«О, небо, что я наделала?
Почему моя судьба такая горькая?
В поисках счастья нарушила я порядок,
Теперь вины не смыть мне никогда.
Слезы мои, как река, текут,
Сожалею о своих поступках, каюсь.
Если бы можно было вернуть время,
Не совершила бы я этот грех.»
Ее эмоции легли отпечатком на выступление, и под конец у всех на глазах заблестели слезы. Мужчины, высокопочтенные господа города Ланьчжоу, расчувствовались.
Когда Чживэй спустилась со сцены, она услышала желанные слова от хозяина чайной:
– Господин Чэн сочтет за честь, если выступите в его покоях. – Мужчина и сам смотрел на нее в восхищении, однако тут же поспешно добавил: – Господин Чэн будет там с другими господами, они желают послушать и дальше ваше пение.
Чживэй кивнула. Ее все еще била дрожь от нахлынувших воспоминаний, и ей даже понадобилось время, чтобы вспомнить, что она находится в фэнтезийном кошмаре Империи Чжао, а смерть ее родителей от нее теперь очень далеко. Она Лю Чживэй, а Лин Юн похоронена в ее душе за ненадобностью.
Лю Чживэй способна на любую жестокость и ни к кому по-настоящему не привязана. От этой мысли на сердце стало спокойнее, словно после горькой пилюли она съела медовое пирожное.
На ее губах тотчас заиграла любезная улыбка, она присела и посмотрела в сторону господина Чэна, давая понять, что это честь для нее. Тот вызвался сопроводить ее до уединенной комнаты, в которой он собирался с друзьями.
– Никогда не видел такого таланта, – льстиво похвалил он ее.
В его взгляде не было и капли сожаления о жене, которую должны были завтра утром казнить. Наоборот, в его глазах сияли жадность до удовольствия, желание завоевать диковинную женщину. Чживэй могла легко себе представить сцену, где он нахваливал Мэйлинь. Был такой тип мужчин, для которых женщины были не более чем средством для удовлетворения их желаний. Лишь на мгновение они могли очаровываться объектом, но никогда не воспринимали даже ту, которую якобы любили, полноценным человеком с чувствами. Весь их мир строился только на том, что они чувствовали в данный момент: хорошая жена – хороша, смерть жены – вынужденные меры. Сотни отговорок в их голове и причин, почему жертвой ситуации всегда были они.
Господин Чэн был одним из таких мужчин. Однако не стоит думать, что их легко победить. Такие качества идут рука об руку с отсутствием совести и уверенностью, что им можно все на свете. Этот господин Бэйпань не примет падение легко и будет карабкаться, и у него много друзей, чтобы протянуть ему руку и напасть на ту (например, на Чживэй), которая попытается скинуть его с пьедестала. Потому что мужчины не любят смотреть, как тонет один из них, проигрывая женщинам, ведь следующим может стать любой из них.
Чживэй послала ему игривую улыбку: с ним ко дну пойдут все руки, которые могли бы протянуться.
Он уже пустил тигрицу в дом.
Син Ифэй
– Ифэй? Ифэй, ты тут? – В темноте двора чайного дома раздался встревоженный шепот Мэйцзюнь.
Ифэй, уже было заскучавшая, тут же вынырнула из-за глиняных сосудов с вином, за которыми пряталась, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания. Вот Демоница бы поразилась ее сообразительности, когда узнала об этом!
– Чживэй передала, что документы или переписка должны быть связаны с дамбой. А еще вот. – Мэйцзюнь протянула ей кусок ткани, где вином был изображен разорванный коготь. – Постарайся еще найти что-то с таким символом: «Рваный коготь».
Ифэй кивнула.
– Сестрица уже подсыпала им снотворное, хватит до самого утра! Но все равно поторопись.
Мэйцзюнь заметно волновалась, в то время как Ифэй была абсолютно спокойна. Была у нее такая особенность: каждый раз, когда начинались проблемы, она вдруг становилась хладнокровной и находчивой.
– Поняла! – ответила Ифэй и поспешила, согласно плану Демоницы, вернуться в особняк.
Едва она перешагнула порог поместья семейства Чэн, как поняла, что ее ждут неприятности. Обычно у входа стоял Яньцю, ее друг, и он позволял беспрепятственно покидать поместье и возвращаться. Сейчас же она, едва нырнув внутрь, сразу столкнулась с Ланьфанем. И вот уж он был весьма гадкий и самый придирчивый из всех стражников, воображал себя законом среди прислуги!
Ланьфань, может, и был невысоким, но уж очень широким и мускулистым. Он всего лишь встал на дорожку, но преградил ее всем собой так, что не обойти.
– Где ты была? – подозрительно спросил он.
– Госпожа попросила жареных каштанов. – Ифэй продемонстрировала заранее заготовленный кулек. – Предсмертное желание! Понимаете, моя госпожа еще с детства их обожала! Помню, мы были еще детьми, но захотелось ей каштанов, так мы устроили во дворе сами жаровню, идея была не лучшая, если вы спросите меня теперь, но…
– Изменщица и предательница целой империи не заслужила последних желаний.
Он схватился за кулек, но Ифэй не выпустила его из рук, про себя молясь всем богам, чтобы тот не заметил, что там не только каштаны.
