– Я не могу принять свои ошибки, – возразила она собственным мыслям. – Из-за них пострадали люди. А нерешительность только множит боль.
– Ты слишком много на себя берешь. – Сюанцин нежно провел рукой по ее голове. – Быть решительной и никогда не ошибаться – едва ли в целом свете сыщется такой человек или бессмертный. Сила в том, чтобы брать ответственность за свои решения, какими бы они в итоге ни были.
– Звучишь как столетний старик, – фыркнула Чживэй, уворачиваясь от его прикосновения.
– Приношу извинения, госпожа Шусинь, – он слегка улыбнулся.
Чживэй удивилась обращению, потому что их разговор напоминал ей десятки других, которые случались в прошлом. Как-то Чживэй увидела близость Сяо До и Лин Цзинь: в сложную минуту они искали друг друга, могли говорить часами, молчать днями. И с Сюанцином она всегда могла говорить о чем угодно: когда он молчал, она говорила без конца, потом он начинал отвечать. Как и сейчас: честно, никогда не пытаясь ей угодить, он интересно рассуждал, и Чживэй было интересно его слушать. Даже если потом она принимала противоположные решения.
– Куда ведет твоя дорога? – Чживэй надеялась услышать ответ, который вызовет у нее гнев.
Во взгляде Сюанцина отразилась нежность.
– Однажды моя подруга, Сяннин, сказала, что мы сделаем мир справедливым, гармоничным, создадим равные возможности для всех… Мы были идеалистами, – на его губах проскользнула улыбка. – Жизнь нас потрепала.
– И ты больше не веришь в такой мир?
Он слегка пожал плечами.
– Я верю в то, что никто не знает, как создать такой мир. Однако наши мысли превращаются в слова, слова в действия, а они, в свою очередь, меняют мир. Если я буду добр к тем, кто рядом со мной, то они будут добры с теми, кто близок им, – и вот так мы сделаем мир добрее.
– У тебя большие мечты, – хмыкнула Чживэй. Она совершала «добро», спасая темных, однако делала это не из благородных чувств, а ради мести.
– Нет, – возразил Сюанцин, останавливаясь. – У меня только одна цель: уберечь человека, который когда-то верил в добро. И на этом пути меня ничто не остановит.
Взгляд его опасно и решительно блеснул, непривычная безжалостность прозвучала в его тоне. Чживэй невольно подумала, что переходить ему дорогу опасно: он умный соперник, и ей следует быть еще умнее.
– Я тоже так полагала когда-то, – ответила Чживэй. – Пока человек, которому я доверяла, не вонзил мне нож в спину. Будешь ли ты готов спасать такого человека?
– Этого буду, неважно, сколько ножей окажется в моей спине.
Чживэй резко замолчала, ей разонравился разговор. Она полагала, что была ближе всех Сюанцину, но кто-то вызывал у него подобные чувства? Возможно, что он даже убил ее ради этого человека?
Вот она – злость, которая ей была так нужна. Этого она ему не простит. Едва они вернутся, она узнает все подробности своей гибели.
Некоторое время они шли молча в нескончаемом тумане.
– О чем задумалась?
– О том, куда же мы идем и почему все замолкло, – ответила Чживэй.
– Мы в ловушке, – спокойно ответил Сюанцин. – Тени, что шли за нами всю дорогу, окружили нас.
– Что?! – Чживэй ошеломленно посмотрела на него. – И ты только сейчас говоришь?
– У нас был важный разговор, – улыбнулся он. – Не хотелось его прерывать.
– Прекрасно! Готов умереть за него? – язвительно отозвалась Чживэй.
– Едва ли мне это светит, – усмехнулся он ей в ответ. Чживэй аж замерла, не привыкшая к такому шутливому Сюанцину. – И мне тоже любопытно, что за преступление здесь было совершено, что кусочек Небесного мира оказался на земле.
– Мы не проводим хорошо время. – Она серьезно посмотрела на него, не понимая причин его радостного настроения. Застрял с неизвестной девушкой в ловушке и философствует? – Лучше расскажи мне, какое преступление могло бы быть настолько немыслимо жестоким.
– Убийство сотни младенцев?
– Значит, бессмертные младенцы ценятся выше человеческих, – хмыкнула Чживэй. Как минимум, убиенные темные младенцы точно никого не беспокоили.
Тени в тумане становились все отчетливее. Тишина вдруг нарушилась только приглушенными звуками, будто рядом скребли по камню или цеплялись за ветки.
Из тумана тянулись когтистые лапы, длинные и жуткие, они появлялись на мгновение, словно стремясь ухватить неосторожных путников. Их движения были быстрыми и хаотичными, будто они отчаянно искали живую плоть. Каждый раз, когда когти почти касались земли, они снова растворялись в тумане.
– Убийца, убийца, убийца, – произнесли голоса со всех сторон.
– Похоже, они не очень тебе рады, – хмыкнула Чживэй.
Когтистая лапа потянулась к Чживэй, и остальные тени тоже нацелились на нее.
– Похоже, это тебе они не очень рады, – отозвался тут же Сюанцин.
– О? Ты язвишь?
– Дразню? – Он так внезапно улыбнулся, что Чживэй застыла: казалось, солнце взошло среди тумана.
– Гм, – неоднозначно ответила Чживэй. – Может, они хотят нас провести по тому мосту?
