Тем не менее, рассуждая более спокойно и здраво, чем накануне, он вдруг пришел к мысли, которую сперва отбросил как неосуществимую. Затем, как часто бывает, чем больше он обдумывал эту возможность, тем серьезнее стали ему казаться шансы на успех, тем менее непреодолимыми — трудности. В конце концов он решил испробовать это крайнее средство, даже если ему придется погибнуть. Не лучше ли было умереть, пытаясь спастись, чем покорно ждать неизбежного конца?
Приняв решение, он хотел было разбудить Дислад-Ха-меда. Утсара не знал, обладает ли сторож необходимыми качествами, чтобы совершить дерзкий побег. Он уже протянул руку, чтобы легонько встряхнуть спящего, но замер… Бедный сторож видел сон и говорил вслух. Он находился на вершине минарета, собираясь ударить в гонг и объявить, что наступает утро. Утсара услышал, как он бормочет дивные стихи из Ригведы, посвященные солнцу, все индусы читают их по утрам, на рассвете, совершая омовение.
При первых же словах сторожа факир вспомнил, что впервые в жизни, с тех пор, как он попал в колодец Молчания, пренебрег религиозными предписаниями, которые каждый индус обязан исполнять ежедневно на восходе и закате солнца. Сочтя сон Дислада за предупреждение богов, он немедленно пал ниц и прочитал вслух знаменитое обращение к светилу, начальные строки которого пробормотал Дислад-Хамед. Затем, спустившись к воде по каменным ступенькам, он, согласно ритуалу, совершил омовение, сопровождая его заключительными строками гимна.
Молитва ободрила его. Заручившись поддержкой богов, он ощутил, как в него вливаются новые силы, и у факира появилось предчувствие, что сегодня ему удастся выбраться из страшной тюрьмы.
Он поднялся к мирно спавшему товарищу и, разбудив его, сказал:
— Сторож, пока ты спал, меня посетил Вишну и внушил мне план, от которого будет зависеть наше с тобой спасение.
— Кто говорит со мной? Где я? — спросил сторож, который во сне унесся далеко от печальной действительности.
— Это я, Утсара, твой друг. Очнись, — ответил факир.
— О, зачем ты потревожил мой сон, я находился дома, среди близких, готовясь к омовению и молитвам…
— Хамед, сейчас не время спать, надо действовать, если ты хочешь увидеть свою семью не только во сне.
— Ты же знаешь, что у нас нет никакой надежды выбраться отсюда, мы все испробовали… Ах, как сладко было спать, сон — это забвенье.
— В нашем положении, без пищи, которой мы могли бы подкрепить силы, сон — это смерть, а я не хочу умирать здесь.
— Что ты собираешься делать?
— Я уже сказал тебе, что мне было внушение свыше. Слушай и не перебивай меня, время не ждет. Если мы упустим благоприятный момент, нам придется ждать завтрашнего дня, а кто знает, хватит ли у нас сил, чтобы осуществить мой план.
— Говори, я буду нем как рыба.
— Вчера ты заметил, что светлый круг появился на дне в тот момент, когда над колодцем стояло солнце. Значит, несомненно, существует сообщение между резервуаром с водой, омывающей лестницу, на которой мы находимся, и колодцем, выходящим наружу. Так вот, когда сегодня круг появится снова, мы должны воспользоваться тем временем, пока солнце освещает место сообщения двух резервуаров. Надо нырнуть, доплыть до светлого круга и затем подняться на поверхность уже в колодце. Там по внутренним выступам стен мы с легкостью доберемся до выходного отверстия и обретем свободу… Как тебе мой план? Разве он и впрямь не внушен мне небом? Почему ты молчишь?
— Увы, бедный мой Утсара! Очень может быть, что твой план осуществим, но…
— Ты не умеешь плавать? — перебил его факир.
— Умею, — с грустью ответил Дислад-Хамед, но я так и не научился нырять, а для того, чтобы сделать то, что ты мне предлагаешь, нужно быть искусным ныряльщиком. Поэтому я не смогу последовать за тобой.
— Хорошо, — решительно ответил факир, — я попробую один. Если я добьюсь успеха, мы оба воспользуемся этим, тебе даже будет гораздо легче, чем мне.
— Как! Ты хочешь покинуть меня и еще шутишь надо мной!
— Клянусь Шивой! Сторож, я думаю, ты еще не проснулся. Даже ребенок понял бы, что я имею в виду. Неужели ты не знаешь, что мне известны все тайные выходы дворца Адил-шаха? Ночью, чтобы не возбуждать подозрений, я вернусь к тебе через подземелье, как я это сделал два дня тому назад.
— Прости меня, — ответил бедняга, дрожа всем телом при мысли, что ему придется остаться одному, — но я уже так ослаб от отсутствия пищи, что не понял тебя.
— Сторож! Утсара не из тех, кто бросает товарищей по несчастью. Хотя твоя роль во всем, что произошло, не ясна, ты будешь спасен, клянусь душами предков, если я сумею осуществить мой план. Взамен я прошу у тебя только одного — помочь мне отомстить гнусному Кишнайе.
— О, это я тебе обещаю! — воскликнул сторож с такой искренностью, что ему нельзя было не поверить.
— Хорошо, Дислад… Теперь дай мне приготовиться. Как только появится свет, мне нельзя терять ни минуты.
Как мы помним, факир, задумав похитить сторожа, снял с себя всю одежду, на нем был только легкий кусок полотна, обвивавший бедра. Он развязал его и отдал Дислад-Хамеду, чтобы не зацепиться за шероховатости стен в узком проходе, соединяющем оба резервуара. Сделав это, он набрал в ладони немного воды и стал энергично растирать руки и ноги, чтобы их не свело судорогой в самый опасный момент. Затем заплел свои длинные волосы, падавшие ему на плечи, и завязал узлом на макушке.
