И потому она написала герцогу записку, предупредив, что собирается уехать на следующий день. Ей нужно решить, что делать с собственной жизнью. Для начала она вернется в отцовский дом. А потом… возможно, отправится на континент.
Это звучало довольно одиноко. Но, если уж на то пошло, она была одинока с тех пор, как скончалась ее мать.
Раздосадованная этим приступом жалости к себе, Линнет взяла книгу, которую начала читать утром, но она была не в том состоянии, чтобы увлечься описанием средств от зубной боли. У нее было серьезное подозрение, что герцог не разделяет ее желания немедленно уехать.
Она не представляла бы, почему Пирс не разговаривал с отцом столько лет, но в выражении лица герцога было невозможно ошибиться. Он чувствовал себя безгранично счастливым в обществе своего сына, даже если этот сын ведет себя как осел.
Она сидела за туалетным столиком, читая отрывки из медицинского трактата Элизе, которая проворно укладывала ее волосы в замысловатую прическу, когда со двора донесся шум.
– Что, скажи на милость, там происходит? – поинтересовалась Линнет.
Элиза отложила украшенный драгоценными камнями гребень и бросилась к окну.
– Карета, – сообщила она. – Совсем как тыква, желтая и блестящая.
Линнет присоединилась к ней как раз вовремя, чтобы увидеть стройную ножку, обутую в туфельку на высоком каблуке, показавшуюся из кареты. Она принадлежала даме, одетой в дорожный костюм сливового цвета и изящную шляпку, над которой изгибалось не одно, не два, а три пышных пера.
– Какая красота, – вздохнула Элиза. – Как на картинке из французского журнала.
Линнет отошла от окна и снова уселась за туалетный столик.
– Видимо, прибыла еще одна претендентка на руку лорда Марчента.
– Скорее еще одна пациентка, – возразила Элиза, снова взявшись за гребень. – Слуги рассказывают, что люди приезжают со всех концов Англии, чтобы показаться ему. И из Шотландии тоже. А может, даже из-за границы.
Линнет не желала и думать о достоинствах Пирса как врача. Особенно если вспомнить, как он обошелся с ней сегодня днем. В его глазах было столько злости. Он прекрасно знал, что она считает, будто Гэвин при смерти, и позволил ей делать из себя дурочку.
– Надеюсь, это очередная кандидатка в будущие герцогини, – упрямо заявила она. – Я с удовольствием посмотрю, как ей понравится перспектива прожить с этим человеком всю жизнь.
– Готово, – сказала Элиза, воткнув гребень в прическу Линнет. – Можете идти.
Линнет встала и направилась к двери, однако ей не хотелось спускаться вниз. Особенно после того, как Пирс посмеялся над ней, заставив почувствовать себя законченной идиоткой.
– Пожалуй…
– Нет, – заявила Элиза. – Он может быть дьявольским отродьем, судя по тому, что о нем рассказывают. Но вы не будете прятаться в своей спальне. Идите и заставьте его влюбиться в себя.
Линнет застонала.
– Мы все рассчитываем на вас, – добавила Элиза, подтолкнув ее к двери.
Линнет медленно спустилась с лестницы, уныло считая каждый шаг. Ей казалось, что она умрет от унижения, когда весь бальный зал отвернулся от нее. Кто бы мог подумать, что унижение может быть еще более мучительным, когда этот осел, доктор, рассмеялся ей в лицо?
Из гостиной доносились возбужденные голоса, и в двух шагах от приоткрытой двери стоял Прафрок, даже не пытаясь изобразить из себя вышколенного дворецкого.
– Ну что там? – поинтересовалась Линнет, добравшись до подножия лестницы.
– Приехала герцогиня, чтобы повидать своего сына, – сообщил Прафрок. – То есть бывшая герцогиня.
– Вы имеете в виду мать лорда Марчента? Разве она не живет за границей? – Линнет охватило любопытство.
– Как я понял, последние месяцы она провела в Андалузии, но ей там надоело, и она решила отправиться в Уэльс, чтобы сделать сюрприз своему сыну.
– Только для того, чтобы застать герцога в его резиденции, – подытожила Линнет. – Как интересно!
– Герцог еще не спускался. Так что им еще предстоит ощутить радость от встречи, – заметил Прафрок. Он распахнул дверь и, шагнув внутрь, объявил: – Мисс Тринн.
Разговор в комнате оборвался, и все присутствующие повернулись к ней: маркиз де Лафит, три молодых доктора… Пирса не было.
Линнет протянула руку кузену Пирса, Себастьяну, который склонился над ее пальцами, как и подобало французскому аристократу. Но ее глаза украдкой скользнули по сторонам. Вот он. Пирс стоял, прислонившись к фортепьяно, с полуопущенными веками, словно его не интересовало, что происходит вокруг.
Но когда он поднял глаза, она убедилась, что они такие же сонные, как у льва, поджидающего в кустах неосторожную газель. В его взгляде читалась издевка… и еще что-то, заставившее Линнет напрячься. Она перевела взгляд на маркиза и одарила его ласковой улыбкой.
– Чем вы сегодня занимались? Полагаю, лорд Марчент рассказал вам, как я привела его в ярость, посмев взять одного из его пациентов на прогулку на свежем воздухе?
В глазах Себастьяна сверкнули веселые искорки.
