слуги, вернется через служебную лестницу назад.
В этом он разобрался, и вопросов не возникало. Все встало на свои места.
Все ли? Журавлев едва со стула не свалился, когда через десять минут из туалета вышла родная сестра Таисии Ольга.
Они были очень похожи, но это была другая женщина. Походка, осанка, взгляд – Ольга пересекла зал и вышла на улицу. На плече у нее висела та же спортивная сумка, но одежда, туфли, цвет волос, глаз! Чудеса! Журавлев выскочил следом.
Девушка подошла к вишневым «жигулям» и открыла багажник.
Вадим сломя голову помчался во двор гостиницы, где стояла его машина. Он все еще не мог оправиться от шока.
Глава IVЗа полгода до событий
1.
…Итак, в моих руках находилось три карточки. От сердечного приступа в расцвете сил умер мой самый надежный компаньон. Согласно договоренности и уставу, его душеприказчик прислал конверт на почтовый ящик, арендуемый нами уже шесть лет. Почту проверять доверили мне, я даже выписал несколько газет на этот адрес и ходил получать корреспонденцию каждый день. Первая карточка пришла год назад, когда Трофим Ямской попал в автокатастрофу, а через неделю после его гибели пришло письмо, в котором лежала карточка – код от заветной ячейки в одном из банков Стокгольма. Карточка стоимостью в миллион долларов. Когда-то мы не задумывались о деньгах. Прошли годы, и все поменялось. Страна превращалась в капиталистическую державу, появились олигархи – те самые монстры, живущие по законам джунглей, где сильный пожирает слабого. Сотни тысяч мелких лавочников разорились, им не хватило хитрости, наглости, ума, а главное, жестокости, чтобы выжить. Авантюризм и аферизм достигли совершенства, и мне уже не хватало знаний и фантазии, чтобы сочинять романы На должном уровне. Все мои книги устаревали еще до того, как я заканчивал последнюю главу. Они все еще сохраняли некоторое обаяние, но выглядели наивными и примитивными. Жизнь вокруг меня стала куда увлекательнее и разнообразнее той, которая разворачивалась на страницах моих романов. Я стал скучен, понимал это, но сделать ничего не мог. Тиражи падали.
Разумеется, у меня имелась своя ниша на книжном рынке, свои читатели, поклонники, но их становилось все меньше и меньше. Я выходил из моды, как двубортные костюмы, которые теперь носили лишь потерпевшие крах дельцы.
Появились новые имена, меня теснили с престола и с каждым днем я отодвигался на дальний план. Читатель созревал, умнел и становился требовательнее к авторам покупаемых книг. Нет, я еще не сошел с конвейера, но существовал по инерции.
Гонорары падали вместе с тиражами. Я уже не мог позволить себе поехать зимой в Альпы, а летом – на юг Франции. Меня ждал бесславный конец, как и тех, чьи книги исчезли с прилавков десять лет назад. Тогда моя звезда лишь только всходила. Мне казалось, что я вечен, как Дюма. Но так, очевидно, думал каждый до последней минуты, пока его творения не попадали в разряд выброшенной макулатуры. Ничто не вечно на этом свете! Больше года мне не протянуть. А что дальше?
Я сидел за своим письменным столом и тупо смотрел на три лежащие передо мной карточки. Теперь я обязан известить оставшихся в живых партнеров о том, что мы разбогатели еще на миллион долларов. Однако нам оставалось ждать своего часа еще четыре года.
Тогда мы не задумывались о сроках. Нам море было по колено, но десять лет – это не срок, это целая жизнь, эпоха, поколение. От былой дружбы ничего не осталось. Она рассыпалась, как карточный домик, буквально через год после ограбления века. Вернувшись в Россию, мы, сами того не замечая, все изменились.
Испытание оказалось нам не по зубам. Сначала появилась раздражительность, потом нетерпимость, а за воротами уже притаилась ненависть. И мы приняли решение больше не встречаться. Воспоминания о Стокгольме легли тяжелым камнем на душу каждого. Из старых былых обычаев остался только один – встреча на Рождество, которое мы проводили в Швеции, проверяя целостность своей добычи. Все лежало в надежном бункере.
Никакого веселья. Скорее, праздник превращался в обычную рабочую встречу, где мы отмечались, ставя галочку в журнале. Мол, все мы живы, здоровы и ничего не изменилось. Каждый из нас соблюдает обет молчания и помнит о принятом уставе. Все так. Но мы уже другие. Кто-то взлетел под облака, а кто-то скатился в сточную канаву.
Последняя такая встреча состоялась год назад, когда одного из нас не стало, а двое на встречу вовсе не приехали, отделавшись поздравительными телеграммами и сухими извинениями за невозможность приехать. Сейф нам открыть не удалось. Гибель одного из партнеров никого особо не расстроила, а его доля, переданная в общий котел, не обрадовала. Мне показалось, они не верят, что когда-нибудь в их руки попадут большие деньги и жизнь каждого изменится в корне. Они воспринимали стертый в памяти годами дерзкий акт как детскую игру, не более того. Слишком легко и просто, слишком быстро и безболезненно пролетел знаменитый вояж в Стокгольм. Они так и не поняли, что произошло на самом деле.
