вствию страждущим, а потому, что она размышляла иначе: кто-то стоит за этими бедами. И этот кто-то, вероятно, ближе, чем кажется.
– Вот как, – произнесла Чживэй. – А как твою госпожу уличили в предательстве?
– Так я же говорила, нашли ее в чайном доме…
– Это измена, – перебила Чживэй. – Как поняли, что она предательница?
– При ней была переписка с правителем Юй…
«Правитель Юй» было скорее уважительным обращением, чем знаком реальной власти. Он стоял во главе всех людей, но все еще отчитывался и подчинялся светлому императору Чжао.
– Рукой моей госпожи написано предложение сжигать зернохранилища, чтобы люди от голода начали восставать.
– И никто не подумал, что за этим может стоять господин Чэн? – Чживэй приподняла бровь.
– Он уважаемый человек, чиновник!
– А Чжан Мэйлинь?
– От нее отказался сам император Чжао Шэнь, значит, с ней что-то не так, да и злость засела. – Ифэй вздохнула, повторяя слова людей.
– А я говорила, что на нас странно смотрят, когда мы искали госпожу Мэйлинь, – вдруг сказала Мэйцзюнь.
Чживэй с некоторым удивлением посмотрела на сестру. Похоже, наблюдательности той и правда было не занимать.
Повисло молчание. Чживэй отпила чай, обдумывая поступившую информацию. Было очевидно, что муж Мэйлинь стоял за всем, может, даже при участии ее брата. Вот только зачем ему это? Недовольство освободившимися темными? Просто неприязнь к Шэню? Или есть и другие причины?
– Как могут они так поступать с императором Шэнем! – возмущенно произнесла Мэйцзюнь. – Он настоящий герой! Ему совершенно необязательно было заботиться о темных, однако император все равно настоял на политике равноправия!
– К тому же он друг Демоницы, – вступила Ифэй.
– Да, друзья моей сестры отличаются благородством духа!
Чживэй промолчала. Не только потому, что Шэнь, возможно, был ее убийцей, а потому, что благородство духа понятие расплывчатое. Например, по его вине была казнена семья Лю.
Да, Чживэй закрыла на это глаза: «Я бы поступила так же» – так она сказала себе. Она могла бы пожертвовать жизнями неизвестных ей людей во имя великой цели. Но Мэйцзюнь этого не поймет, для сестры каждая жизнь имеет ценность.
Узнай она правду, то, пожалуй, возненавидела бы Чживэй, ведь она не только знала виновника в смерти их семьи, но и, зная это, целовалась с ним.
Лин Юн никогда бы не простила убийцу своей семьи. Целоваться с ним?! Кровь вскипела при одной мысли об этом. Это предательство! Она ненавидела водителя, который врезался в их машину, всей душой. Она бы хотела причинить ему такую боль, которая бы не прекращалась никогда.
Мэйцзюнь мягко коснулась руки Чживэй, и та очнулась от этих мыслей и удивилась себе. Уже два года она никогда не думала о себе как о Лин Юн. Словно вырезала эту часть жизнь из сердца, но теперь воспоминания стали возвращаться к ней все чаще.
Чживэй поймала мягкий сочувствующий взгляд Мэйцзюнь и уверилась в одном: она не простит Чжао Шэня никогда. И не простит и сестру.
У нее, у Лю Чживэй, нет союзников. Не стоит об этом забывать.
– Где можно найти твоего господина? – Она вернулась к мыслям о деле и обратилась к Ифэй.
– Он очень горюет из-за жены…
Чживэй не удержалась от фырканья.
– …каждый день выходит выпивать, возвращается пьянющий…
– Куда же он ходит?
– В «Чайную башню из лунного света», там многие благородные господа Ланьчжоу проводят время.
В очередной раз повисло молчание.
– Что вы думаете? – с беспокойством спросила Ифэй.
– Мы не только спасем твою госпожу, но и сделаем ее героиней Империи Чжао, – в раздумьях произнесла Чживэй.
– Ах, Демоница! Вы настоящая героиня! – Ифэй бросилась ее обнимать. Мэйцзюнь присоединилась.
Щека к щеке девушки прижались к ней, и Чживэй в очередной раз подумала, что в этом возрождении все шло совершенно не так, как ей хотелось бы. Она отстранилась.
– Вы, безусловно, милы и нежны, но я бы хотела пространства. А еще пора готовиться к воплощению плана.
Раздав указания и ответив на еще, кажется, миллион вопросов, Чживэй сказала, что пора расходиться. Ифэй убежала заботиться о своей несчастной госпоже (получив предварительно наказ ничего той не рассказывать), а сестры улеглись спать.
Наутро Мэйцзюнь встала очень рано, бегая по поручениям. Чживэй же поднялась довольно поздно в попытках выспаться. Мертвое тело и живая душа сочетались плохо, из-за чего она беспокойно спала, постоянно просыпалась, мучаясь кошмарами.
Уже когда солнце давно встало, Чживэй поняла, что пытаться доспать бесполезно, и после медитации решила прогуляться по городу и изучить местный район темных. Бродить в одиночестве в образе девушки было бы неразумно, поэтому она переоделась в подготовленные Мэйцзюнь одежды молодого господина.
Ей было интересно, как много темных можно найти в каждом городе – и как много будет ее знакомых?
