– Нет, но, надеюсь, вы меня просветите.
Герцог тоже поднялся, слегка покачнувшись.
– Прошу вас, это все моя вина.
– Мы с вами полностью согласны, – отозвался Пирс. – Незачем заводить эту старую песню.
– Действительно, зачем утруждаться, когда ваш сын прекрасно справляется без вас? – вставила Линнет.
– Вы всегда настроены так саркастично? – поинтересовался Пирс, несколько обескураженный.
– Нет. Обычно я очень любезна, – сказала Линнет. – Но вы пробуждаете во мне худшие качества.
– Я уезжаю, – мрачно произнес герцог. – Точнее, мы уезжаем. Она даже не стала разговаривать со мной этим утром. Я… я отвезу вас в Лондон, мисс Тринн. Сам не знаю, почему я не понял этого раньше, но мой сын никогда не примет предложенную мной невесту.
– Это правда? – осведомилась Линнет, подбоченившись.
Пирс поднял брови.
– А что, вы предпочитаете, чтобы вас отвергли за ваши достоинства или, скажем, недостатки?
– Вы никуда не поедете, – заявила Линнет, повернувшись к герцогу. – Мы останемся здесь, пока я не удостоверюсь, что не испытываю ни малейшего желания выйти замуж за вредного, самовлюбленного тирана.
– Это вы обо мне? – вдруг подал голос Гэвин.
Линнет метнула в него взгляд.
– Нет! А ты сиди и играй со своей собакой.
– Мне нужно попробовать ходить, – сказал Гэвин. – Руфус мне поможет.
– Отличная мысль, – сказал Пирс. – Сестра Матильда не может вечно стеречь твою кровать.
Гэвин встал, слегка покачнулся и вышел из стойла. Все смотрели, как он двинулся по проходу, а затем побежал.
– Пройдись разок туда и обратно и отправляйся назад, в нежные руки Матильды, – велел Пирс.
– Прошу извинить меня, – сказал герцог, – думаю, мне лучше вернуться в дом. – Он вежливо поклонился, избегая их взглядов, и ушел.
Линнет смотрела ему вслед.
– Вы должны его простить.
– Почему? – спросил Пирс не без интереса.
– Раздор не способствует вашему общему благу.
– Вы хоть понимаете, что изъясняетесь, как лунатик? Мы здесь, в Уэльсе, так не говорим. Не способствует вашему общему благу, – передразнил он. – Хотя постойте! Я слышал подобные рассуждения от одного психа, который принадлежал к Братству Любви.
Линнет выжидающе молчала.
– Разве вы не хотите узнать, что это за Братство, чтобы понестись галопом и вступить в него?
– Я не знала, что вы ожидаете отклика. Когда Гамлет произносит монолог, он просто говорит и говорит, сам по себе.
Пирс одарил ее раздраженным взглядом и повернулся, собираясь уйти.
Линнет повысила голос:
– Вы должны простить своего отца, потому что гнев разрушает личность и мешает вашей медицинской деятельности.
– Вообще-то он помогает. Я лучше замечаю, когда люди лгут мне, и, поверьте, никому столько не лгут, сколько докторам.
– Ошибаетесь, – возразила Линнет. – На первом месте супруги.
Он усмехнулся.
– Ваш отец сожалеет, что увлекался опиумом. Ему тяжело сознавать, что он вынудил вашу мать уехать во Францию и развелся с ней.
Его губы изогнулись в угрюмой улыбке.
– Наркоманы обычно сожалеют о своих выходках. Я видел это неоднократно.
– Члены семьи прощают друг друга.
– Неужели? И что вам об этом известно?
– У моих родителей часто возникала необходимость прощать друг друга.
Он шагнул к ней, налегая на трость, и взял ее за подбородок.
– А вы прощали их?
Линнет удивленно моргнула. Он уронил руку.
– Не думаю. Легче давать советы, чем следовать им.
– Конечно, я их прощала, – сказала она как-то неуверенно.
– Разве ваш отец не должен был приехать с вами? – спросил Пирс, отбросив церемонии. – В конце концов, у меня вполне определенная репутация. Неужели он отправил вас в эти дикие края без всяких колебаний?
– В сопровождении вашего отца, – заявила Линнет. – Герцога.
– Похоже, у нас обоих безответственные, если не сказать безразличные, родственники, – отметил он не без удовлетворения. – Ладно, хватит болтать. Я пришел сказать вам, что пора перекусить.
– Безответственность и отсутствие любви не одно и то же. Мой отец любит меня. Просто ему невыносима мысль о том, чтобы лишиться лондонского комфорта. Ваш отец явно любит вас, поскольку готов мириться с вашим скверным характером и враждебностью.
– Значит, вы предупреждаете меня, чтобы я не слишком обнадеживался из-за некоторой гармонии, возникшей между нами?
Он был так близко, что Линнет ощутила его чистый мужской запах, и ее сердце учащенно забилось.
– Думаю, у нас больше общего, не только невнимательность наших родителей, – сказал Пирс, переложив трость из одной руки в другую. Линнет не шелохнулась, когда его пальцы прошлись по ее щеке и зарылись в ее волосы. Она ждала, не вымолвив ни слова.
Казалось, весь мир замер в ожидании. Шорох соломы, нетвердые шаги Гэвина, случайный стук копыт, потрескивание дерева – все отступило перед его пристальным взглядом.
