С туш крысолопов было приказано снять шкуры, предателей привели в чувство, связали, сунули кляпы в их зубастые пасти, чтобы не слушать поток мольбы в попытках вызвать жалость, а затем зашили в мокрые, перемазанные в жире и крови шкуры, после чего бросили на солнце. Многие видевшие это прятали испуганные глаза. Уверен, данная казнь разойдётся слухами через воинов к прочим подданным, и некоторые дважды подумают, прежде чем впредь перейти на сторону врага.
В стороне всё не успокаивался Скронк Резак. Он уже сипло ревел, чтобы они, клановые, убивали, и убивали быстро.
— Добивайте вонючек! Куда-куда ползёшь, отрыжка Рогатой? Всех раненых, что не могут встать — убивайте! Клянусь самым вкусным куском мяса, сами их тащить будете вместо своей доли добычи!
Сбросил наконец вообще с себя окровавленную, потную одежду с поддоспешником. Рабы раздобыли где-то что-то ладно сшитое. Блёклый халат был узок в плечах, стеснял движения, ноговицы были чересчур великоваты — чужое, оно и есть чужое.
Наконец подошёл и Скронк. Сипло протянул:
— Надо догнать трусов.
— Много сбежало?
— Голов пятьдесят.
— Это с орком?
— Ага. Но считать ли его за одного…
Махнул рукой.
— Оставь их. Есть дела и поважнее. Никуда они не денутся теперь от нас. Мы одни в пустошах остались, кроме зверья.
Скронк удивленно глянул, безмолвно показывая лапой в сторону отступивших врагов.
— Ааа… Недолго им осталось. Когда мы придём, их поселения не смогут выставить много воинов на новую битву и скорее всего сдадутся. Да и отступившие… Может мы их сможем догнать и перебить… Но чем дольше они будут бежать, тем больше в них будет отчаяния, безысходности и уныния. Много ли они потом навоюют? Не думаю.
— Надо уходить быстрее. Начинается смрад. Скоро все падальщики будут здесь!
— Уйдём, когда позаботимся о телах наших воинов.
Скронк молча склонил голову — он уже привык, что тела своих, если была возможность, мы старались захоронить, чтобы они не достались падальщикам — закопать, заложить камнями, сжечь — без разницы. Есть их не разрешалось.
Мелкие гарпии-падальщики уже начали слетаться к полю боя и рвали те тела, что оказались на его окраинах.
Народа вокруг кучковалось всё больше. Кто-то перебирал оружие, другие ели, третьи растянулись на своих плащах.
— Явур, надо организовать поиски Тигрёнка, прочесать окрестности. Может он…
Подошёл шмыгающий носом Викник. Я ещё испытывал небольшую злость на эту коричневую униженно сгибающуюся падлу за его несвоевременное выполнение команд. Хотя этой злости было немного. Больше презрения — зря послушался Хрезкача и взял его с собой, да ещё на хорошей должности.
— Что-то чистенький… Что хотел? Чего их с собой привел? — кивнул я на следующих за ним «послушных», что как деревянные бревна, ровно и безэмоционально следовали за своим командиром. Этот ушлёпок даже не занялся ими после драки — а минимум парочке из них нужна была помощь.
— Посмотрите какая штука! — протянул он мне какую-то коробочку.
— Что это? — протянул я руку
— Хрезкач… Это… Просил-просил передать после победы…
— Не до тебя, потом отдашь.
Шкатулка дернулась, там что-то звякнуло, она затряслась, Викник выпустил её из рук и, уронив, быстро и ловко юркнул за спину своих бойцов.
— Во имя…
То ли уже устал, то ли мозг не отошёл от взаимодействия с булавой, и мир воспринимался не вполне чётко и осознанно, но отреагировал не сразу.
Явур Сильный был быстрее — метнулся к шкатулке и пнул её со всего маху. Нужно было ли это делать — большой вопрос. И то, что произошло в дальнейшем было ли результатом пинка или так и было запланировано, непонятно.
— …Рогатой!
Коробочка раскололась взрывом, что оглушал и ослеплял, и одновременно стеганули осколки, вспыхнуло и погасло шипящее пламя. Меня пронзила мучительная боль, пронёсся порыв воздуха, захвативший с собой и опрокинувший через себя несколько раз.
Сильно запахло палёным.
Я пришёл в себя, когда кто-то упал мне на грудь и заглянул в глаза.
— Я в порядке.
А тот этому ответу не обрадовался и ударил меня кинжалом в грудь.
— Га! — кончик ударил прямо в середину грудины, в самую кость, не уйдя глубоко, но мне от этого не стало легче.
Я был оглушён, но физические силы были со мной, а нападавший был из плоти и крови — обычный клановый крыс. Двумя руками я просто оттолкнул его, и он с писком отлетел в сторону. С рыком, в котором можно было бы услышать и стон я, шатаясь, вскочил на ноги, предплечьем отвёл древко копья, метнувшееся в голову, скользнул по нему дальше и кулаком ударил в чавкнувший череп новоявленного врага.
На месте взрыва и рядом шла рубка. Кланкрысы дрались друг с другом, с гунулами. «Послушные» пытались насесть на штурмкрыс, но быстро кончились под ударами их страшных алебард, от которых даже не пытались увернуться. Какого-то молодого бойца, вроде из тех, что относились к группе обслуживающих стреломёты, повалив, разрывали на куски.
Мятеж? Восстание!
Викник, сволота, убить меня вздумал? Да хрен тебе во всю глотку, пасть порвёшь! Не на того замахнулся!
