сть заразить ею немало людей. Но Пирс был известен тем, что не терял пациентов от воспалений горла, даже больных скарлатиной, и он собирался сражаться с болезнью всеми средствами, имевшимися в его распоряжении. Выступая в «Королевском научном обществе», он утверждал, что ангина не всегда превращается в свою убийственную кузину, и пора доказать это делом.
Спустя час с подъездной аллеи донесся шум экипажей, увозивших пациентов, которых можно было отослать домой. Тем временем Пирс с Себастьяном занялись тщательным осмотром больных, обнаружив, к собственному огорчению, что болезнь уже распространилась среди их пациентов, серьезно осложнив дело.
– Главный разносчик – кашель, – сказал Пирс. – Но, думаю, болезнь может распространяться и через прикосновения тоже. – Он велел санитару поставить ведра с раствором спирта в воде и жидкое мыло возле каждой палаты. – Не забывайте мыть руки.
Некоторые из его пациентов, уже ослабленные, могли умереть, но не так быстро, как умерли бы, оказавшись в руках эскулапов, которые пускали бы им кровь и поили рвотным.
– Никакой еды, кроме жидкого чая и бульона, – сказал он. – Будем сбивать жар, охлаждая пациентов водой, насколько это возможно. Откроем все окна и будем заливать жидкость в их горло. Я распоряжусь, чтобы во все церкви на расстоянии пяти миль от Эйфербига отправили сообщение, чтобы каждый, у кого появятся признаки горячки или ангины, был немедленно изолирован.
– Нужно убедиться, что Пендере и Кибблс не пропустили ни одного случая заболевания в западном крыле, – сказал Пирс спустя некоторое время. – Пока у нас шесть случаев, но я надеюсь, что эпидемия не перекинулась на другое крыло.
Увы, он ошибся.
– Как это случилось? – спросил он несколькими часами позже с досадой. В западном крыле обнаружилось пять случаев, все в ранней стадии скарлатины.
Себастьян покачал головой:
– Мы единственные, кто ходит туда и обратно. Как ты себя чувствуешь?
– Это Биттс! – воскликнул Пирс. – Великий Боже, это Биттс. Интересно, кто-нибудь навещал его?
Не прошло и пары минут, как они оказались на втором этаже, в одной из гостевых спален. Биттс пылал.
– Меня всего корежит, – просипел он. Его слуга суетился поблизости.
– Теперь главное охлаждать его и давать ему воду, – сказал Пирс. – Биттс!
Молодой доктор открыл глаза.
– Ты выкарабкаешься. У тебя белые крапинки на миндалинах, а не коричневые. И побольше пей. Бог свидетель, я сто раз говорил вам, что больные нуждаются в жидкости, так что воспользуйся моей наукой для собственного блага.
На губах Биттса мелькнула улыбка.
– Он поправится, – сказал Себастьян, шагая впереди Пирса. – Почему бы тебе не поспать, пока я подежурю?
На лестнице их ждал Прафрок.
– Его светлость и леди Бернис отказываются уезжать, – сообщил он.
– Не заламывай руки, Прафрок, – сказал Пирс. – Я поговорю с ними.
– Я не могу насильно усадить их в карету. С ними мисс Тринн.
Пирс вздохнул.
– Я позабочусь об этом, – обратился он к Себастьяну. – Помнишь лекцию, которую мы слышали, где рекомендовалось применять пену перебродившего солода для полоскания горла больных скарлатиной?
Себастьян покачал головой:
– Подобные детали никогда не увлекали меня.
– Пусть сестра Матильда займется этим, – распорядился Пирс. – Почему бы не попробовать?
Они принялись обсуждать методы лечения, когда раздался стук в парадную дверь. Лакей распахнул дверь, и внутрь проследовали четверо, нет, восемь пациентов. Двое на своих ногах, остальных вели или несли.
– Я займусь ими, – сказал Себастьян. – А ты поговори со своими родителями, а потом ложись и поспи. Нам придется дежурить по очереди.
Пирс кивнул:
– Постарайся разместить легкобольных в восточном крыле, а тяжелобольных в западном. – Он спустился с лестницы и, обойдя толпу пациентов, направился в гостиную.
Его мать, отец и Линнет являли собой очаровательную семейную сценку. От одного взгляда на них Пирса охватила глубокая усталость. Они говорили о Микеланджело, расположившись вокруг столика, сервированного для чая с пирожными. Казалось, они существуют в другом мире, мире фарфора, итальянских художников, французских духов и утонченных манер.
Увидев его, леди Бернис вскочила на ноги.
– Я не уеду, Пирс. Во всяком случае, без тебя.
– Ты сошла с ума? – требовательно спросил он, стоя на пороге. – Мы посреди серьезной эпидемии скарлатины, maman. Вы можете подхватить ее, если останетесь здесь.
Она откинула голову назад.
– Плевать мне на скарлатину, – заявила она с чисто французским пренебрежением. – Кто будет ухаживать за тобой, если ты заболеешь? Разумеется, я.
– И ты готова приговорить свою горничную к смерти ради тебя? У людей помоложе обычно развивается более тяжелая форма болезни.
– Мы сразу же отослали наших личных слуг, – вмешался его отец. – Они ждут в гостинице на некотором удалении отсюда.
– Вы не можете оставаться здесь, – упрямо заявил Пирс. – У меня слишком много хлопот, чтобы беспокоиться еще и о вас.
– А я без тебя не уеду, – сказала леди Бернис.
– Сторожка, – сказала Линнет.
