В наши дни ни одна высотная стройка мира не обходится уже без оглядки на это выдающееся сооружение эпохи.
В 1970 году, в канун 100-летия со дня рождения основателя нашего государства В. И. Ленина, конструктор Н. В. Никитин и возглавляемый им авторский коллектив был удостоен Ленинской премии.
Этим званием Родина удостоила конструктора Н. Никитина
Вышел документальный фильм о Николае Васильевиче Никитине с названием «Отец великана». Башня обретала все большую известность.
Н. Никитин (пятый слева) с группой проектировщиков у основания телебашни после подписания акта о сдаче. 1967 г.
Изобретатели высотных строительных конструкций едут к Никитину со всего мира, чтобы получить его благословение перед новыми шагами в небо.
В Институт экспериментального проектирования, где работает в это время конструктор Никитин, начинают поступать несвойственные тематике института заказы. «Нашему институту передано проектирование еще нескольких башенных сооружений. Последнее — телевизионная башня для Багдада. Это я становлюсь монополистом», — писал Николай Васильевич. Высота — 720 метров. Никитин подготовил предварительный проект с заключением: башню строить можно. Но не удалось конструктору создать посреди базара в Багдаде самый высокий «телеминарет» — так окрестили проект башни коллеги.
Заказ перехватили оперативные американцы и «воткнули» посреди минаретов телескопическую стальную вышку, которая, как адская труба, корежит пейзаж города «Тысячи и одной ночи». Об этом проекте Николай Васильевич не очень сожалел: он был своеобразным повторением его московской башни.
9 августа 1966 года, когда строительство в Останкине подходило к концу, конструктор получил официальное предложение из Японии построить башню высотой 4 тысячи метров. Эта высота озадачила даже Никитина, который всю жизнь мечтал о сверхгигантских сооружениях. Тут было над чем задуматься. И тем не менее конструктор взялся за разработку проекта. Вместе со своим молодым помощником кандидатом технических наук В. И. Травушем Никитин приступает к проектной разработке конструктивных идей башенного сооружения четырехкилометровой высоты. Полезная площадь сооружения позволяла поселить на этом небесном столбе целый город с населением в 500 тысяч человек. Передачу телесигналов с такой высоты осуществить предельно легко, но другие задачи с трудом поддавались решению: подача воздуха на высоту, система коммуникаций, электро - и водоснабжение заоблачных этажей — с такими задачами конструктор сталкивался впервые. Обеспечение жизнедеятельности высотного города в условиях дефицита строительных площадей в Японии Николай Васильевич решал, глубоко вникая в социально-психологические проблемы урбанизации. Башня должна была стать удобным и надежным для жилья городом будущего, о котором он мечтал в далеком детстве.
Н Никитин в период работы над проектом японского города-башни высотой 4 км и населением 500000
Предварительный инженерный проект с проработкой основных конструктивных узлов города-башни Николай Васильевич отправил в Японию с обнадеживающим выводом: достижения современной строительной техники и прогрессивный стиль проектирования высотных конструкций позволяют надеяться, что идея города-башни осуществима!
Не прошло и недели, как на Никитина тучей налетели японские корреспонденты. Газеты, радио, телевидение всего мира взахлеб заговорили о новом супергигантском проекте советского конструктора. 4 декабря 1966 года Николай Васильевич получил письмо, в котором сообщались дополнительные технические характеристики города-башни. К письму прилагалось официальное приглашение в Токио и просьба приступить к конкретной конструктивной проработке проекта. В письме сообщалось также, что достигнуто предварительное согласие всемирно известного архитектора Кендзо Тангэ участвовать в архитектурном оформлении этого проекта. «Построим капиталистам эту башню, — поговаривал Никитин, — пусть смотрят и удивляются, на что наш народ способен».
Но видимо, сдали у японцев нервы, потому что вскоре пришло другое предложение: снизить высоту с 4 тысяч до 2 тысяч метров, принимая во внимание высокую сейсмичность японских островов.
Николай Васильевич не стал распространяться о том, что главный упор в своей проектной проработке он сделал сначала на сейсмику, а потом уже на ветер силы цунами.
Новое предложение было подкреплено всеми гарантиями, на какие только была способна фирма господина Мицусибы. Сделать из большого малое не составляло для конструктора большого труда, тем более что он не расставался с надеждой поработать вместе с Кендзо Тангэ, к которому относился с большим уважением, как к ведущему урбанисту мира.
Через полгода новая детальная проектная проработка ушла в Токио и там как будто канула в воду.
Лишь три года спустя, в январе 1969 года, приехали к Никитину семь представителей фирмы. С традиционной японской вежливостью они долго извинялись за свое молчание. Но лучше предоставим слово самому Никитину.
Конструктор в частном письме писал: «Приехали в Москву семь японцев. Собираются строить башню 550 метров. Это тот самый их буржуй, который собирался строить 4000 м. Теперь остановились на 550. «Господин Мицусиба уже в возрасте и хотел бы видеть башню при жизни».