Что остальные войска? Там то же самое творится?
Краем глаза заметил Явура, лежащего в луже крови.
Буду выяснять, как с этими расправлюсь!
Кинулся вперёд, и в развороте мечом срубил древко голову одного из мятежников, за которым прятался Викник. Тот с визгом метнулся в сторону:
— Убить-убить! По воле Матери нашей! Убиить узурпатора!!!
Удар кулака в нагрудник следующего и плохонький металл хрустнул, часть пластины ушла вверх — резанула по горлу и ещё не совсем мёртвый, но заливающийся кровью гад повалился навзничь, выдернул меч из его руки. Чут тоже бился кулаками и когтями — какой-то крыс был зажат под его лапой, а хвост черношерстного обвил его шею, удушая. Ему тоже было непросто, так как к нему подбирались и с тыла, но подоспел Сурнур, что перерубил лапу возле запястья и с хрустом шейных позвонков срубил голову.
Сокуч (а никто иной не мог быть тёмным облачком, которым он становился на короткое время благодаря подаренному артефакту) метался от одного врага к другому и каждый раз они падали с перехваченными лезвием горлом.
Мятежников накопилось вокруг хвостов сорок, а нас с дюжину. И хоть нас было меньше, мы побеждали. Рубил прямым мечом, кулаками, локтями, ногами, хлестал хвостом, кусал — только плюнуть не мог, так как кислота ещё не восстановилась. Часть мятежников, видя меня живым и здоровым, просто распласталась на земле, уткнувшись носами в землю. Некоторые — не озираясь побежали, глупцы. Будто это их спасёт… Нашлись и те, кто ударил своими ножами в спины своим минутным друзьям, вгоняя клинки по самую рукоять.
— Хершер! Клыки! Порвём-порвём, сожрём-сожрём сволочей!!! — кричали они.
Видимо им было сказано, что от меня избавятся другие, а тут не повезло.
— Трусы! Подлецы! — визжал главный подлец.
И всё же боец из «послушных», несмотря на полное отсутствие чувства самосохранения, оказался последним, кто упал на поросшую редкой сухой травой землю.
Взглянул на тела павших от лап мятежников и гнев затопил сознание.
— Хьяааальтиии!!! — крикнул я.
Усилием взял себя в руки. Восстановилось дыхание, ровнее стало биться сердце. За хвост вытянул/вырвал мятежника из-под мёртвого тела. Перехватился и взял за глотку. Даже сквозь мех кожа его побелела, дыхание сделалось прерывистым, ворсинки слиплись от пота, глаза начали наливаться кровью. Тонкий голый хвост червяком обвил моё запястье.
— Что… Звал-ли? — заикнулся вслух бледный монашек, с перемазанными кровью руками по плечи стоял в стороне и немного растерял свой обычный уровень своей уверенности или наглости, быть может высокомерия, превосходства — я не знал как это назвать.
— Помоги. Ему, — я указал на Явура. — и другим.
Вспомнил слово, которое давным-давно не слышал.
— Пожалуйста.
Удостоверился, что хмурый человек занялся лежащими, и обернулся к висящему в руке обгадившейся, судя по запаху, гниде. Недолго смотрел, как несостоявшийся убийца-подрыватель трепыхается.
— Хрезкач?
— Дыааа… От-пус-ти… Отт-слуу-жууу… Вл… дык… — просипел он, вцепившись когтями в мою руку. Когти вошли в мою шкуру… Но это ему не помогло. Я приблизил его морду к глазам и смотрел, как из уголков глазниц закапала кровь, когда глазные яблоки начали вылезать из глазниц, как лопались его капилляры, как высунутый язык наливался синевой, как тонкая и горячая струйка крови побежала из уха, слушал, как хрустят под пальцами хрящи и позвонки.
Сжимал, пока полностью не сжал кулак. Через мгновение его тушка упала на землю, оставив голову у меня в руке.
Глава 11
Держа его голову в руках, я обернулся, глянул вокруг.
Толпа, потрёпанных воинов (да нет, пожалуй, всё войско!) стояла недалеко, первые ряды едва ли не в дюжине шагах. Задние ряды напирали, залазили на плечи впереди стоящих. Всё новые и новые участники подходили к толпе. В стороне спешно собрались «Страшилы», отряд людей.
Обожжённые, израненные, взбудораженные разыгравшейся перед всеми схваткой, со слезящимися глазами они ожидали того, что будет дальше.
Сколько среди них сторонников явных и скрытых той, что зовут Рогатой? Сколько выступает за старые, прежние традиции, желая либо выбраться на вершины пищевой цепочки, или по собственным убеждениям? А есть ли среди них вообще мои сторонники, что действуют не из-за страха, а?
Собрались ли они здесь по воле Хрезкача или поддержать меня? А может это всё колеблющиеся? Или просто зеваки, что собрались посмотреть на то, как убивают меня или я убиваю?
Толпа не была однородной — среди грязной массы вспыхивали короткие яростные ссоры, слышны были крики. Из-за чего и почему, я не мог сказать точно, лишь догадывался.
Переступив через тело предателя, взобрался на камень, на котором совсем недавно сидел.
Какое-то время разглядывал их морды в молчании, и вооруженная толпа, не войско, притихла в напряженном ожидании. Рядом стояли те, кто считался моим ближним кругом, командирами, приближёнными — Сурнур, Сокуч, Хойт, Скронк, Хрол и другие, и их хвосты (у кого они были) подрагивали… Тут же уже были и чистенькие крысята со своими короткими копьями, что воинственно шевелили усиками.