Перед нами отступали кучки текинцев; из-за каждой кибитки раздавались выстрелы, и в моей команде уже ранили 6 человек. Влево от меня двигались 10-я и 11-я роты апшеронцев, а сзади шел 4-й батальон. На стены крепости ввезли орудия и открыли из них огонь. Чем более войска углублялись в крепость, тем защита становилась все слабее и слабее. “Где же текинцы?” – спрашивал я себя. Вот уж недалеко и холм Денгли-тепе. С одной стороны на него взбиралась какая-то туркестанская рота, с другой – я с охотниками. И что за зрелище представилось нам отсюда! Все поле за крепостью, насколько мог охватить глаз, было сплошь покрыто толпами бегущих текинцев. Скобелев уже получил о том известие и немедленно отправил пехоту и кавалерию в преследование неприятеля. У самого выхода из крепости, как раз у северного фаса, находилось несколько обширных, довольно глубоких ям, которые буквально кишели женщинами и детьми. Все они наполняли воздух отчаянными воплями. У Денгли-тепе я чуть было не отправился к праотцам. Шагах в 15 от холма сидел, поджав ноги, текинец. Когда мы взбежали на холм, он прицелился и выстрелил из ружья. Пуля пробила мне фуражку и задела наружные покровы передней части головы. Разрядив ружье, текинец преспокойно бросил его и стал ожидать смерти. Просто жаль было убивать такого молодца, но приказ Скобелева “не щадить никого” слишком ясно звучал в наших ушах, и через несколько мгновений текинец был поднят на штыки. Такой же участи, я помню, подвергся и какой-то хан, пришедший к Скобелеву с переговорами о мире, как только мы вступили в крепость.
Преследование текинцев продолжалось несколько верст за крепостью. Было уже 4 часа пополудни, когда батальон возвращался в лагерь. Здесь нас ожидала радостная весть: знамя наше найдено командой Воропанова, и первые солдаты, увидевшие и схватившие дорогую для нас святыню, были опять-таки апшеронцы. Оглушительное “ура” раздалось в батальоне, и никогда оно не было так сердечно, так искренно и так радостно. Мы обнимали друг друга; солдаты делали то же самое; у многих на глазах блестели слезы. Когда нам принесли знамя, то солдаты с восторгом толпились около него и целовали полотно и древко. Тем не менее, знамя не приказано было выносить до тех пор, пока не последует на то Высочайшей санкции, и его опять отнесли к кибитке Скобелева.
Итак, Геок-тепе пало, и, нужно откровенно сказать, совсем для нас неожиданно. Согласно диспозиции к штурму, вся задача штурмующих войск сводилась только к овладению юго-восточным фасом крепости, всю же крепость предполагалось взять на другой и даже на третий день, подвигаясь постепенно вперед. Генерал Скобелев ожидал сильного сопротивления, и мы таковое встретили, но не со стороны всех текинцев: на стенах дралось только тысяч пять или шесть защитников, решившихся умереть, но не отступать; остальные же после взрыва бежали. Вот почему мы так сравнительно легко овладели крепостью.
Общая же потеря отряда при взятии Геок-тепе заключалась в 4-х обер-офицерах и 55 нижних чинах убитыми; в 18 офицерах и 236 нижних чинах раненными; в 12 офицерах и 73 нижних чинах контуженными. Лошадей убито 47, ранено 24.
Неприятель потерял во время штурма убитыми 8000 человек. Кроме того, множество тел текинских валялось в разных ямах; масса тел, раньше убитых, кучами сложена была в некоторых местах, около стен, ибо у нашего противника не хватало времени хоронить их.
Скобелев отдал солдатам крепость на три дня. Из кибиток выносили дорогие ковры, паласы, различные серебряные и золотые украшения и проч. Все это солдаты уже 12 января продавали за бесценок. Огромнейший ковер, аршина в 3 или 4 в квадрате, шел за 5, много-много за 10 рублей. Но главное, на что набросились солдаты, это на съедобное: каждый из них тащил себе горшок сала, лук, крупу, барана, курицу – словом, что попадалось под руку. Вечером в лагере запылали в сале лепешки из муки. Меня солдаты тоже угостили такими лепешками, и, право, мне тогда показалось, что вкуснее я ничего не едал.