Я давал пояснения. Поднимался с ними на башню. Один японец через переводчика: «Мы много о вас слышали, рады увидеться и познакомиться, жаль, что сейчас не можете приехать в Японию для консультации».
Но Николай Васильевич уже потерял всякий интерес к так низко упавшей высоте токийской башни.
Несмотря на обрушившуюся на Никитина мировую славу, он, по свидетельству многих его сотрудников последних лет, так и не научился… быть знаменитым. Достаточно было позвонить конструктору по телефону и попросить о встрече, чтобы услышать: «Жду вас, приезжайте». Он легко откладывал свои дела для другого дела, по при строжайшем условии — чтобы в новом деле была искра творчества.
Пульс истинно творческой мысли конструктор угадывал быстро и радостно. Те, кто видел Никитина за работой, наверное, согласились бы со словами Максима Горького: «Сколько в жизни моей я видел счастливых людей, все они умели и любили работать». Часто создавалось впечатление, что Николай Васильевич черпает в работе какие-то дополнительные внутренние силы, потому что творческий процесс его всегда шел по восходящей липни, если была найдена захватывающая воображение идея. Многие конструкторы видели его сияющее лицо, когда он, отодвигая весь перекроенный чертежный лист, в котором одну чужую, приглянувшуюся ему идею нагружал десятком своих новых, удовлетворенно говорил:
— Дельно мы с вами поработали!
"Я всегда считал своей задачей активное проектирование", — сказал Н. Никитин на защите своей докторской диссертации. 1966 г.
И тогда не было человека счастливее, чем он. Никитин помогал легко и радостно, он из своего опыта знал, как трудно даются изобретателю вселяющие надежду яркие открытия ума. Конструктор заботливо оберегал даже слабый росток самостоятельной идеи и употреблял весь свой талант и авторитет на то, чтобы дать возможность идее прорасти, одеться плотью и долго жить здоровой, продуктивной жизнью. Когда же конструктивная идея, выносимая на его суд, казалась ему вторичной, несамостоятельной, он умел так посмотреть на незадачливого конструктора, что второй раз тот уж к Никитину не подходил.
Для Николая Васильевича не существовало именитых или не именитых инженеров, защищенных ученой степенью или незащищенных. Отношение ко всем было одинаковым и ровным. Он любил повторять: «Рядовых инженеров не бывает!» А в тех случаях, когда инженерная разработка не удовлетворяла его, он добавлял: «Не должно быть».
После башни Николай Васильевич спокойно прошел мимо искушения стать метром, поучающим, изрекающим истины в «последней инстанции». Он считал целью своей жизни активное проектирование. «Не хочется уходить с проектной работы», — говорил Никитин, отвергая высокие административные посты. Он нормально чувствовал себя лишь тогда, когда в голове теснились идеи, планы, мысли. Иногда он без ущерба для дела принимался за несколько проектных разработок сразу.
Авторские свидетельства Н. Никитина
Конструктор не любил раскачек, жалел время на настрой. Он не придумывал для себя стимулов, побуждающих к труду, знал время работы и любил его приближение. Любить начинать означало для него любить действовать. Но бывали и такие минуты, когда он писал: «Всю жизнь старался я сделать что-нибудь интересное, новое, радовался своим успехам. Работал в двух-трех местах, читал лекции, консультировал… и до сих нор от привычки радоваться своей успешной работе избавиться не могу. А радоваться нечему. Все, что я ни изобрету, принимается как должное, и от меня ждут даже гораздо большего, чем я могу дать. Кроме того, на меня легла и большая ответственность. Я никогда не боялся ее. Трудно привыкнуть обыкновенному человеку к высокому положению. Вкусу-то я в нем не нахожу».
Уже не раз это случалось в его жизни: когда нет всепоглощающей работы, Никитину грустно становится жить.
В одном из многочисленных интервью, которые приходилось давать Николаю Васильевичу, корреспондент долго пытался выведать секрет его таланта. Но конструктор само слово «талант» в приложении к самому себе резко отверг. «Если срабатывали какие-то мои личные качества то… осознание важности своей работы для страны, для народа, а затем — труд и труд, любовь к результатам труда, к тому совершенству, о котором мечтаешь».
Это был действительно «неизбывный труд», и нелегко поверить, что такая напряженность и такое обилие труда могут быть человеку в радость.
Совсем немного времени прошло, и вскоре Никитин пишет в Новосибирск свояку и коллеге Б. П. Савельеву:
«…Написал статью о новом классе конструкций — «Полюсные конструкции» (те самые конструкции, способные подвешивать купола к небу, которые башня когда-то властно отодвинула)… статью признали интересной… Конструкции понравились, и мы их применили в нескольких павильонах для выставки [имеется в виду строительная выставка].