Лин Цзинь
«Луна отражается в качающейся лодке,
Легкий ветер касается тихой реки.
Мириады звезд сопровождают
безмолвную ночь,
Сердце холодно, как осенний воздух».
Едва закончив это стихотворение, Лин Цзинь тут же обронила на него чернила, заливая, чтобы никто не увидел этих строк.
Будучи ребенком, Лин Цзинь была романтичной натурой, ей нравилось бродить одной в лесах Прогалины, ей нравилось сочинять стихи, а затем читать их зверям. Нравилось им или нет, Лин Цзинь оценивала по тому, на какой строчке и как быстро зверь убегал от нее.
Однажды у нее вышел столь изящный стих, что она поспешила поделиться с отцом.
– Папа, – радостно вскричала она, вбегая в общий павильон.
Улыбка сразу же сползла с ее лица под давлением скорби, заполнившей общую залу. В середине ее лежал бездыханный Инь Цзун, близкий друг отца. Он выполнял задание для отца и был ранен светлыми. И хотя он смог вернуться обратно, но спасти его уже не получилось.
Отец положил руку на плечо Лин Цзинь и сказал ей: «Ты должна быть сильной и несгибаемой, Лин Цзинь. Однажды тебе предстоит защищать наших людей. Мы не можем позволить себе слабостей». И, подавая пример, он не пролил ни слезинки.
Лин Цзинь с честью приняла ответственность, доверенную ей отцом. Она стала сильной, перестала так много пропадать в лесах Прогалины. С тех пор она думала только о том, чтобы сегодня стать лучшим лидером, чем вчера.
И она была уверена в силе своего характера до появления Чживэй, которая показала Лин Цзинь совершенно другой уровень несгибаемости. Перед Чживэй и горы бы превратились в равнины.
– В Ланьчжоу темных посадили в яму!
К Лин Цзинь ворвались члены совета темных Цао Цао, военный министр, и Гуйин целительница. Первый всегда был грубоват, даже немного неотесан, а Гуйин излучала мудрость, накопленную годами. Не в этот раз, правда: глаза Цао Цао сверкали от ярости, а челюсти Гуйин были плотно сжаты.
В последнее время участились случаи издевательств над темными. Только теперь этому был ряд официальных причин и отписок, даже доказательства злодеяний темных всегда находились. Спроси человек из Бяньчжина, совершил ли темный из Ланьчжоу преступление, и тот мгновенно подтвердит. Так что свидетелей было искать совсем не сложно.
– Императрица Линь! Это неприемлемо!
Да, она теперь Императрица Темных. Так себя назвала Чживэй перед самой гибелью, и после титул перешел к ней.
Еще ей в наследство досталась злость. Гнев поселился в Лин Цзинь одновременно со смертью Чживэй. Несправедливо, ведь, наверное, следовало благодарить подругу за все, что она сделала для темных. Но Лин Цзинь просто не могла простить, что Чживэй взяла и умерла.
Позволила себя убить! Да еще и Императору!
Даже спустя год это не укладывалось у Лин Цзинь в голове. Чживэй просто бросила ее, свою единственную подругу.
Гуйин сурово сказала:
– Тебе нужно отправиться к Императору Чжао и поговорить с ним. В каждом городе должны быть светлые и темные управители, они должны быть наравне, иначе злоупотребления продолжат происходить.
Бесконечные разговоры с Шэнем… Никто не считал равными Императора Чжао и Императрицу темных, у Лин Цзинь был лишь громкий титул, и никакой власти за пределами Тенистой Прогалины.
За последний год больше всего Лин Цзинь общалась именно с Шэнем. После смерти Чживэй они остались друзьями, но не раскрывали, что у них на уме. Их беседы больше напоминали партию в го.
Шэнь стал сам не свой. После смерти Чживэй из него ушла искра, а мысли все время витали в другом месте. Однажды она нашла его в собственных покоях пьяным на полу.
– Любовь проходит, а власть остается, – сказал он ей. – Знаешь, что я думаю? Власть должна проходить, а любовь оставаться.
Лин Цзинь устало кивнула подданным.
– Я разберусь.
Когда представители совета ушли, Лин Цзинь вновь осталась в одиночестве. Оно стало ее верным спутником в последнее время, и пустоту она пыталась забить тем, чтобы добраться до сути столь нарушенного баланса сил темных и светлых. Почему светлые могли накапливать внутреннюю энергию, а темные были вынуждены заимствовать ее извне? Ничего путного из размышлений и поисков не выходило, и поэтому все чаще она вспоминала пророчество: сердце Дракона вернет темным силу.
Может быть, ей стоит убить Дракона? Но к кому с этим пойти? Шэнь отмахнется, Сяо До… с ним отношения тоже разладились. Сюанцин запер себя в добровольной изоляции. Однако среди всех именно на помощь Сюанцина можно было рассчитывать.
Ах, Совет разозлится, если вдруг Лин Цзинь вместо очередного разговора с Императором отправится на поиски Дракона, но быть Императрицей означало принимать множество решений, вызывающих недовольство. На это нужна была смелость, и теперь она у Лин Цзинь была. Пришла та к ней одновременно с осознанием, что она никогда не хотела занимать место своего отца. Править ей не нравилось, однако бросить свой народ Лин Цзинь не могла.