Богатый самыми разнообразными впечатлениями и событиями день 12 января кончился; наступил вечер. Все офицеры нашего батальона собрались в кибитку командира 13-й роты поручика Коркмасова. Со времени прихода под Геок-тепе наш товарищеский кружок уменьшился ровно вдвое – осталось всего 7 человек. Странное впечатление производила эта компания на свежего человека: у одного подвязана голова, у другого – рука, третий хромал, у четвертого – глаз подбит и т. д. – это все следы недавнего штурма. Костюмы были также довольно замечательные: один в тужурке, другой в шведской куртке с погонами, третий в полушубке, четвертый в русском тулупе, пятый в тюркменском тулупе с узкими рукавами – и, кажется, ни одного не было в установленной форме. Генерал Скобелев разрешил нам носить какую угодно одежду, но обязал иметь погоны. Вскоре компания разошлась по своим кибиткам, чтобы после долгих бессонных ночей хорошо уснуть.
Утром 13 января меня разбудил какой-то шум. Я встал, напился чаю. Смотрю: мой денщик, из мордвин, ухмыляется. “Чего ты смеешься?” – спрашиваю его. “Пожалуйте, ваше благородие, я вам что-то показать хочу”, – отвечает он мне.
Выхожу из кибитки и в удивлении только руками развел: у юламейки стоят привязанные к колу два осла, козел, три барана и две борзых собаки – словом, целое хозяйство. “На какого лешего ты притащил их?” – спрашиваю своего мордвина. “А как же, другие берут, и я взял”. Против такого веского аргумента нечего было и отвечать; тем не менее, я приказал своему Лепорелло убрать всю эту живность, куда он хочет. Но упрямый мордвин все-таки держал этот зверинец около моей кибитки, и был очень опечален, когда в одну ночь, к моему большому удовольствию, всех зверей кто-то увел.
В тот же день отправились мы осматривать крепость. Она имела около четырех верст в окружности и обведена была очень толстой глиняной стеной, толщина которой у основания иногда доходила до трех, а на верхушке – до одной сажени. Вся внутренняя площадь изрыта ямами и подземельями, куда текинцы прятались сами и укрывали своих жен и детей от губительного огня артиллерии. Недалеко от северной стены и ближе к западной возвышался холм Денгиль-тепе. Здесь у текинцев помещались различные мастерские для производства патронов и гильз к бердановским ружьям. Несмотря на то, что работа их была исключительно ручная, патроны получались довольно чистой отделки и мало чем отличались от наших заводских. В крепости ходило множество солдат, которые ни одной кибитки не оставляли, не обшарив ее самым основательным образом. Каждую минуту встречались солдаты, тащившие ковры, паласы, дорожки, различные серебряные украшения и проч. И такое хозяйничанье продолжалось в течение трех дней. У Великокняжеской калы расположились табором текинские женщины и дети, которых Скобелев приказал вывести сюда из крепости. После усиленной боевой деятельности весь отряд три дня отдыхал. 16 января наш генерал получил от Августейшего Главнокомандующего Кавказской армией две телеграммы. Первая гласила следующее: “Спешу сообщить тебе Всемилостивейшую ответную телеграмму Государя Императора. "Петербург, 14 января, 12 час. дня. Благодарю Бога за дарованную нам полную победу. Ты поймешь Мою радость. Спасибо тебе за все твои распоряжения, увенчавшиеся столь важным для нас результатом. Передай Мое спасибо всем Моим молодцам; они вполне оправдали Мои надежды. Генерал-адъютанта Скобелева произвожу в полные генералы и даю Георгия 2-й степени. Прикажи поспешить представлением к наградам. Александр". Осчастливленный Царским одобрением, поздравляю тебя всей душой с Высочайшими Монаршими милостями, столь доблестно тобой заслуженными. Михаил”. Вслед затем Михаил Димитриевич получил вторую телеграмму от Великого Князя Михаила Николаевича, в ответ на телеграмму, излагавшую подробности боя 12 января. Этой телеграммой Его Императорское Высочество извещал генерала Скобелева, что Государь Император повелел возвратить 4-му батальону Апшеронского полка знамя, утерянное 28 декабря 1880 года. Такая Высокая милость Царя к батальону привела всех нас в неописуемый восторг, и когда Скобелев прочитал последнюю телеграмму, то крики радости долго оглашали лагерь.