Тропинка без тумана заканчивалась мостом над еще одной пропастью. Куда тот вел, было не видно.
Чживэй повернулась к Сюанцину, чтобы узнать его мнение, но выражение его глаз изменилось: он в ужасе смотрел на тени.
– Что такое?
– Я знаю их.
Его затрясло. Он опустил голову, сгорбился.
– Пожалуйста, отпустите…
Он сжал кулаки с такой силой, что костяшки побелели, на лице отразилось отчаяние.
– Сюанцин? – тревожно спросила Чживэй. – Что с тобой?
Он потряс головой, глаза его были закрыты, дыхание сбилось и стало тяжелым.
– Сюанцин! Посмотри на меня!
Лицо его подергивалось, и он ответил таким испуганным голосом, какого Чживэй у него никогда не слышала:
– Пожалуйста, отпустите… Убейте…
Сюанцин резко выпрямился, взгляд его остекленел, и он застыл.
– Что с тобой? – растерянно произнесла Чживэй.
Она попыталась его потрясти, привести в чувство, однако он не реагировал, как будто превратившись в одну из скал.
– Ох… Ты этого заслуживаешь, – бросила она.
В словах Чживэй было мало уверенности, просто от его беспомощного вида ей стало не по себе, поэтому по привычке она сказала что-то злое.
Тени отступили, а путь к мосту услужливо расчистился. На другой стороне она увидела пьедестал, на котором лежал свиток, а на скалистой стене был вырезан белый дракон.
– Байлун! – догадалась она, после чего повернулась к Сюанцину. – Подожди меня, я вернусь за тобой. И не смей погибать. Обещаю, умрешь ты только от моей руки.
Мостик был навесной и шатающийся. Едва ступив на него, Чживэй услышала скрип веревок, на которых он держался. Если так подумать, то кто вообще установил этот мост? Прямая дорога к артефакту Байлун, которой никто при этом не воспользовался? Подозрительно.
Мысль оказалась совершенно некстати. Едва она засомневалась в мосте, как тот начал еще более угрожающе скрипеть и раскачиваться. Чживэй крепко схватилась за веревочные перекладины и поспешила вперед. Только на середине его она решилась глянуть вниз, чтобы увидеть, что там, на дне Небесного мира.
Внизу скопились черные тучи, в которых бесшумно били молнии. Мог ли там прятаться истинный демонический мир? Или конец Небесного мира – это небо земного? Вопросы, на которые Чживэй, пожалуй, не хотела знать ответов, поэтому сделала еще шаг, когда поняла, что опоры под ногами нет.
Мост растворился, словно его никогда не было, и Чживэй второй раз за эту ночь полетела вниз. Она не успела набрать в легкие воздуха, чтобы закричать, как уже приземлилась.
Под руками оказалась блестящая перламутровая шкура, Чживэй вцепилась в белые чешуйки, пока длинный дракон взлетал ввысь. Странное чувство охватило девушку. Байлун под ее руками ощущалась настоящей, однако сама она была полупрозрачной, словно призрак себя же. Ощущалась… едва коснувшись чешуи, Чживэй словно знала: Дракониха.
Та аккуратно поставила ее рядом с пьедесталом.
– Байлун! – Чживэй пораженно уставилась на Дракониху невиданный красоты.
Она протянула руку, и та уткнулась ей носом в ладонь, любовно фыркнув.
– Почему ты помогаешь мне?
Сейчас, и тогда в ущелье Пасть Дракона. Все, что было связано с Байлун, давалось Чживэй неожиданно легко. Возможно, пора было и это перестать списывать на простую удачу?
– У тебя мой глаз, мои кости, моя кожа, забери мою кровь и найди мое сердце, – произнесла Байлун в ее голове. Дракониха при этом не раскрыла пасти, просто зависнув напротив Чживэй.
– Что будет, когда я соберу все их вместе? Ты оживешь?
Дракониха зафыркала, засмеялась. Ее голос был глухим, словно раздавался откуда-то издалека.
– Раскаяние.
Байлун уткнулась носом ей в шею, вдыхая аромат.
– Я скучала.
И с этими словами она растворилась в воздухе, словно ее и не было.
А Чживэй совсем перестала понимать, какой же дорогой ей идти в будущем. Загадочных составляющих становилось все больше.
Она повернулась к пьедесталу. На возвышении лежал сверток с древними иероглифами, которые она не могла прочесть. Чживэй осторожно коснулась его. Внешне тот напоминал дорогую бумагу, однако на ощупь походил на чешую Драконихи.
– Ты видела Байлун?
Чживэй обернулась. Она всего два раза видела Дракона в его истинном обличии, и ни разу у нее не было возможности разглядеть его. Она невольно застыла в восхищении от величественности и красоты такого могущественного существа. Его зеленовато-черная шкура контрастировала с увиденной недавно Байлун, однако переливалась чешуйками не меньше.
– Ты не говорил, что это она, – ответила Чживэй.
Дракон приземлился рядом с ней, хвост его свисал куда-то в пропасть. Сильное, гибкое, почти исполинское в сравнении с ней тело не могло не вызывать тревогу.
Что заставило его перевоплотиться? Он хотел защитить Сюанцина или забрать артефакт Байлун? И если второе, то не бросит ли он ее здесь, едва заполучив свиток?
– Помоги мне вернуться, – не ответила она все еще на вопрос.