И ведь они зачем-то уходили из благополучной Тенистой Прогалины, чтобы оставаться здесь. Разве что это было указание Лин Цзинь? Сама Чживэй отдала бы точно такое же: отправить темных в города, чтобы дать возможность людям привыкнуть к ним и адаптироваться к жизни бок о бок.
До района темных ей дойти не довелось. Ее внимание привлекли крики на центральной площади: умоляющие голоса и гогот.
Еще даже не дойдя до причины шума, Чживэй поняла, что увидит там. Медленно, словно в тумане, шаг за шагом, теряя хладнокровие, она приблизилась к толпе.
Люди столпились вокруг ямы с темными.
Те копошились внутри, словно черви в земле. Были те, что стояли безвольно в крови и тухлой плоти скинутых ранее темных.
Чживэй затошнило.
Один из темных, незнакомый Чживэй, почти выбрался наружу (наверняка используя силы), как его окружило вспышкой. Что-то высосало его энергию, однако он не сдался, полез вверх, полагаясь на мышцы. Едва его рука достигла верха, мужчина из толпы подбежал и наступил на пальцы.
Тот лишь сжал челюсти, намереваясь стерпеть. Начал подтягиваться на другой руке, когда в лоб ему прилетел камень. Темный немедленно обвалился вниз, в яму.
Вот такие «права» она подарила темным? Они больше не сидели в трудовых лагерях, теперь их место было в яме?
Чживэй помнила, как ощущались беспомощность и недоумение, когда тебя расчеловечивают. Сначала кажется невозможным, чтобы люди тебя ненавидели просто за отличия во внешности. Сначала кажется невозможным, что людям проще поверить убийце, чем собственным глазам.
Но потом… ты и правда теряешь себя. Или даже не так: добровольно отдаешь кусок себя насильникам, чтобы выжить.
Лица вокруг показались ей уродливыми, искаженными глупостью и тупой ненавистью. Ещё недавно она бы уничтожила здесь всех, а теперь она беспомощно смотрела на равноправие, которого добилась.
– За что? – Чживэй повернулась к одному из местных благородных господ.
Тот повернулся и, едва оглядев «мальчишку», ответил:
– Нужны ли причины? Это убийцы, их нужно искоренять в детстве. Они как мышиное дерьмо в каше, отрава рода людского.
Чживэй представила, как одно ее движение пальцами – и господин этот разлетается на тысячу кусочков. Однако былой силы у нее не было. Что она могла сделать для них?
Она огляделась в поисках кого-то из светлых, и тот обнаружился быстро.
Молодой, привлекательный, скучающий. В его взгляде ни намека на сострадание – типичный надзиратель.
Вот он опять приподнял руку, и темные вновь попадали в яму, толпа возликовала.
Чживэй нагнулась, поднимая камешек, и выбрала цель: мужчину со щербатой улыбкой – того самого, что бросил камень в темного, которому почти удалось выбраться.
В чужом теле она попыталась отыскать центр расположения ци, сосредоточилась на внутренней силе: всего один бросок, хоть бы хватило на один бросок!
Ее мгновенно бросило в холодный пот и затрясло. Перед глазами запрыгали цветные пятна, дыхание сперло, она сжала края одежд так, что костяшки пальцев побелели. Ещё мгновение – и она упадет в обморок.
И тут сознание вдруг раскололось на две части.
Тело стремилось к земле, в то время как душа ее была привязана к телу тонюсеньким волоском. Чживэй увидела это так же отчётливо, как до этого видела лица людей вокруг.
Вдруг пришло облегчение: нежное прикосновение ко лбу вернуло возможность дышать, ласковые пальцы пробежались по подбородку, и она в этом расслоившемся мире увидела, как связь, скрепляющая ее с телом, утолщилась. Кто-то, словно искусный швец, сплел более толстую нить.
Сердце учащенно забилось, настолько любовно и терпеливо это было проделано.
Чживэй резко пришла в себя: похоже, все это заняло меньше секунды. Так ли она беспомощна, как ей казалось?
И ещё одна мысль: положение темных стало лучше, но едва ли идеальным. Возможно, за этим она и вернулась?
Узнать больше о работе ци.
Даже ребенку известно, что мир стремится к равновесию.
В свое время Чживэй услышала две легенды о создании мира: в одной Нефритовый государь наказал темных красными глазами и невозможностью накапливать ци за предательство людского рода Цзиньлуна, в другой за чрезмерную любовь к сыну.
Однако легенды имели свойство врать, легенды писались победителями, чтобы объяснить мир таким, какой он есть.
Баланса же в темных, что копошились в земле, и светлых в сияющих красивых одеждах не было.
Нефритовый государь из легенд выходил бессмысленно жестоким.
Но в чем природа силы темных и силы светлых, в чем секрет и причина такой разной ци?
Раньше Чживэй не задавалась этими вопросами: ей было некогда, да и причин не находилось. Сейчас же, похоже, вся ее польза заключалась в возможности размышлять.
И еще проверять теории.
Чживэй решительно направилась к светлому.
– Уважаемый господин, спасибо, что содержите наш город в безопасности! – Ее губы расплылись в сладчайшей улыбке. Сам Шэнь бы не справился лучше.
Только заметив минутное отторжение на лице светлого, она вновь вспомнила о полумертвой плоти.