На другой день все офицеры отряда отправились к кибитке Скобелева поздравить его с Монаршими милостями. Вскоре к нам вышел сияющий Михаил Димитриевич в погонах без звездочек, которые его денщик уже успел спороть. Вынесли несколько бутылок шампанского, и каждый из нас с бокалом в руке подходил к генералу и поздравлял его.
Для окончательного покорения текинского оазиса и для занятия города Асхабада, сформирован был отряд под начальством полковника Куропаткина, в составе: 15 рот, 6 эскадронов и сотен, 12 орудий и 2-х ракетных станков.
Отряд этот выступил к Асхабаду 16 января, а 18-го город был занят без всякого сопротивления со стороны текинцев. Вообще, после падения крепости Геок-тепе, покорение Ахалтекинского оазиса, жители которого были объяты паническим страхом, не представило ровно никаких затруднений. Каждый день являлись к Скобелеву депутации от различных племен Ахала с изъявлением безусловной покорности. Покорившихся водворяли на местах их прежних жительств. Вечером 27 января командующий нашим батальоном (майор Хан Нахичеванский) получил предписание выступить с 8-м батальоном на следующий день в свою штаб-квартиру – урочище Ишкарты. Вместе с нами выступил и 3-й батальон. Всю дорогу до Вами шел страшный дождь; в селениях по пути нас встречали текинцы, вступали с солдатами в разговор, называли их “кардаш” (брат), – словом, показывали все признаки самых миролюбивых отношений».
Л.А. Богуславский.
История Апшеронского полка.
Заключение. Россия, Туркестанский край. Итоги
Таким образом закончился последний бурный период истории Туркестана и завершилось водворение владычества России в Средней Азии. Первые шаги наши в этой стране при совершенно чуждых еще для нас условиях были, как мы видели, робки, неуверенны и случайны, сопровождаясь нередко неудачами, но, чем больше мы подвигались вперед и чем больше осваивались со Средней Азией, тем движение наше становилось все увереннее, сопровождаясь в огромном большинстве случаев блестящими успехами. Превосходство дисциплины, организации и вооружения наших войск, а равно выдержка и испытанная храбрость солдат дали возможность в короткое сравнительно время и с ничтожными жертвами присоединить к России огромную страну. Нестройные полчища туземцев нигде не были в состоянии сколько-нибудь стойко противостоять силе русского оружия, и нередко горсть русских брала сильные крепости и обращала в бегство десятки тысяч туземцев. Жертвы наши людьми были обыкновенно ничтожны, между тем как потери неприятеля огромны; исключением в этом отношении явилась лишь осада Геок-тепе, где мы встретили упорное сопротивление. С 1847 года – когда мы впервые стали твердой ногой на Сыр-Дарье – по 1872 год выбыло из строя убитыми около 400 и ранеными около 1600, а всего около 2000 человек. В оба перехода (1879–1881 гг.) на Геок-тепе и при штурмах укрепления, упорно защищаемого текинцами, мы лишились 445 человек убитыми и 1101 – ранеными, из которых впоследствии умерло 176. Общие потери наши при завоевании Туркестана едва ли превышали 1000 человек убитых и 3000 раненых, из которых небольшая часть впоследствии умерла. С такими, сравнительно, ничтожными жертвами была покорена в течение около 45 лет огромная страна, площадь которой занимает более пятой части Европы. Некоторые дела и победы были особенно блестящи. Сотня уральских казаков (114 человек) под командой есаула Серова ведет под Иканом трехдневный бой с 10 000 коканцев, оставаясь притом два дня без пищи и воды. Генерал Черняев с отрядом в 1950 человек берет штурмом Ташкент со 100-тысячным населением и 30 000 войска при 63 орудиях. Генерал Романовский с отрядом до 4000 человек раз