кризис, деньги народа украдены: те, у кого были накопления, ограблены. То есть если доллар обесценился на 10 %, у них эти 10 % украли. Как вы можете проводить свою политику, не говоря о том, что кто-то теряет свое состояние из-за того, что доллар слабеет? Все это в итоге приведет к росту ставок процента и ослаблению экономики.
Бен Бернанке: Если человек имеет накопления в долларах и будет покупать товары за доллары – типичная для американцев модель, – тогда единственным последствием будет то, что доллар потеряет свою покупательную способность в отношении экспортных товаров, поскольку они подорожают.
Рон Пол: Да, но это не так, если вы пенсионер и у вас депозитные сертификаты – тогда стоимость жизни возрастает, что бы ни говорил вам индекс потребительских цен. Стоимость жизни у этой категории граждан возрастает, и это бьет по ним. Именно поэтому многих в этой стране охватывает отчаяние.
Это был наш последний разговор до кризиса. Бернанке уклонялся от неудобных тем еще упорнее, чем обычно. Он не затронул ни одной детали. Более того, он не выразил ни малейшего беспокойства по поводу надвигающихся проблем. Наверное, я мог бы расспрашивать его целый день, получая в ответ одни клише и банальности. Что он на самом деле знал – другой вопрос. В тот день он работал в режиме пропаганды.
Наш разговор, состоявшийся 24 марта 2009 года, когда кризис уже был в полном разгаре, проходил следующим образом.
Рон Пол: Считаете ли вы, что капитализм продемонстрировал свою несостоятельность и для решения нынешних проблем от нас потребуются небывалые усилия? Или вы говорите: «Нет, в этом есть лишь доля правды. Истина же в том, что мы сами довели себя до такого состояния – мы выстроили систему, в которой очень многим пытались управлять, слишком вмешивались в процентную ставку, слишком много рисковали, шли на моральные риски».
Если вы исходите из той предпосылки, что в данный момент рынок не работает, я могу понять все ваши действия. Но если я вижу, что вы полностью отвергли рынок, тогда я понимаю, почему мы в Конгрессе, вы в Министерстве финансов и вы в Федеральной резервной системе продолжаем действовать, как и раньше.
Так на что вы возлагаете вину – на рынок или на клановый капитализм, в условиях которого мы жили около трех десятилетий?
Бен Бернанке: Конгрессмен, я, безусловно, не отрицаю капитализм. Я не считаю происходящее крахом капитализма, а также полагаю, что свободные рынки должны являться главным механизмом распределения капитала. Они на протяжении многих лет демонстрировали свою способность эффективно распределять деньги на новые предприятия, новые технологии, поэтому мы хотим поддерживать рыночную структуру свободного капитала.
Однако есть и другой факт, в истинности которого мы убеждались неоднократно на протяжении десятилетий и столетий: финансовые системы предрасположены к паникам, наплывам, подъемам, спадам, и что бы ни происходило, у нас есть выработанные механизмы для предотвращения краха, такие как страхование депозита и кредитор последней инстанции.
Эти защитные меры, в свою очередь, требуют некоторого контроля, который позволял бы избежать накопления рисков.
Рон Пол: Позвольте мне прервать вас?
Бен Бернанке: Да, пожалуйста.
Рон Пол: Не это ли создает риск недобросовестности? Не заключается ли в этом скорее проблема, чем решение?
Бен Бернанке: У нас были причины создавать ФРС в 1913 году, ведь в 1907 и 1914-м на финансовом рынке наблюдалась большая паника, никакого регулирования не было, что и в XIX веке считалось огромной проблемой.
Есть что-то подозрительное в том, что глава самой могущественной в мире государственной структуры, которая занимается фальсификацией ради поддержки монопольных финансовых картелей, председатель самого главного планирующего органа, который определяет стоимость денег по всему миру, провозглашает триумф капитализма. Даже сталкиваясь с ужасными последствиями политики его собственной организации, он отказывается смотреть в лицо реальности или по меньшей мере не желает признавать ее.
Помню, Бернанке едва заметно улыбнулся, когда я предположил, что мое решение никто не станет слушать, поскольку оно показывает ненужность всех крупных игроков, вовлеченных в траты триллионов долларов. Они вовсе не хотят оказаться ненужными. Политики должны оправдывать свое существование, управляя делами государства. Сначала они создают проблемы, а затем с удовольствием и невероятным рвением начинают управлять и решать их.
Однако вряд ли кто из них согласится признать, что рынок – это намного более могущественный механизм, чем все центральные банки и плановики, вместе взятые. Рынок всегда выигрывает, пусть даже на это требуется время. Иногда рынок вынужден уходить в подполье, чтобы обеспечить активность, необходимую для выживания людей. Возможно, этот день неумолимо приближается.
Некоторых поражает, насколько безответственно Бернанке управлял кредитно-денежной политикой. Однако удивляться тут нечему. Он публично заявлял о том, что при необходимости будет обеспечена инфляция. Если Гринспен самонадеянно верил в гений центральных банков, то Бернанке и подавно.
Это показывает речь Бернанке, обращенная к Милтону Фридману на торжественном ужине в честь девяностолетия профессора 8 ноября 2002 года. Он извинился перед профессором Фридманом и признал, что тот был абсолютно прав – в Великой депрессии виновата Федеральная резервная система. Однако вина ее, оказывается, заключается не в том, что центральный банк орудовал фиатными деньгами, участвовал в кредитной экспансии или монетизации долгов, а только в том, что ФРС на смогла и не была готова заблаговременно накачать экономику деньгами еще в 1929 году.
Свое высказывание Бернанке завершил словами, адресованными Фридману: «Да, вы правы, мы поступали так, о чем глубоко сожалеем. Но благодаря вам мы не повторим этого снова».
Вина действительно лежит на Федеральной резервной системе – но по причинам обратного характера. Именно кредитная экспансия 1920-х вызвала появление пузыря, который и привел к спаду. Затем началась необходимая коррекция, в которую вмешивались Гувер, Рузвельт и конгрессы соответствующих созывов.
Возможно, Бернанке серьезно верит в то, что он способен предотвратить последствия ошибок ФРС, которые совершались на протяжении последних десятилетий. Но он не прав. Как бы он ни сдерживал воодушевление рынка по поводу дефляции, печальные последствия «неограниченной кредитной экспансии», о которой в свое время предупреждал молодой Гринспен, все равно проявятся. Примечательно, ведь Гринспен говорил, что у нас «нет способов» защитить накопления от конфискации вследствие инфляции. Поэтому даже если Бернанке сумеет воспрепятствовать реальной дефляции, которую он считает единственной опасностью, стабильность финансовой системы не удастся восстановить с помощью массивной экспансии денег и кредитов в условиях системы фиатных долларов.