— Я готов, — сказал Утсара, — остается только ждать. Самое главное — не упустить момент и воспользоваться тем кратким мгновением, когда проход будет освещен. Здесь драгоценна каждая секунда.
Стоя на последней ступеньке, с напряжением глядя в черную глубину, они с лихорадочным нетерпением ждали, когда появится луч света, который принесет им свободу и избавление или успокоение в смерти. Они так торопились, думая, что до появления солнечного круга у них мало времени, что теперь минуты казались им вечностью.
Будучи наготове, Утсара сказал сторожу:
— Как только я нырну, поднимайся по лестнице до подземелья со скелетами. Если вокруг дворца никого не будет и мне удастся попасть туда днем, я тут же приду за тобой.
— А если не придешь? — дрожа, спросил сторож.
— Ты считаешь, что я способен забыть свое обещание?
— Нет, но мне вдруг пришла в голову одна мысль, и мне стало страшно за тебя.
— Какая мысль? Ты колеблешься? Не бойся, я готов ко всему.
— А вдруг случится так, — замявшись, сказал сторож, — что проход окажется слишком узким, и ты застрянешь там, не имея возможности продвинуться ни вперед, ни назад, и тогда…
— Я умру, задохнувшись? Ты это хотел мне сказать, не так ли?
— Да, именно это.
— Ну что ж, мой бедный Дислад-Хамед, я тоже думал об этом. Но от нас с тобой ничего не зависит, так что лучше не обсуждать подобную возможность. Ясно, что сюда я не вернусь. Либо я выберусь на свободу, либо погибну. Если через несколько часов я не приду за тобой, ты можешь завтра не ждать появления солнечного круга — мое тело перекроет сообщение между двумя резервуарами.
При этих словах, сказанных факиром беззаботным тоном, биджапурский сторож почувствовал, как на него вновь нахлынул ужас… Какая страшная участь ожидала его — медленная и неумолимая смерть в чудовищной темнице, которую его воспаленное воображение уже населяло призраками и фантастическими существами.
— Я последую за тобой, если ты не вернешься, — шепотом сказал он факиру. — Лучше утонуть, чем умереть от голода.
Под влажными сводами вновь установилась тишина, которую время от времени нарушал хлюпающий звук, словно камень падал в грязь: это одна из гигантских жаб, успокоенная неподвижностью людей, решилась вылезти из воды и стала резвиться на грязных ступенях.
Прошло около часа, круг не появлялся. Оба пленника, потеряв всякое представление о времени, вообразили, что проспали подходящий момент, и с ужасом подумали о том, что попытку факира, который готов был пожертвовать собой ради общего спасения, придется отложить до завтра. Вдруг в глубине они заметили беловатое пятно, простое отражение солнечного света, лучи которого освещали отверстие колодца.
У обоих вырвался крик, в который они вложили всю свою душу. Факир не стал ждать, пока пятно станет светлее, зажав кинжал между зубами, он сложил руки и храбро нырнул в солоноватую, вязкую воду, бросив Дислад-Хамеду:
— Жди и надейся!
В течение нескольких секунд сторож мог следить за происходящим под водой. Светлый круг увеличился в размерах, стал ярче, и Дислад увидел, как к нему приблизилась черная масса, выжидающе остановилась, затем почти сразу же вытянулась, тогда как светлое пятно уменьшилось, как это бывает во время затмения, и все исчезло: факир проник в ход, соединяющий оба резервуара.
Дислад-Хамед упал на колени, призвав на помощь товарищу духов, защищающих человека на всем его жизненном пути. Но едва он произнес первые слова молитвы, как вдруг вскочил с радостным воплем и принялся танцевать, словно безумный, рискуя потерять равновесие на скользком полу и свалиться в воду. Все его страхи мгновенно улетучились. Не прошло и минуты — а именно столько времени самый крепкий и тренированный человек может оставаться под водой, — как светлый круг появился снова перед изумленным взором биджапурского сторожа. Сомнений не было, факир преуспел в своей, казалось, безнадежной затее, и, насколько мог судить сторож, ему это удалось с поразительной легкостью. Теперь он мог терпеливо дожидаться возвращения друга. Его освобождение было вопросом времени, факиру надо было только проникнуть во дворец. Немного успокоившись, сторож принялся ловко взбираться по подземной лестнице и оказался в подземелье, куда его запер Кишнайя. Теперь Дислад-Хамед был готов отозваться на первый же призыв товарища.
Утсара часть своей жизни провел в Сальсетте и, подобно всем индусам, уроженцам океанского побережья или великих рек, был великолепным пловцом и ныряльщиком. Несмотря на это, он не смог бы осуществить задуманное, если бы в подводном канале ему встретилось хоть малейшее препятствие. Он находился на глубине около тридцати метров. В обычных условиях факир мог бы достичь ее, только используя методы ловцов жемчуга, которые увеличивают свой вес, ныряя с камнем весом 30–40 ливров. Максимальная глубина, которой может достичь самый умелый ныряльщик, составляет от тридцати шести до сорока локтей, то есть от шестнадцати до восемнадцати метров. Только невероятным усилием, цепляясь за камни стены, Утсара смог проникнуть в узкий канал, соединяющий оба резервуара. В тот момент, когда он уже начинал задыхаться и, несмотря на все его усилия, легкие потребовали новой порции свежего воздуха, лишь непреодолимое чувство отвращения заставило его не открыть рот. Факир с величайшим трудом подавил непроизвольную судорогу… На дне было полно органических отбросов, и Утсару вдруг окружили огромные безобразные саламандры, которые приняли его за новую добычу. Он задрожал и понял, что, попад