Он повернулся к ней в замешательстве.
– При чем здесь это?
– Леди Бернис могла бы пожить в сторожке, а слуги оставляли бы еду за дверью. Это недалеко, если идти по тропе, ведущей к морю, – объяснила она его матери. – Там вы будете в безопасности, но достаточно близко, чтобы ухаживать за Пирсом, если он заболеет.
– Будь я проклят, если разрешу это, – заявил Пирс.
Но его мать уже поднялась на ноги.
– Решено, я буду в сторожке.
– Не подходите ко мне, – сказал Пирс, сдаваясь. Ему надо было сберечь силы для других схваток, куда более важных. – И не выходите через парадную дверь. Коридоры полны пациентов, и все они кашляют, вне всякого сомнения. Вам придется вылезти через окно.
Он повернулся к Линнет. Она была так же прелестна, как далека от него, подобно сказочной принцессе. Глупо, но он попытался запечатлеть ее образ в памяти: милый носик, упрямый подбородок, загибающиеся ресницы и безупречная кожа. Что лишний раз напомнило ему о последствиях скарлатины.
– Вы должны уехать, – сказал он. – Сейчас же.
– Хорошо. – Она сцепила руки перед собой. – Пирс… – Она шагнула к нему.
– Стойте. Вы должны немедленно уехать. Я не могу позволить себе думать о вас, беспокоиться о вас.
Она кивнула.
– Навсегда, – продолжил он. – Возвращайтесь в Лондон или уезжайте во Францию, в общем, куда пожелаете.
– Нет! – выдохнула она.
– Между нами все кончено, – сказал Пирс, испытывая странное чувство. Наверху умирали его пациенты, и, несмотря на это, его сердце сжималось, а вид слез, блеснувших в ее глазах, казался невыносимым. – Вы всегда знали, что так будет, – добавил он мягче. – У нас нет будущего.
Ее челюсти сжались, и внезапно она напомнила ему его мать.
Пирс посмотрел на отца.
– Откройте, пожалуйста, окно и проводите мою мать в сторожку. Это дальше по тропе, ведущей к морю. У Линнет будет пара минут, чтобы подготовиться к отъезду с вами.
Они с Линнет стояли, как мраморные статуи, пока герцог возился с оконной рамой.
– Береги себя, Пирс, – сказала его мать, когда герцог протянул ей руку, чтобы помочь выбраться наружу. – Будь осторожен, дорогой.
– Меня не берет никакая зараза, maman, – отозвался он, что было чистой правдой. Пирс всегда думал, что это компенсация за увечье.
Наконец они ушли.
– Вы не можете быть уверены, что не заразитесь, – сказала Линнет. В ее глазах блестели слезы.
Он пожал плечами:
– Если я заражусь, то позабочусь о себе. Обычно мои потери от этой болезни весьма незначительны, при условии, что больные успевают добраться до меня вовремя.
– Я не хочу покидать вас.
– А я не хочу жениться на вас.
Ну вот, правда высказана, коротко и ясно.
– Вам придется подождать моего отца снаружи, – сказал Пирс. – Держитесь подальше от всех, кого встретите, включая Прафрока. Поняли? Пожалуй, вам лучше подождать сбоку от здания. Думаю, болезнь распространяется через кашель. – Он тяжело опирался на трость.
Линнет сделала глубокий вздох.
– Я не хочу покидать вас, – повторила она.
– У вас нет выбора, – сказал он. – Господи Боже, Линнет, что еще я должен сказать, чтобы вы поняли? Я не хочу жениться на вас!
– Я еще не решила, хочу ли выйти за вас замуж, – отозвалась она, пытаясь шутить. – Но склоняюсь к этой мысли.
– Этот вопрос не стоит. И никогда не стоял.
Глядя на его осунувшееся лицо с темной щетиной и тенями под глазами, Линнет вдруг отчетливо поняла, что любит этого мужчину. И никогда не полюбит другого. Ее привлекали его ум, юмор, яростный темперамент, но покорило его страстное сердце.
– Идите, – нетерпеливо произнес он. – Я не женюсь на вас. Неужели я недостаточно ясно выразился?
– Нет. – Она видела боль в его глазах и понимала, чем она вызвана. – Мы принадлежим друг другу, – сказала она, ощутив момент истины. – Вы никогда никого не полюбите, кроме меня.
– Вы слишком уверены в собственной неотразимости, – отозвался Пирс, не желая вникать в ее слова. – Не могли бы вы уйти, пока я не сказал что-нибудь, о чем пожалею?
Но сердце Линнет парило на крыльях страсти и любви.
– Я люблю вас! – сказала она. – И вы любите меня.
– Мне плевать на это, – заявил Пирс.
Она нахмурилась.
– Что вы имеете в виду?
– То, что я сказал. Меня не интересует, что вы чувствуете ко мне. Или думаете, что чувствуете ко мне.
– Почему вы так жестоки?
– Я не жесток. Просто сейчас неподходящий момент для любезностей. В отличие от честности.
Она подбежала к нему и схватила за лацканы камзола. Пирс резко отпрянул.
– Я могу быть заразным. Отойдите!
– Вы не больны. Вы никогда не болеете. Я вам верю.
– В таком случае поверьте мне, когда я говорю: Линнет, я не хочу жениться на вас. Не хочу, понятно?! – выкрикнул он.
– Хотите, – возразила она, обхватив его лицо ладонями и притянув к себе. Ее губы нашли его губы, жадные, нетерпеливые, обожающие.