Темные глаза отца смягчились при виде меня. Мама что-то прошептала ему, поцеловала его и оставила нас наедине.
– Папа? – Я медленно направилась к нему и взглянула в его лицо.
Многие считали отца жестоким и безжалостным, но для меня он всегда излучал тепло и любовь, как и сегодня.
– Мы получим твое благословение?
Отец усмехнулся в своей обычной ироничной манере:
– Благословения – не мой стиль. – Он погладил меня по щеке. – Но я уважаю твой выбор, дорогая. Ты уже не маленькая девочка. Я хочу, чтобы ты обрела счастье в Нью-Йорке, но никогда не забывай – в Лас-Вегасе тебя всегда ждет любящая семья, если ты когда-нибудь решишь вернуться.
Я обняла его, зная, что это папина версия благословения, и почувствовала огромное облегчение.
Папа и Римо сидели друг напротив друга на диванах в отдельном церковном помещении. Я не знал, почему мама решила, что идея находиться рядом со мной до начала церемонии является хорошей и способствует сплочению.
Они – не лучшая моральная поддержка.
Единственный, кто вел себя более-менее сносно, был Маттео, который отпустил несколько шуток, сняв напряжение. Валерио не терпелось уйти, вероятно, чтобы пофлиртовать с девушками из Каморры, с которыми ему не следовало сближаться.
– Время почти пришло, – напомнил я, надеясь, что они поймут и уберутся отсюда восвояси.
Римо встал и направился ко мне. А потом протянул пару распечатанных фотографий. Я выгнул бровь, когда просмотрел их. На них была изображена забрызганная кровью комната. Кровать в центре выглядела ужасно. Словно на ней зарезали свинью.
Но на постели лежала не туша животного.
Если Римо думал, что способен запугать меня жуткими картинками, то он забыл, кто я такой. Я избил байкера до кровавого месива молотком в подростковом возрасте, когда мы спасали Марселлу.
– Когда будешь думать о кровавых простынях, вспомни, что мы с Нино сделали с дядей Киары на последней большой свадьбе между Каморрой и Семьей.
Отец поднялся на ноги и покачал головой:
– Ты сфотографировал тот кошмар, который тогда устроил? На ремонт комнаты ушли недели. Вы вели себя как варвары.
– Спасибо за приятные снимки перед самым счастливым днем в моей жизни.
Римо прищурился на отца.
– Многие назвали бы варварством возбуждаться от простыней, покрытых кровью девственниц.
Я стиснул зубы, ища глазами Маттео в зеркале, пытаясь дать ему безмолвный знак удалить этих двоих из комнаты или, по крайней мере, Римо.
Папа ухмыльнулся:
– Я почти готов позвонить Данте, чтобы он рассказал нам, как любезно воспринял твою презентацию простыней о твоей первой ночи с Серафиной.
– Но я представил настоящие простыни.
– Достаточно. – Маттео протянул им обоим фляжки. – Сделайте несколько глотков особого коктейля. Он поднимет ваше настроение.
– А как же я? Жених обычно получает фляжку.
Маттео подмигнул:
– Тебе нужно оставаться начеку. У тебя будет знаменательный вечер, и я не хочу, чтобы ты слишком быстро отключился.
Отец понюхал фляжку и покосился на Маттео:
– Что за пойло? Знакомый запах.
– Чтобы убить меня, нужно много яда, – ответил Римо, ухмыляясь Маттео.
– Посмотрим.
Римо сделал маленький глоток и скривился.
– Это самогон из запрещенных веществ. Мы с Джианной сварили его в качестве эксперимента некоторое время назад. – Он хмыкнул.
У меня появилось подозрение, что он уже успел попробовать самогона. Если благодаря вареву он не убьет сегодня Алессио, Массимо или Невио, то мне было все равно, даже если он выкурит вдобавок еще пару сигарет.
– К черту. Мы не потребляем свой собственный продукт! – прорычал отец.
– Это не наш товар. Джианна купила его у славянского дилера. Она говорит, что их продукция дешевле. Вот над чем нам, кстати, нужно поработать.
Римо закрыл крышку фляги и вручил ее мне.
– Я оставляю вас наедине с вашими рассуждениями о плачевном состоянии вашего производства и иду к дочери.
Я знал, что он будет угрожать мне еще не один раз. Наверное, я бы разочаровался, если бы он помалкивал.
Грета заслуживала, чтобы с ней обращались как с королевой.
Отец шагнул ко мне сзади, наши взгляды пересеклись в зеркале.
– Не пей эту гадость. Сегодня ты должен быть в здравом уме.
Маттео хлопнул меня по спине и забрал флягу.
– Он прав. Я обо всем позабочусь. – И он сделал большой глоток из фляги на ходу.
Отец вздохнул:
– Если свадьба закончится без кровопролития, я буду считать, что миссия успешно выполнена.
Я рассеянно кивнул и разгладил серебряный галстук.
Отец положил руку мне на плечо:
– Я прослежу, чтобы на торжестве собравшиеся вели себя хорошо. День принадлежит вам с Гретой.
– Спасибо, папа.
Он указал на мою грудную клетку.
– Я должен был позволить тебе следовать зову сердца. Почему я не догадался, что если ты так рискуешь ради женщины, то все очень серьезно? Я пытался повлиять на твой выбор, чтобы ты ставил наш бизнес выше веления сердца, хотя никогда не делал этого с тех пор, как женился на твоей матери.