– Ох, думаю, вы правы, конечно! Господин Чэн был так милостив, что сказал, что могу исполнять ее прихоти. Что тут скажешь! Наверное, он очень любил госпожу, пока она не задумала все эти гадости…
– Ой, ладно, – поморщился Ланьфань, отпуская кулек. – Иди. На глаза больше не попадайся мне!
Он отступил в сторону и злорадно засмеялся.
– Завтра будет наша последняя встреча, а потом всё.
Противный злюка!
Но повторять Ифэй дважды не надо было: она сразу же юркнула мимо.
Говорят, люди приспосабливаются выживать по-разному. Ифэй не всегда была болтуньей, хотя уже и не смогла бы вспомнить возраста, когда помалкивала. Довольно скоро она поняла, что если много говорить, то легко запутать людей в том, что несешь, да и окружающие начинали воспринимать ее все равно что шум листьев.
Работало безоговорочно каждый раз! Так ей даже удалось втереться в доверие к Демонице во время их первой встречи. Тогда она, сказать по правде, ужасно испугалась и за госпожу Мэйлинь, и за себя, но, приглядевшись к Лю Чживэй, поняла, что держаться ее довольно безопасно. Демоница не была злодейкой, какой ее малюют, скорее вела себя как любой генерал. Мужчину бы наверняка назвали героем, тогда как Чживэй прозвали Демоницей.
Покинув зону видимости Ланьфаня, Ифэй нырнула в темный угол стены и перевела дух. Ей показалось плохим знаком, что с самого начала все пошло не так, однако она не разрешила себе унывать. Ради госпожи Мэйлинь она должна быть сильной и храброй.
Госпожу содержали в ее покоях до прихода властей утром (все же господину Чэну хватило совести, чтобы оставить ее в достойных условиях, а не запереть, например, в сарае). И сейчас для Ифэй было большим плюсом, что часть охраны перераспределили к покоям госпожи. Сначала она злилась, что им не давали общаться наедине, но сейчас это могло сыграть ей на руку.
Ей нужно было незаметно проскользнуть в западное крыло: кабинет господина прилегал к его покоям. За сегодняшний день Ифэй прокрутила в голове путь несчетное количество раз, поэтому недолго думая прошмыгнула в узкий проход вдоль стены, которым пользовалась прислуга. В этот час она не должна была никого встретить: остальные слуги уже отдыхали или прислуживали другим господам семейства Чэн.
– Малышка Ифэй, ты ли это? – раздался противный голос у нее над самым ухом.
Ну, конечно, это гадкий Юпу! Личный слуга господина Чэна. Удача сегодня отвернулась от Ифэй: то ли хотела смерти Чжан Мэйлинь, то ли небеса давали понять, что любую награду нужно заслужить.
– Юпу, братец! Как я рада тебя видеть! – Она тут же обернулась и вежливо склонилась, стараясь не смотреть на бородавку на его носу. – Господин Чэн отправил меня с посланием! Он сейчас в «Чайной башне из лунного света», сказал, ты нужен ему, чтобы принести «он знает что». Я сказала господину Чэну, что это кра-а-а-айне непонятное послание! А если, например, братец Юпу не поймет, что такое «он знает что», но господин посмотрел на меня таким страшным взглядом, что я даже не помню, как добежала до особняка. Так меня страх гнал!
Юпу заметно ошалел от потока информации, но с места не сдвинулся.
Сердце у Ифэй тревожно забилось, ей даже показалось, что Юпу сможет услышать его, и потому она заговорила опять:
– В этом чайном доме такие господа собираются! Никогда не видела столько…
– А что ты там делала? – Юпу с сомнением осмотрел девушку. Кажется, еще секунда – и он прикажет ее схватить.
– Я там и не была! – поспешно заговорила Ифэй, лишь бы не дать ему возможности задуматься. – Я ходила купить каштанов, предсмертное пожелание госпожи, на улице же как встретила господина Чэна с его друзьями, господами! Вот и говорю, что они красивые! Только вот больно уж красивые, понимаешь, братец Юпу? Некомфортно становится! Мне больше нравится внешность такая, понятная… Когда смотришь и видишь человека, а не словно любуешься на безделушку…
– Ты сейчас господина Чэна назвала безделушкой? – Голос Юпу звучал грозно, но он заметно подобрел и даже тронулся наконец в сторону западного крыла.
– Ой! – Ифэй прикрыла рот руками. – Конечно, нет! Я не хотела! Не то думала! А хотя какая мне разница! Завтра меня ждет суровое наказание, братец Юпу, уже и неважно! Так и не узнаю, братец Юпу, что такое, когда сердце бьется от взаимной любви! А ты когда-нибудь любил, Юпу?
Голос Ифэй становился все громче, а каждая фраза звучала настоящим заявлением. Она понимала, что выглядит уже неестественно, и постаралась успокоиться, но внезапно прислужник господина Чэна купился. Он расслабился и снисходительно посматривал на «неудачливую» девицу.
– У меня уже был разный опыт, – самодовольно произнес Юпу. На круглом щекастом лице появилась усмешка, от которой Ифэй захотелось поежиться, но она посмотрела на него с нескрываемым восторгом.
– О, – ответила она, не найдясь что еще сказать.