Уголки губ Сюин поднялись, на мгновение она напомнила Шэня, когда они только встретились: обаятельного и полного самоиронии.
– Вы заблуждаетесь, Лю Чживэй. Вы думаете, что я стремлюсь к власти ради влияния. Это не так. Я считаю, что мой брат удивительный и обладает блестящим умом. Но у каждого наступает момент, когда больше невозможно притворяться кем-то другим. Он хотел трон – любой ценой, и он получил его. Но хочет ли он быть Императором? – Она задумалась на мгновение, будто сама искала ответ. – В конце концов, всем нам хочется доказать своим родителям, что мы способны на большее.
То есть Сюин полагала, что для Шэня трон лишь способ свести счеты с отцом? Возможно, она права. Шэнь не выглядел счастливым.
Тогда Чживэй кивнула.
– Слова опали на землю, – холодно подтвердила она, что услышала.
Между женщинами повисло короткое молчание. Затем они разошлись в разные стороны.
Больше всего Чживэй не давало покоя то, что Мэйцзюнь до сих пор не пришла в себя. Сразу после возвращения в свое тело она направилась к сестре, наполнила ее энергией, залатала разрывы в ци, но та по-прежнему лежала, почти не дыша, с лицом, бледным, как полированная серая яшма.
В покоях Вечной Весны царила тишина, нарушаемая лишь мягким шорохом шелка на тканевых перегородках. Легкий запах сандала заполнял комнату, смешиваясь с приторной сладостью настоя, что стоял на столике рядом с кроватью.
Ифэй сидела на коленях подле Мэйцзюнь, ее руки описывали плавные круги с благовониями в воздухе.
– Ифэй, оставь нас, пожалуйста.
Ифэй впервые в жизни промолчала, тревожным взглядом окинула Мэйцзюнь, затем встала и бесшумно покинула покои, оставив их наедине.
Чживэй присела у постели и осторожно взяла сестру за руку, пальцы Мэйцзюнь были холодны. Эта простая близость вызвала у нее странное чувство: нежность, одновременно ее собственная и чужая, принадлежащая истинной сестре Мэйцзюнь. В этой сестринской любви перемешались тоска по прошлой жизни, по объятиям отца и младшего брата Лин Юн, по маминой лапше в соевом соусе, горечь утраты – семьи Лин Юн и семьи Лю.
Простые слова: «Ты мне дорога, очнись, прошу» – никак не шли. В разы проще было бы даже выйти против Легендарных бессмертных без оружия. Доброта была ей непривычна, как новый язык, на котором она лишь училась говорить. Она разозлилась на себя: как это так, что ей больше смелости нужно было на нежность, чем на угрозы?
Она наклонилась ближе, ее голос был едва слышен:
– Ты была права, милая Мэйцзюнь. Мне нужны твои объятия. И в умении быть уязвимой и правда есть сила. Поэтому, пожалуйста, очнись. Я бы хотела, чтобы ты была рядом. – Чживэй ласково провела по волосам сестры, убирая их с ее лба.
Настоящая внутренняя сила была не в том, чтобы делать вид, что тебе никогда не больно, а в том, чтобы принять эту боль, признать ее своей частью и стараться изо всех сил не передавать ее дальше.
Веки Мэйцзюнь дрогнули. Еще секунда – и сестра медленно открыла глаза. Взгляд ее был мутным, но сознание возвращалось, как утренний туман отступает перед солнцем.
Чживэй не рассчитывала, что для пробуждения действительно не хватало лишь пары фраз. Она бросила на сестру подозрительный взгляд: может, та лишь притворялась, что без сознания? Или мир Империи Чжао был воплощением легенд, как, например, воссоединение Лян Шанбо и Чжу Интай, возлюбленных, которых не разлучила даже смерть.
Однако призрачные бабочки не вспорхнули, и тогда Чживэй решилась создать одну. Она открыла ладонь, на которой немедленно появилась светящаяся розовая бабочка. Та перелетала к Мэйцзюнь.
– Ты вернула тело и силы! – воскликнула обрадованно Мэйцзюнь и попыталась обнять сестру.
– Тебе нужно отдохнуть, пока есть время, – Чживэй положила руку ей на плечо, мягко удерживая.
Некоторое время сестры молчали. Чживэй смотрела на мерцающий свет, игравший на белоснежных постельных простынях, а Мэйцзюнь осматривалась. Наконец она вздохнула:
– Когда тебе составляли карту бацзы, то предсказали две смерти. Одна уже произошла, второй не избежать. Это пугает меня, Чживэй.
Только очнулась, а уже больше всего переживает о сестре. Мэйцзюнь была точно в порядке.
– Не бойся, сестра, – ответила Чживэй, иронично ухмыляясь. – Две смерти я уже пережила.
Мэйцзюнь не стала спорить, только посадила бабочку себе на палец, любуясь ею. А вот у Чживэй появился новый вопрос.
– А что насчет моего брака? Было ли что-то об этом в предсказаниях?
Ей хотелось узнать, предсказали ли четыре столпа судьбы предательство.
– Бабушка говорила, что звезды не могут указать твою пару. У тебя очень сильная воля, и только ты сама можешь ее выбрать.
– И тут сама, – добродушно усмехнулась Чживэй. – Звезды абсолютно бесполезны.