– Все в прошлом, мы начинаем новую главу.
Отец кивнул, а затем посуровел.
– Вряд ли в том есть необходимость, однако я кое-что скажу. Обращайся с женой как с королевой. Семья – это место, где стоит терять контроль и позволить монстру выйти наружу в отличие от брачных отношений.
– Тебе не нужно ничего напоминать мне, папа. Ты служил мне примером с детства.
Отец отступил назад и сдержанно улыбнулся, но в его глазах появился намек на глубокие чувства.
Когда он ушел и я остался один, то глубоко вздохнул.
Вот он. Момент, которого я ждал так долго.
Я женюсь на женщине, которую люблю всеми фибрами души.
Сегодня не будет кровавой свадьбы, но для того, чтобы церемония состоялась, было пролито много крови.
Мы все проливали кровь, а некоторые умерли, поскольку не хотели, чтобы мы с Гретой поженились.
Папа, который сидел на первом ряду, кивнул мне. Отец всегда прикрывал меня. И сделал то, чего так долго не желал делать, – кровавое заявление. Хотя традиционалисты заплатили сполна, они выиграли на других фронтах.
Их правила укрепились, и в некоторых областях клан вернулся на шаг назад.
Вся пролитая кровь, вся боль ничего не значили, когда Грета переступила порог церковь. Она выглядела совершенно потрясающе в изящном белом платье. Ее улыбка сияла искренностью, когда она шагала ко мне под руку с отцом. Я никогда не думал, что буду достоин такой девушки. Я ее не заслуживал, но, клянусь Богом, уже никогда не отпущу ее.
Глава 38
Я отпер дверь президентского номера. Сегодня состоится наша первая с Гретой ночь в качестве супружеской пары. Отец даже выставил охрану в коридоре на случай, если кто-нибудь из Фальконе, в частности Невио, сочтет нужным нарушить наше уединение.
Предупреждение в глазах Римо, когда я увел Грету, было ничто по сравнению с яростью на лице Невио. Свадебная вечеринка была в полном разгаре. Маттео наверняка угостил многих гостей самогоном, зато я выпил только бокал шампанского.
Положив руку на спину Греты, повел ее в спальню. Лепестки роз устилали ковровую дорожку к кровати и образовывали сердечко на белом покрывале.
– Как красиво.
– Вероятно, это придумали наши мамы.
Я провел костяшками пальцев по шее Греты, и она наклонила голову с доверчивой улыбкой.
Моя страсть вспыхнула с новой силой, когда мы остались вдвоем, но я не собирался торопить события или терять контроль.
– Я готова.
Я рассмеялся и заключил личико Греты в ладони, требуя поцелуя. Спустя мгновение отстранился и вытащил из кармана пиджака футляр, где лежал нож.
Грета прикусила губу:
– Одна из особых традиций?
– Мы можем разрезать платье не на тебе. Никто не узнает.
Грета слегка коснулась кончиками пальцев футляра.
– Нет, давай чтить ваши традиции. Я хочу сделать все правильно.
Я прижался к ее губам для еще одного поцелуя.
– Сегодня вечером нет правильного или неправильного. Если тебе нравится, значит, все хорошо.
Грета кивнула. Я открыл футляр, вытащил нож и опустил лезвие на треугольный вырез платья. Материал поддался под неослабевающим давлением стали.
Я чувствовал себя дикарем, животным, вырезая Грету из свадебного наряда. Но слишком долго ждал этого мгновения.
– Является ли использование ножа символом потери женой девственности?
Я взглянул на Грету, пытаясь уследить за ходом ее мыслей, хотя мои мысли были заняты совсем иным.
– Нож часто символизирует фаллос. Ты разрезаешь на мне платье, и ткань расходится под лезвием. Полагаю, это означает, что моя девственная плева лопнет, когда ты войдешь в меня?
– Возможно, – пробормотал я. Я никогда не думал о таком, однако слова Греты о лишении девственности разожгли мою потребность.
Платье упало на пол, и Грета предстала передо мной в одних белых кружевных трусиках. Мой взгляд остановился на шрамах ниже пупка, и знакомая волна ярости захлестнула меня.
Грета запустила пальцы в мои волосы.
Я посмотрел на нее.
– Сегодня речь идет не о прошлом или ярости, а о нашей любви и о том, что ты наконец-то можешь сделать меня своей.
Я кивнул и заметил ее туфельки. Было трудно не улыбнуться.
– Скоро ты снова будешь танцевать для меня.
– Очень скоро, – подтвердила она.
Я опустился на одно колено.
– Моя, – проговорил я, целуя шрам на ее животе.
Я видел доказательства того, что была вынуждена пережить Грета, чтобы сегодняшний день состоялся, и мысленно повторял одно и то же: впредь я должен благодарить небеса за то, что она рядом со мной.
Я вскочил на ноги и оторвал Грету от пола. Она обхватила стройными ногами мои бедра, прижавшись к моему прессу. Я чувствовал ее жар сквозь тонкий материал трусиков. Погладил пальцами ее щеку и волосы, затем наклонил ее голову для поцелуя. Скользнул языком по ее губам, пока она не приоткрыла их для меня.