Чживэй остановилась, тело дрожало от переполняющих ее эмоций. Она подняла руку, испачканную кровью – Сюанцина, Сюаньлуна. Она коснулась своего лба, рисуя этой кровью знак бессмертной.
– Давай, Шэнь. Это конец твоей лжи.
Их мечи вновь схлестнулись, и звон клинков сливался с дыханием сражающихся, хриплым, прерывистым.
– Я не буду убивать тебя второй раз! – затравленно крикнул Шэнь. – Ты поймешь, ты полюбишь меня!
Чживэй хладнокровно бросила:
– Тогда умри.
И битва началась с новой силой. Их мечи скрещивались, и каждый удар был громче предыдущего. Чживэй была беспощадна, ее атаки становились все быстрее, а Шэнь все больше отступал. Но в какой-то момент он резко парировал ее выпад и ранил ее.
Она дернулась, совершая ошибку, и едва не пропустила следующий его удар. Шэнь застыл, глядя на нее. На его лице застыло потрясение, почти ужас. Он посмотрел вниз: светлые отвернулись от него, сестра предала, друзья никогда не простят, а Чживэй он мог или убить, или умереть сам.
Но, похоже, умереть самому ему храбрости не хватило.
– Я… я никогда не думал, что стану таким, – прошептал он, отступая. Его голос звучал надломленно, а в глазах заблестели слезы. – Никогда! Я думал, что буду править во имя добра.
Небесный меч растворился.
– Простите… я…
Не договорив, Шэнь исчез, переместившись.
Она могла бы броситься за ним, могла бы преследовать его, чтобы закончить то, что начала. Но вместо этого она полетела туда, куда ее тянуло сердце: к Сюанцину, к Сюаньлуну, Мэйцзюнь – и другим павшим в битве.
Чживэй сидела на склоне горы Оранжевых цветков, задумчиво жуя тонкую ветку. Ее взгляд был направлен вдаль, туда, где линии ее собственной ци обрывались, ведущие в иной, ее родной, мир.
Она сбежала со свадьбы Сяо До и Лин Цзинь, если это можно было назвать побегом, ведь эта парочка ушла с праздника еще раньше. Лин Цзинь шел свадебный красный, а Сяо До шла счастливая умиротворенная улыбка.
Сяо До признался Чживэй, что сделал предложение в вечер битвы. Он сказал:
– Я собирался просить ее принять меня в мужья каждый день, а она сразу сказала «да»! Я так растерялся, что она засмеялась надо мной. Не понял даже, обидно мне было или радостно.
И хотя он так говорил, он улыбался, давая понять, что нисколько ему было не обидно. История с каждым разом обрастала новыми подробностями, и в последней версии Лин Цзинь созывала совет Троецарствия, лишь бы поглумиться над бедным женихом.
И хотя ради таких глупостей совет Троецарствия бы собирать не стали, Чживэй все же гордилась тем, что у них получилось сделать с Империей Чжао.
Чживэй вместе с Лин Цзинь дала понять Сюин, что больше не будет никакого превосходства светлых. В качестве поддержки они пригласили Чжан Мэйлинь, как представительницу людей.
Сюин, на удивление, спорить не стала. Похоже, когда сила связала ее с Лин Цзинь, она обрела внутреннюю гармонию и покой. Да и не только она. Светлые, которые не могли ощутить истинного счастья, внезапно вновь обрели это чувство. Умение любить себя, близких и радоваться каждому дню точно принесло им умиротворение.
Чживэй даже вообразить не могла, как может изменить человека такое простое чувство, как доброта к себе. Как будто и не было больше нужды причинять вред другим.
На похороны Сюаньлуна и Байлун Чживэй настояла, чтобы пришло все Троецарствие. А кто не мог явиться, тем при помощи больших медных пластин транслировали происходящее.
Сегодня, прямо посреди свадебного обряда, Ифэй вдруг закричала:
– Не может быть! Целая опера?! Ох, давайте ее назовем: «Тёмная из империи Чжао», или нет! «Сирота из рода Лю»! Или нет! «Злая Демоница»! Или нет! «Легенда о белом Драконе»! А, такая же уже есть…
– Тихо! – взмолилась Мэйцзюнь, а затем мечтательно добавила: – «Прощение Байлун»?
– Или, может, даже лучше «Покорение Дракона», – продолжила Ифэй. – Все будут думать, что это история о любви, а потом… Правда, история и есть о любви… Драконов, да?
Чживэй старательно делала вид, что не слушала их. Никогда она еще так не злилась, когда увидела, что обе девушки выжили. Нет, конечно, она была этому рада и испытала огромное облегчение, но то, что они бросились в огонь Дракона? Да еще и ради спасения Чживэй. Мэйцзюнь неловко пробормотала: «Я боялась, что тебя убьют… А у меня было сердце Байлун. И ты знаешь, я подумала, что она защитит меня… И она защитила».
Чживэй взмахнула рукой, приглушая их голоса до едва слышного писка. Сяо До благодарно улыбнулся, а Лин Цзинь, кажется, ничего не заметила. Она смотрела на жениха с пронзительной нежностью.
– А это могли быть вы с Шэнем, – фыркнула Ифэй. – Меня бы стошнило!
От переизбытка счастливых эмоций Ифэй никак не могла замолчать и болтала с самого утра.
– Пусть только появится, – нахмурилась Мэйцзюнь. – Он пожалеет! И Хэлюй пожалеет! Когда успел только сбежать!