Три дня страха и стресса. Годы стерли их из памяти. Я же относился к совершенному акту как к красной странице своей жизни. Это был пик моей удачи!
Зенит славы! В отличие от остальных, я работал над планом несколько месяцев, подготавливал плацдарм, выверял, проверял, испытывал, готовил, строил и сплетал паутину, завязывая каждый узелок на перекрестье. Для меня это ограбление не было игрой и тремя днями страха, как для бесшабашных исполнителей. Так стоили они тех денег за то, что я лез из кожи вон и, можно сказать, силком вынудил шестерых перестраховщиков выполнить элементарные действия, которые я сам разложил им по секундам? В чем их заслуга? В том, что теперь все они меня ненавидят? За что? За то, что я каждому подложил сноп соломы под задницу, дабы они не отшибли попки перед падением, кормил их с ложечки и уговаривал получить каждого свой миллион? Разве кто-нибудь из них сумел оценить мое благородство?
Я еще раз посмотрел на карточки и понял, что ни один из моих бывших компаньонов ни стоит и гроша, не то что миллиона. А тот, кто верил в дело, как я, и помогал мне во всем, глупо погиб, и теперь его карточка валяется передо мной. Нет. О его гибели я не буду никому сообщать. Им плевать. Каждый думает только о себе. Шкурники, эгоисты и халявщики. Я их ненавидел так же, как и они меня.
Идея в голову пришла неожиданно. Со мной так часто бывает. Едешь в электричке на дачу, смотришь в окно, думаешь о своем, и вдруг бац! Откуда ни возьмись, в голове рождается сюжет. И все! Это уже намертво. Он не покинет меня, пока я не выплесну его на бумагу.
Новая идея для бумаги не годилась. Во мне проснулся инстинкт собирательства. Коллекционера.
Три карточки, включая мою собственную, хорошо, а семь – лучше. Вряд ли найдется на земле филателист, имеющий в своей необъятной коллекции, на которую он угробил всю сознательную жизнь, семь марок стоимостью в миллион каждая.
Такую марку надо еще найти, блуждая по миру десятилетиями, и заплатить за нее безумные деньги, и все это ради того, чтобы положить ее в кляссер и бросить на полку. Человек должен довести себя до фанатизма. Они маньяки. Можно, конечно, найти таких людей и пообщаться с ними, но такая встреча будет полезна для написания очередного триллера. Я же решил собрать скромную коллекцию. Всего из семи карточек, а не марок, но каждая из них имеет статус миллионерши.
Есть четверо обладателей таких вот пластиковых невзрачных карточек, похожих на визитки и хранящих в себе код стоимостью в целое состояние. Эти четверо совершенно разных мужчин, ничем не связанных друг с другом и теперь живущих в разных городах, могут умереть. Как? Наивный вопрос. Я убил в своих романах тысячи человек сотнями способов. Тут важно понять главное. Убийство никогда не будет раскрыто, если в нем не участвуют посредники. Никаких киллеров и сообщников. Либо тебя предадут, либо самого убьют. Чужая душа – потемки.
Следствие цепляется за мотив. А если его нет? Нас давно ничто не связывает.
Никто никому ничего не должен. Даже если у одного или двух найдут мой телефон в записной книжке. И что? Да, мы знакомы, когда-то в далекие времена ездили вместе в отпуск. Где же мотив? Я известный российский писатель, уважаемый всеми человек с безукоризненной репутацией и биографией. А что представляют собой убитые? В первую очередь – бизнесмен и делец. А раз так, то он имеет завистников, конкурентов и врагов, тех, кого смел со своего пути. Времени у меня вагон. Надо выяснить подробности жизни каждого на сегодняшний момент.
Понять смысл его деятельности и найти тех, кому он перешел дорогу. Того, кто станет предполагаемым убийцей в глазах следствия. Если кандидата в убийцы хорошенько изучить как личность, то можно понять, как такой человек решит построить свой план и какой способ устранения препятствия использует. Только методом изучения характера, пристрастий, логики, можно понять, на что человек готов пойти и как осуществляет свой замысел. А когда ту же работу проделают следователи, то выводы станут для них очевидными.
Итак! Первой моей жертвой станет Олег Карамзин…
Ольга застряла на этом имени, отложила рукопись в сторону и уставилась в потолок.
Она лежала на широкой кровати почти квадратной формы в легком шелковом халатике, накинутом на голое тело, и пила апельсиновый сок из хрустального стакана. Пепельница пересыпалась от избыточного количества окурков, но ей не хотелось вставать и идти на кухню, где имелось мусорное ведро.
Она прочитала за утро сто шестьдесят страниц, и ей хотелось читать дальше, но она решила сделать небольшой перерыв, чтобы переварить прочитанную главу и проанализировать ее.
Ольга обожала детективы и читала их запоями. Года три назад она не притрагивалась к бульварной литературе, считая ее низким пошибом, но так случилось, что ей попалась под руки книжка, забытая кем-то в метро, и она прихватила ее с собой. Тогда ей страшно не везло, и она чувствовала себя очень одиноко. Такие периоды случались в ее жизни, но, как правило, длились недолго.