— Верно, Арджуна.
— О Адитья, зачем же вы потом скрыли от меня ваши истинные намерения? Почему, если донос был ложным, вы допустили, чтобы я обвинил одного из наших членов, и наказали клеветника без моего участия, словно опасаясь, что я захочу спасти его? Разве вы поступили бы так, если бы по неизвестным мне причинам я не потерял вашего доверия?
— Ты произнес горькие слова, о Арджуна, забыв, что решения Трех не подлежат твоей оценке. Зачем скрывать от тебя наши имена, наши лица, запрещать тебе присутствовать на наших совещаниях, если затем мы должны сообщать тебе обо всех наших поступках и объяснять причины наших решений? Нас Трое, а не четверо, нас Семеро, а не восемь, Арджуна, и помни, если ты хоть немного дорожишь своей жизнью, что есть тайны, которые убивают. Та, в сокрытии которой ты обвиняешь нас, — одна из них. Довольно и того, что ты ее заметил! Арджуна, браматма — не голова, это рука, которая подчиняется, не осознавая того, что она делает, подобно падающему дождю, гремящему грому, подобно ветру, волнующему моря… Постепенно в своей гордыне ты дошел до того, что вообразил себя настоящим вождем общества Духов вод, тогда как ты всего лишь его первый слуга. Скажу больше — раб! Благодари Шиву за то, что, осмелившись задать вопросы старшему из Трех, ты все еще жив! Я сказал: «Убирайся! Прочь отсюда, собака!»
Затем он прибавил зловеще, думая, что Арджуна его не слышит:
— Еще одному браматме нужен отдых!
Браматму нельзя сместить, он отдыхает только в могиле. Несмотря на то, что сказал старший из Трех, дабы умерить непомерную гордыню Арджуны, браматмы знают слишком много секретов общества, чтобы им позволили вернуться к частной жизни.
Последние слова Адитьи обожгли браматму, словно ударом хлыста, он страшно побледнел. Однако он трижды склонился перед тем, кто нанес ему смертельное оскорбление, и вышел, бросив на него украдкой взгляд, полный такой ненависти, что было ясно: этот человек не остановится ни перед чем, чтобы отомстить. Когда за ним упала тяжелая портьера, он пробормотал еле слышно, ибо здесь даже стены имели уши и могли говорить:
— О! Я покажу тебе, что порой гром сам выбирает, над чьей головой ему прогреметь.
С пылающим лицом, охваченный неописуемым гневом, браматма бросился прочь из дворца Адил-шаха. Он уже находился среди развалин, направляясь к дому, как вдруг заметил, что рядом с ним нет его факира Утсары. Он остановился и громко свистнул. Послышался шум веток, и из кустарника появился человек.
— Это ты, Утсара?
— Да, хозяин, — ответил факир.
С тех пор как Арджуна был возведен в достоинство браматмы — место незавидное для человека честолюбивого, в течение пяти лет Утсара находился у него в услужении. Браматма сам выбрал его среди новичков, которых воспитывало общество. Факир, к которому Арджуна всегда хорошо относился, питал к нему безграничную любовь и преданность, что и доказал неоднократно в различных обстоятельствах. Арджуна под влиянием только что полученного смертельного оскорбления, забыв о всякой осторожности, решил открыть верному слуге только что задуманный план мщения.
— Утсара, — спросил браматма, — могу я рассчитывать на твою преданность?
— До самой смерти, господин, — просто ответил факир.
— А если бы я захотел отомстить врагу, который давно уже унижает и оскорбляет меня?
— Вам стоит сказать только слово, и завтра же этого человека не будет.
— Кто бы он ни был? — рискнул Арджуна.
— Будь это даже старший из Трех, — ответил факир.
Он произнес эти слова так тихо, что они, подобно легкому вздоху, едва донеслись до ушей браматмы. Несмотря на эту предосторожность, Арджуна не смог удержать дрожь.
— Тише! — быстро сказал он. — Есть имена, которые никогда не должны срываться с твоих губ. Если б тебя услышали… Видишь легкую беловатую полосу на востоке у самого горизонта? Это занимается день. Так вот, мы не увидели бы восхода солнца…
— Знаю, господин. За каждым кустом вокруг этого дворца скрывается…
Утсара не закончил фразу — с кинжалом в руке он бросился в кусты.
Раздался пронзительный крик. Послышался шум падающего тела, и в то же мгновение браматма услышал, как Утсара говорит ему вполголоса:
— Быстрее, за мной! Негодяй успел крикнуть, через две минуты сюда сбегутся десять, двадцать факиров.
Браматма поспешно повиновался. Утсара, взвалив на спину тело жертвы, легко бежал впереди. Он без конца петлял, пытаясь запутать следы, и великолепно ориентировался среди развалин, где его спутник заблудился бы даже средь бела дня.
Вдруг Арджуна услышал шум тела, упавшего в воду. Это Утсара на ходу избавился от трупа, бросив его в один из многочисленных колодцев древнего Биджапура.
— А теперь, — сказал он, — прислушайтесь, они бегут за нами.