То, что Хэлюй сбежал, не удивляло Чживэй, а вот мысль, что Шэнь, прежде чем испариться, вернулся за своим слугой, все-таки поражала. Похоже, он все же был способен на верность. Просто не ей и не их друзьям.
Перед ней вдруг возникла рука, протягивающая ей цзунцзы. Сюанцин, тоже сбежавший со свадьбы, сел рядом с ней.
Да, этот бессмертный хитрюга не умер. Оказалось, его связь с Вечно Цветущим Персиковым деревом помогла ему выжить. Меч Байлун оборвал его нити, связывающие с Небесным миром, а в остальном его выходили.
Чживэй отложила ветку и взяла сладость, любовь к которой пронесли через тысячелетия. Сердце защемило от нежности, а душа тоскливо заныла.
– Господин Владыка Небес, – она все же смешливо склонила голову, поворачиваясь к нему.
На Небесах Сюанцина ждали как священное божество, которое возглавит Судьбоносные, а затем и Верховные небеса.
– Госпожа Спасительница Поднебесной, – он склонил голову ниже, чем она.
Сюанцин теперь больше шутил. Наверное, другим казалось, что он наконец в порядке. Чживэй же видела другое: плечи его теперь всегда были опущены, словно их придавило каменной плитой. Ему тяжело далась правда о том, как ему удалось выжить и сохранить себя. Все в этом мире ему напоминало теперь о той счастливой дружбе, которая у них когда-то была.
Наверное, ему следовало бы уйти в Небеса как можно скорее, но его держали Чживэй и друзья. Вслух он, конечно, этого не скажет, но Поднебесная его тяготила.
– Это мир, из которого ты пришла? – Сюанцин кивнул в сияющий круг, невидимый для обычного человека.
Чживэй кивнула.
– На горе Оранжевых цветков, – задумчиво протянул Сюанцин. – Судьба умеет посмеяться.
Она тоже не ожидала, что нити ци приведут в место, где она однажды умерла. Сюанцин серьезно посмотрел на нее.
– Что именно тебя тревожит?
Столько всего ее тревожило! Хорошо, что было с кем поделиться. Ее выслушают и не будут навязывать ответ.
– Здесь я Лю Чживэй. Великая воительница. Здесь у меня есть друзья, я принадлежу этому миру, – она рыскала взглядом по лицу Сюанцина в поисках ответа на невысказанный вопрос. – Но…
– Какое же «но»? – мягко спросил Сюанцин.
Это был очень сложный вопрос, на который она и сама не вполне понимала ответ. Все чаще она вспоминала жизнь в другом мире, вкус фастфуда и вредных закусок, все чаще она тосковала по книгам и новеллам, по городскому шуму.
Империя Чжао исцелилась, а в Троецарствии она не видела себе места. Все ее друзья больше не были скованы выданными им когда-то ролями, каждый из них теперь строил свою жизнь. В чем же была жизнь Чживэй? Все это время Чживэй была Злостью, необходимой, чтобы выжить. Однако теперь злость ушла.
– Я должна Лин Юн ее жизнь, – вырвалась у нее мысль, которую она так боялась озвучить.
Сюанцин ничего не сказал, просто слушал.
– Я не чувствую себя ни Чживэй, ни Сяннин. Сяннин – воспоминания, часть меня, Чживэй – маска, чтобы скрыть слезы, или даже щит, чтобы спрятать чувства. В глубине души я все еще та Лин Юн, сбежавшая, потому что не могла вынести чувства вины. – Сюанцин открыл рот, и Чживэй улыбнулась. – Да-да, я понимаю, что не виновата. Теперь.
Лин Юн было трудно принять, что выжила только она. Почему она, а не ее маленький брат? Или почему она – вместо всей семьи? Зачем она настояла на той поездке?
И все же это не было ее виной. Стечение обстоятельств – иногда просто случаются страшные вещи. Несправедливые, жестокие, бессмысленные.
И пока ты жива, ты можешь сделать единственное, что в твоих силах, – это продолжить жить дальше.
Лин Юн была всего лишь человеком, впереди ее ждала нелегкая жизнь: каждый день тосковать о родителях и о брате, получить образование или отдать всю себя опере, построить, может быть, карьеру, а может быть, не гнаться за ней, может быть, объехать весь мир, а может быть, никогда не покидать Пекина.
Не так. Впереди ее ждала жизнь.
Жизнь.
– Никто ведь не проживает жизнь без ошибок. И они не определяют человека, а становятся частью его силы и гармонии. Смириться с ошибками, принять их как частичку себя, не стараться быть идеальной, а быть счастливой – в этом и есть смысл жизни.
– Думаю, так и есть, – улыбнулся он.
– Думаю, этому ты меня и научил.
Сюанцин никогда не переставал верить в нее. Даже когда она не верила в себя сама, когда она дала себе звание «Демоница» и пошла по пути разрушения. Даже тогда он был ее летним дождем, ее солнцем, ее укрытием от ветра – и она выросла, потому что он дал ей эту возможность.
– Ты сделаешь правильный выбор, – тихонько произнес Сюанцин.
– Но я… Уйду. – Она вглядывалась в его красные глаза, пытаясь найти в них подсказку для финального решения.
Сюанцин оставался собой до самого конца, поэтому не предлагал ей никакого решения. Она должна был принять его сама.
Он наклонился, его губы коснулись ее щеки, легко скользнув по ней, – она двинулась ему навстречу, пока их губы не встретились в поцелуе…
А затем они еще долго сидели, встречая закат.