– Знаешь, сестра, это ведь роскошь – жить так, как ты. Моя судьба была предрешена: брак, обязанности, следование чужой воле. Но я прожила иную жизнь, и теперь никто не сможет заставить меня идти против своей воли. Спасибо за это, Чживэй. Не знаю, откуда у тебя эта духовная свобода, но ты, кажется, заражаешь ею всех вокруг.
Свобода Мэйцзюнь была куплена вмешательством Лин Юн в судьбу Империи Чжао и распустила цветы на могиле родителей Лю. Наверное, иногда ужасные вещи происходят, вопрос лишь в том, что ты сделаешь дальше.
Однако Чживэй все же улыбнулась краешком губ. Духовная свобода, вероятно, была прямиком из другого мира. Не зря говорят, что свобода и ненависть заразительны, стоит только начать. Чживэй заразила Империю Чжао духом свободы, как когда-то светлые заразили ее ненавистью.
Странно было понимать, что ей есть чем гордиться. Было в этом что-то нечестное: она послужила причиной гибели двух семей, совершила некоторое количество спорных поступков, а теперь получала любовь, силу, свободу и даже вторую жизнь. Судьба была совсем несправедлива: она не оставляет в живых лучших и потакает злодеям. Единственный способ жить – это создавать справедливость и свободу собственными руками вокруг себя.
В трапезной при Дворце Вечной Весны все собирались постепенно. Первыми пришли Чживэй, Ифэй и Мэйцзюнь, и две первые придерживали последнюю, чтобы она не упала – ее движения все еще оставались неуверенными. Хэлюй появился после них, разложил блюда и закуски. Все это он проделал с оскорбленным видом из-за того, что его Императору придется сидеть за одним столом с Ифэй и Мэйцзюнь. Обе девушки чувствовали себя неуютно, нарушая иерархию, и даже порывались просто постоять рядом, но Чживэй их остановила. Они были частью одной команды, и если Чживэй чему-то и научилась в прошлой жизни, так это тому, что в театре все равны: дива равна осветителю или звукорежиссеру, потому что они делают представление вместе.
Следующими пришли Сяо До и Лин Цзинь, они лишь покачали головами, давая понять, что исследование свитка Байлун не продвинулось.
Затем явился Шэнь, он, откинув полы роскошного ханьфу, сел по правую руку от Чживэй, словно они были Императором и Императрицей.
Чживэй нетерпеливо тарабанила пальцами по столу. Никто не решался заговорить или приступить к трапезе, чувствуя ее нетерпение и раздражение. Сяо До весь извелся, постоянно меняя позы. Лин Цзинь и Шэнь застыли словно статуи. Ифэй и Мэйцзюнь приняли положение приличных девушек: прямые спины, взгляды скромно опущены на руки на коленях.
Раньше бы Чживэй обрадовалась собственному влиянию на друзей, а сейчас невольно подумала, что их боязнь ее настроения, пожалуй, дурной знак.
Едва Сюанцин воплотился подле стола, Чживэй поняла, что он принес плохие новости. Воздух вокруг него загустел, запахло холодной росой и ветром горных вершин.
– Бессмертные выдвигаются. Они узнали, что у нас собраны четыре артефакта Байлун, и не хотят рисковать.
Как они узнали, что их уже четыре? В нелепой догадке она посмотрела на Шэня – и по едва появившейся складке между бровями все поняла. У бессмертных есть свой шпион, и это вовсе не Сюанцин. Как она и думала: Шэнь темная лошадка, с ним нужно непременно покончить.
Быстрый путь: прямо сейчас рассказать друзьям о его предательстве. Шэнь не сможет защититься от них, ее сила и сила бессмертного, еще двое темных – они победят. Даже если он успеет позвать на подмогу своих солдат, придут ли они? Сестра Шэня, похоже, уже держала всех в кармане.
Однако моментальная смерть – это было бы слишком просто, он даже не успел бы раскаяться или испытать горечь. Нет, Чживэй бы пожелала ему долгой жизни.
Сяо До громко и расстроенно вздохнул, прерывая ее размышления.
– Да ешь уже, – повернулись к нему одновременно Чживэй и Лин Цзинь, прекрасно понимая, что причина расстройства была не в предстоящей битве, а в том, что они до сих пор не ели.
Тот принял оскорбленную позу, однако потянулся за булочкой.
– Выход только один. – Шэнь обвел друзей напряженным взглядом. – Убить Дракона самим.
Он был прав, но Чживэй все же обрадовалась, что не ей пришлось это говорить. Пусть Шэнь теперь выступает в роли подонка.
– Что им нужно? – спросила Лин Цзинь. – Убить Дракона?
– Убить меня, Чживэй или Дракона. Меня или Чживэй по обстоятельствам, а Дракона обязательно.
– Тогда Беленькое Величество прав, – Сяо До быстро проглотил булочку. – Не то чтобы Дракон проявлял к нам особое дружелюбие.
– Ты в безопасности во дворце, – Шэнь взял Чживэй за руку. – Бессмертные не решатся нарушить миропорядок и навредить тебе здесь.
Столько беспокойства было в его голосе. Искреннего. Наверное, Шэнь и правда верил, что он неплохой человек, последователь истинного дао. Подумаешь, послужил причиной смерти семьи любимой, подверг ее пыткам в трудовом лагере, поспособствовал смерти ее друзей, а затем убил ее. Главное – верить, что все это ради высшей цели.
В Шэне она отчетливо видела свое отражение, и оно ей не нравилось.
Выбор был всегда. Более того – каждый сделанный выбор и определял человека.
Чживэй потянулась за клюквенным печеньем, чтобы освободить руку.