Он снова принялся за поиски и, вспомнив, что в одном месте ему попалось углубление, направился туда, но не довольствуясь поверхностным осмотром, провел рукой по стене, разгребая кости. Вдруг он наткнулся на верхнюю часть отверстия, которое ему показалось достаточно большим, чтобы туда мог пролезть человек. Утсара принялся энергично разбирать скопление костей и наконец полностью расчистил проход, в точности такой же, как и в других стенах дворца. Но радость его тотчас же померкла, ибо, ощупав отверстие, он понял, что оно никогда не закрывалось. Из этого легко можно было сделать вывод, что подземелье было предназначено для пленников, обреченных на голодную смерть. Проход, должно быть, заканчивался тупиком и не сообщался с другими частями здания, дабы несчастные не могли бежать.
Все же у Утсары сохранялась слабая надежда, он подумал, что было бы бессмысленно строить ход, который не соединял бы две разные части дворца. Умея открывать любую потайную дверь, он мог поручится, что сумеет выбраться на свободу.
Закончив работу, он осторожно вытянул вперед ногу, держась руками за стенки, ибо обычно выходы из таких застенков — самые настоящие ловушки, предназначенные для того, чтобы осужденные падали в глубокие, отвесно вырытые колодцы. Факира охватила невыразимая тревога, когда вместо того, чтобы почувствовать твердую землю, его нога повисла в пустоте. Сомнений не было, он попал в западню, этим и объяснялось молчание Дислад-Хамеда, вероятно, рухнувшего в какую-нибудь пропасть. К счастью, тревога оказалась ложной, и скоро нога его уперлась в твердую поверхность. Продвигаясь с крайней осторожностью, он понял, что спустился с первой ступеньки лестницы. Но прежде, чем двигаться дальше, Утсара сложил ладони рупором и крикнул изо всех сил:
— О! Эй! Хамед!.. Это я, факир Утсара!
Он прислушался, но до него не донеслось ни единого звука. Подождав немного, факир стал спускаться, считая ступеньки. Зная число ступеней, ведущих из зала, куда выходил колодец, до поверхности земли, он мог таким образом определить свое местоположение. Насчитав шестьдесят две ступеньки, он решил, что находится на уровне земли. Прежде чем продолжать спуск, он снова принялся звать сторожа, особенно громко выкрикивая свое имя, только оно могло внушить доверие Дислад-Хамеду, если тот еще был жив.
На сей раз его попытка увенчалась успехом: в ответ раздался крик изумления и безумной радости. Чтобы избежать грозившей ему пытки, сторож действительно укрылся в обнаруженном им проходе, имя Утсары было для него синонимом спасения.
— Где ты? — крикнул ему факир.
— Внизу, под тобой. Подожди, я сейчас поднимусь.
— Не надо, оставайся на месте, я сам спущусь к тебе.
Факир продолжал считать ступени. Он так хорошо знал внутреннее и внешнее устройство огромного здания, что надеялся определить местонахождение, направление, глубину и назначение лестницы, ибо ничто в этом дворце не делалось без цели.
Сторожу не терпелось встретиться с Утсарой, он не знал, что факир так же, как он сам, мечтает выбраться из мрачной темницы. Пройдя сто двадцать восемь ступеней, Утсара встретился со сторожем. Дислад-Хамед схватил его за руки и стал целовать их с восторгом, называя его своим спасителем, он плакал, бормотал что-то и от избытка чувств готов был снова упасть в обморок.
— Мужайся, мой бедный Хамед! Я заперт здесь так же, как и ты, и пока не знаю, как отсюда выбраться.
Утсара вкратце рассказал сторожу обо всем, что произошло. Против ожидания Дислад-Хамед вовсе не был сражен столь неприятной новостью, он настолько верил в находчивость Утсары, что был убежден — факир сумеет выпутаться из создавшегося положения.
— Есть у тебя огонь? — прежде всего спросил факир.
— Да, — ответил сторож, — к счастью, у меня при себе большая коробка восковых спичек. Я пользовался ими, зажигая фонарь на башне пагоды.
— Слава Шиве! — воскликнул Утсара. — Нам хватит их минут на десять, и мы сможем понять, где находимся. Почему же тогда ты сидел в темноте?
— Я слышал какой-то шум над головой и, естественно, подумал, что факиры Кишнайи ищут меня.
— Хорошо! Давай мне коробку, смотри не урони, быть может, она спасет нас.
— На, возьми, — ответил сторож.
— Все в порядке! Она у меня в руках. Ты спустился до самого конца лестницы?
— Нет, я не посмел, боясь свалиться в какую-нибудь пропасть.
Утсара зажег спичку и при слабом ее мерцающем свете быстро огляделся вокруг. Черное зияющее отверстие по-прежнему уходило вниз под тем же углом, конца коридора видно не было.
— Надо пройти до конца туннеля, — подумав, сказал факир. — Пусти меня вперед, я должен обследовать каждый камень в стене. Во всем дворце нет похожего места. Надеюсь, что колодец соединен с подземными ходами, тогда, если на то будет воля Брамы, бессмертного отца богов и людей, мы выберемся отсюда до восхода солнца.