– Я привожу его в ярость с таким же постоянством, поэтому не могу оценить нюансы. Но поскольку он слишком дурно воспитан, чтобы исполнять роль хозяина, мне придется взять эту миссию на себя и представить вас его дорогой матушке, которая приходится мне теткой. Она прибыла не более часа назад.
Линнет присела перед миниатюрной и невероятно элегантной дамой.
– Леди Бернис, – сказал Себастьян. – Могу я представить вам мисс Тринн? Она приехала в Уэльс, чтобы познакомиться с вашим сыном, как вы знаете.
Мать Пирса не выказала никаких признаков усталости после путешествия. Это была красивая женщина с сияющей кожей и блестящими волосами, опровергавшими ее возраст.
– Enchantee[5], – произнесла она с ленивой полуулыбкой, напомнившей Линнет ее сына. Эта улыбка говорила все – и в то же время ничего. – Как я поняла со слов дорогого Себастьяна, вы нареченная невеста моего сына.
– Не нареченная, – поправила ее Линнет. – Возможная.
– Я так давно не была в Англии, – отозвалась леди Бернис, небрежно махнув рукой. – Вы должны простить мне мои ошибки. Вы хотите выйти замуж за моего сына?
– На тот случай, если не хотите, я буду счастлив занять его место, – галантно произнес Себастьян. Он, разумеется, шутил, но в его голосе слышались серьезные нотки.
Линнет улыбнулась, одарив его взглядом из-под полуопущенных ресниц. Он был всем, чем не был Пирс: добрый, красноречивый, заботливый. И прекрасно одевался.
– Боюсь, мы с вашим сыном не подходим друг другу, – сказала она, обращаясь к леди Бернис.
Та раскрыла веер.
– И как вы пришли к такому выводу?
– Она провела с ним более пяти минут, – вставил Себастьян, воспользовавшись короткой паузой.
– Лорд Марчент сам сообщил мне об этом, – сказала Линнет. – И я согласилась с ним. Боюсь, я привожу бедного доктора в ярость, что не может служить прочным основанием для брака.
– С каких пор я стал бедным? – поинтересовался Пирс за ее спиной.
– А кем еще можно считать человека, который одевается так, как ты, mon cher[6]? – сказала его мать. – Где ты взял этот сюртук? На свалке?
– На помойке, – парировал Пирс. – Кстати, maman, я сказал вам, что мой презираемый папаша тоже находится здесь?
Глаза леди Бернис на мгновение сузились.
– Наверное, ты забыл упомянуть об этом от волнения, увидев меня после долгой разлуки.
– Наверное, – согласился он. – От волнения и свойственной мне забывчивости. Кстати, он может спуститься в любой момент.
Леди Бернис прочистила горло.
– Не волнуйся, он больше не принимает опиум, – услужливо сообщил Пирс.
Себастьян повернулся к Линнет с извиняющейся улыбкой.
– Мы уже относимся к вам как к члену семьи, мисс Тринн.
Линнет попыталась осмыслить услышанное. Могли герцог принимать опиум в качестве лекарства от какого-то недуга? Для человека его возраста, пятидесяти с хвостиком, он казался вполне здоровым.
– Он наркоман, – сказал Пирс, угадав ее мысли также быстро, как угадывал мысли своей матери. – Опиум снимает боль, но вызывает привыкание, и человек не может остановиться. По-видимому, он начал принимать его из-за какой-то травмы и пристрастился. Он слонялся по дому, устраивая нам с maman бесконечный спектакль.
Леди Бернис сложила веер и стукнула им сына по руке.
– Ты не должен непочтительно отзываться о своем отце в моем присутствии.
– А когда maman сбежала наконец во Францию, захватив с собой, слава Богу, меня, он развелся с ней, – добавил Пирс. – И объявил, что она изменила ему, сбежав с садовником. Что, кстати, неправда. Нашему садовнику было за восемьдесят, и он не пережил бы подобных волнений.
– Ты стираешь наше белье при посторонних, – заметила леди Бернис, наградив его укоризненным взглядом.
– Линнет – не посторонняя, – возразил Пирс. – Она моя невеста, по крайней мере до тех пор, пока один из нас не пошлет в «Морнинг пост» уведомление о расторжении помолвки.
– Мой отец займется этим, как только я вернусь в Лондон, – заверила его Линнет. – Завтра мы уезжаем.
– Правда? Вы очаровательны, – сказала леди Бернис. – Во Франции вы бы имели огромный успех. Хотя, думаю, вы выглядели бы еще лучше, если бы могли носить другие цвета, а не только белый. Пожалуй, вам следует выйти замуж за Пирса хотя бы по этой причине.
– Я был бы счастлив ходить с вами к модисткам, будь я вашим мужем, – сообщил Себастьян. – А вот Пирс скорее умрет, чем согласится сопровождать вас в подобные заведения.
– Да, но ты на год моложе, чем мой сын, – сказала леди Бернис. – Пирс должен жениться первым.
Линнет открыла рот, собираясь ответить, когда леди Бернис резко раскрыла веер и спряталась за ним.
Все в комнате повернулись к двери, даже молодые врачи, болтавшие между собой, и лакей, стоявший у серванта.
Герцог был бледен и выглядел старше, чем несколько часов назад. Но он решительно направился к ним, не удосужившись поприветствовать остальных.