Крик факира, а именно его убил Утсара, поднял по тревоге всех его товарищей, которые пустились в погоню. Напасть на след беглецов было нетрудно, ибо, уповая на быстроту, они совсем не заботились о том, чтобы бежать бесшумно. Факир браматмы по доносящимся со всех сторон восклицаниям понял, что их окружают и они неминуемо попадут в руки преследователей. Он остановился.
— Круг сужается, — сказал он своему господину, — через три минуты нас нагонят, надо спрятаться.
— Легко сказать, но куда?
— О! — перебил его факир, ударив себя по лбу. — Почему я не подумал об этом сразу! Ну, последнее усилие, может быть, мы сумеем добраться туда раньше их.
Они молча побежали к могиле Адил-шаха, слыша крики преследующих, которые сообщали друг другу, в каком направлении скрылись беглецы. Они не пробежали и пятидесяти шагов, как Утсара остановился.
— Быстро! — сказал он своему господину. — Садитесь ко мне на плечи, крепко держитесь руками за мою шею, остальное предоставьте мне….
Было не до вопросов, преследователи приближались. Браматма повиновался. Одаренный геркулесовой силой, Утсара встал на край колодца, возвышавшегося над землей сантиметров на пятьдесят, и, цепляясь за неровности стен, исчез среди вьющихся растений и лиан, которые в таком изобилии росли в пазах кладки, что сомкнулись над головами, совершенно скрыв отверстие колодца. Факир остановился, упираясь в стену. Ему попался широкий каменный выступ, которые на определенном расстоянии друг от друга делают строители колодцев, чтобы затем облегчить их починку. Браматма устроился на нем, держась за стебли растений.
В эту же минуту раздались поспешные шаги и голоса, преследователи переговаривались между собой, стараясь определить, где искать беглецов. Те были охвачены ужасом, они погибли бы, если б колодец попал во все суживающийся круг поисков. Факиры, несомненно, стали бы исследовать каждый уголок этого пространства, и очередь непременно дошла бы и до колодцев.
Они, конечно, не осмелились бы поднять руку на браматму, но ничто бы не мешало им донести обо всем комитету Трех, а учитывая вражду Арджуны со страшным трибуналом, ждать пощады ему не приходилось. Он мог готовиться к участи своего предшественника, который был заживо замурован в башне Усопших.
Многие из браматм умерли насильственной смертью. Занять этот пост мог только человек, обладающий определенными качествами, но рабство, в котором держал браматм комитет Трех, ревностно охранявший свою власть, представляло такой разительный контраст с роскошью их дворцов, многочисленными слугами и прочими атрибутами власти, которыми они были окружены, с уважением, которое им оказывали все — от шудры до раджи, — что они редко избегали искушения покуситься на власть страшного комитета. Тем самым браматмы подписывали себе смертный приговор. В один прекрасный день они тихо исчезали, заколотые собственным факиром, который всегда был верным орудием тайного совета. Утсара являл собой редкое исключение, и его давно бы перевели на другую службу, если бы подозревали о его безграничной преданности хозяину.
Тем не менее страх, сжимавший сердца беглецов, понемногу рассеялся. Преследователи пробежали мимо, и было слышно, как они собрались у гробницы Адил-шаха, огромного памятника, простиравшегося почти на тысячу квадратных метров, там было полно подвалов и подземелий, где можно было скрыться браматме и его спутнику.
— Они думают, что мы в мавзолее набоба, господин, — сказал Утсара. — Воспользуемся последними минутами темноты и уйдем отсюда, иначе будет поздно. Полагаю, что в любом случае нам не следует здесь оставаться.
— Ты думаешь, нас могут найти?
— Факиры, конечно, считают, что это простая тревога, поднятая шпионами английской полиции, ведь я успел спрятать труп. Но с рассветом следы крови и отсутствие одного из них откроют им истину, они обыщут колодцы, в том числе и наш. Но я имел в виду другую опасность.
— Какую же?
— С тех пор как мы здесь, вы не чувствуете ничего особенного, господин?
— От окружающих нас трав в самом деле исходит весьма неприятный запах.
— И вы не знаете, чему его приписать?
— Сознаю свое невежество.
— Мы находимся над убежищем гремучих змей. Они обожают заброшенные колодцы, особенно их влажную илистую почву.
— Гремучие змеи! — вздрогнув, воскликнул Арджуна. — Малейший укус этих животных означает смерть… А что если они нападут на нас?
— Ночью мы ничем не рискуем, змеи не видят в темноте, но при первых лучах зари они набросятся на нас, кто знает, сколько их здесь. В старинных колодцах, полно галерей, вырытых крысами, в них встречаются порой сотни и даже тысячи змей, которые легко взбираются по неровностям полуразрушенных стен.
В эту минуту как бы в подтверждение слов факира снизу раздался резкий свист, внушающий ужас.
— Поспешим! — воскликнул Утсара. — Гнусные твари проснулись от звука наших голосов. Ступайте первым, я поддержу вас. Одно неверное движение, и мы упадем прямо на них. Кое-кого мы, конечно, раздавим, но и на нашу долю достанется…
— Тише! — повелительно сказал Арджуна, выглянув из колодца. — Слышишь, шаги, факиры возвращаются.
— Пригнитесь, высокая трава закроет нас, — шепотом ответил Утсара.