Впрочем, одно беспокоило факира: в длинном коридоре не чувствовалось ни малейшего сквозняка, это доказывало, что ни с одной стороны он не сообщался с поверхностью. В таком случае что же ждало их в конце спуска?
Ночной сторож шел по пятам за другом, с тревогой ловя каждый его жест, но лицо факира оставалось непроницаемым. Однако по мере продвижения вперед по телу его вдруг пробежала нервная дрожь. Предвидел ли он ужасную истину? С какого-то момента снизу стали подниматься влажные зловонные испарения. Для Утсары, привыкшего обращать внимание на любую мелочь, это не предвещало ничего хорошего.
— Можно подумать, что мы приближаемся к какому-то зачумленному болоту, — прошептал сторож.
Его спутник оставил замечание Хамеда без ответа, он давно уже был этим обеспокоен.
Вдруг впереди послышался странный шум. Казалось, что кто-то шлепает по камням мокрым бельем. Они увидели, что по ступеням прыгают в огромном количестве, толкаясь и теснясь, гигантские индийские жабы. Ни один из представителей наших земноводных не может дать о них даже самое слабое представление, эти мерзкие твари достигают тридцати трех сантиметров в длину и двадцати пяти — тридцати — в высоту.
Их было столько, что казалось, будто по лестнице с ужасным хлюпаньем медленно стекает лава черной грязи. Это отвратительное зрелище заставило бы содрогнуться любого храбреца, но именно оно давало надежду, что коридор имеет выход наружу.
Скоро характер шума изменился, точнее, он перерос в другой — казалось, множество тел с плеском погружалось в воду. Очевидно, туннель заканчивался каким-то болотом, ибо последняя часть его была вырыта в земле. Факир почувствовал, как надежда оставляет его, случилось то, чего он боялся больше всего.
Дело в том, что снаружи имелся колодец, примыкавший к стене дворца. Оттуда теплыми летними ночами часто вырывались языки пламени, которые, мерцая, гасли затем в высокой траве. Суеверные жители утверждали, что колодец сообщается с адом, поэтому ни один из жителей Биджапура, даже ради спасения души, не осмелился бы прийти туда за водой.
Утсара давно уже доискивался до причин, по которым колодец был вырыт возле самого дворца. Теперь же, спускаясь вниз и сравнивая его расположение с направлением лестницы, он подумал, не соединены ли оба колодца между собой, чтобы удалять смрадные газы, образующиеся в темницах от гниения трупов. Чем дальше он шел вперед, тем с большим ужасом убеждался в правильности своей гипотезы. Газы скапливались, растворялись в резервуаре с водой, находившемся внизу лестницы, затем через колодец выходили наружу в виде фосфористого водорода, он воспламенялся от соприкосновения с воздухом, образуя блуждающие огоньки, этим и объяснялось отсутствие двери между подземельем и лестницей.
Хотя факиру все было ясно, он еще пытался сохранить хоть какую-то надежду, но падение жаб в воду доказывало, что спуск заканчивался водоемом. Пришла пора признаться себе в том, что оба они обречены на смерть.
Когда последняя жаба исчезла на илистом дне, на поверхность поднялись сотни тысяч пузырьков воздуха, свидетельствовавших о том, что чудовища постепенно выпускали из легких накопленный в них воздух.
— Вот так раз! — сказал сторож, тупо уставившись на водную поверхность.
— Вот так раз! Мой бедный Хамед, к чему скрывать от тебя правду? — сказал Утсара. — Вода представляет для нас непреодолимую преграду, нам остается только искать наименее безболезненный способ покончить с собой. Полагаю, ты не собираешься выносить ужасные страдания, умирая от голода.
— Умереть! — проговорил сторож, совершенно растерявшись. — Умереть! Не может быть, Утсара, чтобы ты не нашел способа выбраться отсюда.
— Я его не знаю… Его нет, — с рыданием в голосе ответил факир.
Это было единственное проявление слабости с его стороны.
Затем он твердо произнес:
— Сторож, судьба каждого предначертана заранее, каждый получает воздаяние в зависимости от своего предыдущего существования. Надо полагать, в прежней жизни мы совершили преступления, за которые не расплатились, ибо в момент нашего рождения боги записали в Книгу судеб все, что случилось с нами сегодня. Не стоит бороться против воли богов, ибо сказано, что вечная награда ждет того, кто безропотно искупит свои грехи, душа его будет избавлена от земных скитаний и растворится в великой душе.
— Утсара! Утсара! — вдруг прошептал сторож. — Послушай, нас преследуют… Вот они идут, спрячь меня… защити меня…
— Ты ошибаешься, Хамед, все тихо. К несчастью, никто за нами не гонится. Они думают, что ты бежал, и плита навсегда закрылась над нашей могилой.
— Да, я бежал, — пробормотал сторож, напевая какую-то странную мелодию. — Посмотри, как нам хорошо здесь, в тени пальм…
— Успокойся, — сказал факир, решив, что от страха сторож просто бредит.
Вдруг Хамед поднялся, взгляд его блуждал, волосы были всклокочены. Сжав кулаки, он страшно закричал:
— Прочь отсюда, факир, уходи! Разве ты не знаешь, что я проклят? Руки мои запятнаны кровью моих братьев. Там, сзади, ужасные ракшасы, они нападают на меня, они грызут мои внутренности…