Сердце Дракона, возможно, содержало ответ на вопрос, почему сила темных была разрушающей и хаотичной.
Она отправится к Сюанцину, и вместе они найдут Дракона. Сюанцин точно захочет выполнить последнюю волю Чживэй – добиться равноправия темных.
Тысяча снежных пиков
В Тысяче снежных пиков, волшебном месте с древними скалами, поросшими изумрудными лесами и укрытыми белыми снежными покровами, с туманными ущельями, разгорелась битва посреди цветущего сада вишневых деревьев.
Сюанцин, облаченный в черный струящийся шелк, сражался с двумя бессмертными. За последний год это был не первый раз, когда за ним пришли. Причины у них, впрочем, были.
Скрывшись после сражения с бессмертными в ветвях вишневых деревьев, он наблюдал за беловолосой небожительницей по имени Шанься. Будучи представительницей небесного министерства защиты она еще была только на третьем бессмертном уровне владении силой, и отправлять ее против Сюанцина было или безумием, или просчетом. Дело в том, что сила бессмертных работала совсем иначе: они больше не были привязаны к цвету глаз или волос, значение имел только их уровень совершенствования, а еще ци, которая давалось им легче всего. Девушка, похоже, могла бы владеть ци водяного лотоса, до того слабой казалось.
Уже сейчас Шанься была порядком измотана, лоб покрылся испариной.
– Ты не сможешь прятаться вечно! – зло прошипела она.
Тут она ошибалась: Сюанцин мог прятаться столько, сколько нужно.
Рядом с ней опустился второй бессмертный, Хаочжэн, шестого уровня.
– Невозможно, – пробурчал он. – Я обыскал другие пики. Может, его здесь нет?
– Жуйсяо говорила, что есть один способ его вызвать.
– Да это сказки.
Бессмертная пожала плечами, замахнулась мечом, собираясь отрубить вишневую ветку.
Раздался звон от удара, Сюанцин явился перед ней. Он с легкостью отбил удар и приземлился рядом с ними, не предпринимая попыток к нападению.
Теперь, увидев его вживую, а не только в виде тени, с которой они сражались, бессмертные растерялись. Их поразила могущественная аура, что исходила от него. Он стоял не шелохнувшись, но все равно вызывал трепет.
Шанься ощутила себя подавленной безмолвным величием и непреклонностью силы, что исходила от него. Во взгляде его багровых глаз не было ненависти или злости, только сочувствие и немного скуки. Будто их попытки убить его казались ему не больше чем жужжанием раздражающей мухи.
Хаочжэн застыл рядом, в невольном восхищении разглядывая черные обсидиановые волосы, светлую и гладкую, словно высеченную из мрамора кожу, стройное тело, которое казалось гибким, как молодая ветка. Не так он себе представлял эту схватку. Он думал, что столкнется с Демоном, с Драконом, с Древним Существом, Воплощением Зла.
Так им говорили.
Перед ними же стоял молодой (только внешне, ему ведь было больше десяти тысяч лет) бессмертный и не желал им зла.
– Ты должен сдаться, – нашла в себе силы заговорить Шанься. Несмотря на то, что Сюанцин молчал, она внезапно для себя начала оправдываться. – Мы могли бы поклоняться тебе, как будущему Владыке Небес, но ты решил обокрасть нас, чтобы спасти смертную! Как можно предать стольких ради одной!
Сюанцин и Дракон на данный момент были одними из самых древних существ Небесного Мира, и потому сын Цзиньлуна мог бы претендовать на звание Владыки Небес. Однако, в отличие от Дракона, копившего силу медитациями, Сюанцин большую часть этих лет провел в бессознательном состоянии. Объединенные же вместе они обладали силой, которая могла бы сокрушить даже Верховное небо вместе с Владыкой Небес, не говоря уже о более низком уровне Судьбоносном небе, с которого эти бессмертные и пришли.
Теперь, когда он помнил большую часть себя прошлого, то легко мог представить, как Сюанцин до Пещеры ухватился бы за роль Правителя. Он был тщеславным и самоуверенным, считал себя неприкасаемым и лучшим фехтовальщиком, сильнейшим носителем ци. Ему было предначертано стать грандиозным правителем темных, а после совершенствоваться к новым высотам.
Но теперь у него была другая цель.
– Она достаточно страдала, – просто ответил он.
…Сюанцин остался один на один с Сосудом Вечного Равновесия после ухода Чжао Шэня. Поддавшись искушению получить еще один кусочек своего прошлого (воспоминания Сюанцина была спрятаны в артефактах белого дракона Байлун), он потянулся к нему.
Едва его длинные пальцы коснулись горлышка Сосуда, ласково провели по кромке, как воспоминание пришло. Совсем не то, которое он ожидал.
Как только Сюанцин пришел в себя после воспоминания, он завыл, словно раненый зверь, лицо его было покрыто соленой влагой. Он свернулся калачиком там, где еще недавно лежало тело Лю Чживэй. Зарылся в траву, обильные слезы превратили землю под лицом в жидкую грязь.
Сын Легендарного Прародителя Цзиньлуна думал, что узнает, как он выжил и какую роль в этом сыграл Дракон, однако узнал совсем другое: прошлое Лю Чживэй. Никакая физическая боль от ее прикосновений не могла сравниться с тем, что пережила она…