– Ваши глаза… – сказала она, но он не дал ей закончить.
Его поцелуй подействовал на нее, как глоток бренди. Он ударил ей в голову, воспламенил кровь и заставил задохнуться. А его язык…
Она терпеть не могла, когда принц засовывал свой язык в ее рот. Только хорошие манеры, вбитые в нее самыми чопорными гувернантками, которых ее отец только мог найти на всех Британских островах, удерживали Линнет от того, чтобы не влепить ему пощечину.
Но теперь…
Пирс не стал проталкивать свой язык в ее рот, как это делал Август. Вместо этого он прошелся по ее сомкнутым губам так нежно, что она приоткрыла их, словно приглашая. Но он медлил, дразня ее губы легкими, почти невесомыми прикосновениями.
Сердце Линнет забилось быстрее, ее язык откликнулся, вначале робко, затем смелее, встретившись с его языком и сплетясь на мгновение.
И тут наконец его рука легла ей на затылок и привлекла ее голову ближе. Совсем чуть-чуть, но Линнет, чьи инстинкты обострились до предела, уловила мгновение, когда настрой Пирса изменился.
Его поцелуй не был нежным. Он был сокрушительным, жадным, страстным и возбуждающим. Ее руки, словно сами по себе, обвились вокруг его шеи. У него был вкус пряного чая, который он пил за завтраком, и желания.
Это был поцелуй, в котором не было ничего джентльменского.
Но Линнет он понравился.
Глава 15
Вечером того же дня
Линнет ошиблась, полагая, что присутствие отца отвлекает его от работы. Это она отвлекает. Пирс смотрел на пациентку, только что прибывшую в замок, но видел не ее разбухший живот, а глаза Линнет, потемневшие, когда раздражение в ее взгляде сменилось каким-то другим чувством.
Конечно, это всего лишь сексуальное влечение. То самое, что заставляло миллионы мужчин превращаться в законченных болванов. Она возмутительно красива, а он… Одному Богу известно, почему она хотела его, но она хотела. По крайней мере так это выглядело.
Голос Себастьяна вывел его из задумчивости.
– У вас слишком большой живот для пяти месяцев, миссис Отер. В вашей семье были близнецы? – Он постучал по животу женщины вначале с одной стороны, затем с другой.
– Глядя на тебя, можно подумать, что ты выбираешь спелую дыню, – буркнул Пирс, отодвинув кузена в сторону. – Ясно, что у нее не один ребенок, если только она не совокуплялась с медведем.
Женщина ахнула.
– Никогда в жизни!
– Он шутит, – успокоил ее Себастьян. – Таково его представление о юморе.
– Это ягодицы, – сказал Пирс, ткнув в небольшую выпуклость. – Другие с той стороны, хотя это может быть голова. Трудно сказать. У вас в семье были когда-нибудь близнецы, миссис Отер? Да? В таком случае готовьте двойную колыбельку.
– Моя мать… и тетя – они обе потеряли своих двойняшек. – Голос женщины дрогнул. – Вот почему я приехала сюда. Чтобы младенцы не родились мертвыми.
– Родились мертвыми или умерли потом? – требовательно спросил Пирс.
– Кажется, умерли потом, – отозвалась женщина. – Они были слишком маленькими. Помню, моя мать говорила, что у младенцев ручки были размером с грецкий орех.
– Ну, ваши оба живы в данный момент, – сказал Пирс. – Идите домой и ложитесь в постель. На следующие четыре месяца.
– Что?
– Ложитесь в постель, – повторил он раздельно. – Вставайте только по нужде, но лучше вообще не вставать.
– Я не могу! Мой муж нуждается во мне. И мой свекор живет с нами. Он старый, и мне приходится…
– Идите и скажите миссис Хэвлок, пусть найдет вам кровать. На четыре месяца по крайней мере. Придется нам постараться, чтобы ваши ребятишки благополучно пережили эту ореховую стадию.
– Кровать? – почти вскрикнула она. – Вы хотите оставить меня здесь?
– О, вам здесь понравится, – заверил ее Пирс. – Все мои пациенты просто в восторге. Моя экономка окружает их такой заботой, что ее можно хоть сейчас причислять к лику святых.
– Я не могу валяться в постели месяцами! Мой муж без меня как без рук, и потом, я веду швейный кружок и занимаюсь… – Она замолкла при виде выражения лица Пирса.
– Я понимаю, что вы весьма ценный член общества и необходимы своему семейству. Но у вас будет больше шансов произвести этих детей на свет живыми, если вы проведете следующие четыре месяца в постели. Хотя, конечно, с близнецами уйма хлопот, и, если вы предпочитаете отправиться домой, мы вас поймем. Осмелюсь предположить, что ваша матушка спала крепче, имея на руках только вас, а не парочку двойняшек.
Женщина покачала головой.
– Вы уверены? Во второй раз вашей матери явно повезло больше. В таком случае идите наверх, – сказал Пирс, так и не дождавшись от нее ответа, и повернулся к двери, выбросив пациентку из головы. – Это все на сегодня? Я не стал переодеваться к ужину, чтобы сделать обход больных.
– Мне не нравится состояние мужчины, поступившего этим утром, – сказал Себастьян, следуя за ним.
– Сыпной тиф скорее всего, – рассеянно отозвался Пирс. – В окрестностях наблюдается вспышка тифа. – Он думал о завтрашнем плавании.