, сегодня мы живые люди, а завтра — мертвецы. От вас, ваше высочество, зависит ваша судьба.
— Но что я могу сделать?
— Согласиться на силу и стать завтра императором.
— Нет, не могу, не могу, не могу! — Наследник закрыл руками лицо и зарыдал.
Граф Пален посмотрел на него с презрением.
— Вспомните ваши слова, ваше высочество. Вы хотели свергнуть безумного самодержца, хотели даровать России гражданскую вольность. Мы поверили вам. А теперь всех ждет плаха. Прощайте, ваше высочество.
Пален повернулся и сделал несколько шагов.
— Сударь, вернитесь.
Граф Пален обернулся.
— Я согласен. Но обещайте мне, граф, что вы не сделаете плохого, клянитесь. — Александр Павлович вытер платком глаза.
— Клянусь, что сделаю все, что в силах человеческих, чтобы этого не было… — Граф Пален бросился к наследнику и упал перед ним на колени. — Ваше величество, отныне вы для меня государь император. Вы спасли Россию, спасли всех нас. Благодарю, благодарю, ваше величество.
Он схватил вялую, холодную руку наследника и стал целовать ее.
«И все–таки я не верю ему, — думал граф Пален, сидя в санях по дороге домой. — Слишком слаб душой наследник. Он может вдруг надумать и покаяться своему батюшке. Спасет себя и погубит всех нас. Надо что–то сделать, чтобы обезопасить заговор с этой стороны. Попрошу графа Уварова не отходить от него до самого конца, — решил военный губернатор и велел повернуть сани обратно, чтобы найти во дворце генерал–адъютанта Уварова. — Федор Петрович не даст великому князю совершить глупость, в этом я уверен».
Великий князь Александр провел весь день отвратительно. «Я посмел поднять руку на своего отца!.. Ужасно… Мне никто не простит такое, — размышлял он, обхватив руками голову. — Но ведь я решился только для блага России, чтобы спасти Россию, — старался он успокоить себя. — Я предоставлю отцу его любимый Михайловский замок. Он будет иметь все, что захочет, все, кроме свободы: театр, церковь, книги. Будет окружен роскошью и не почувствует заточения».
Понемногу Александр Павлович уверил себя, что отец отдохнет от великих дел и ему в замке, под надзором бдительной стражи, будет легче дышать… Но боязнь за свою жизнь так и не покинула наследника.
Генерал–адъютант Уваров весь день не спускал глаз с наследника. Человек небольшого рассудка, он был отличным исполнителем. О нем ходил забавный анекдот, будто он, командир гвардейского конного полка, не умел ездить на коне и всегда держался за ремень, привязанный к передней луке седла. Однако рука у генерала была твердая.
Одиннадцатого марта 1801 года эскадрон, которым командовал полковник Саблуков, должен был выставить караул в Михайловском замке. Конногвардейский полк нес внутренний дворцовый караул, состоявший из двадцати четырех рядовых, трех унтер–офицеров и трубача. Караул был выставлен в комнате перед кабинетом императора, спиною к ведущей от него двери. Караулом командовал корнет Андриевский.
В овальной комнате, примыкавшей к парадной лестнице, стоял другой внутренний караул, от Преображенского полка. Сегодня караул был составлен на одну треть из старых гренадер и на две трети — из солдат Преображенского полка, дурно относящихся к императору.
Главный караул во дворце замка и наружные часовые состояли из роты Семеновского полка и находились под командой капитана из гатчинцев, немца Пайкера.
На разводе адъютант конногвардейского полка Ушаков передал полковнику Саблукову приказание великого князя Константина Павловича быть дежурным по полку. Это было странно. Полковник, эскадрон которого стоит в карауле, обязан осматривать дворцовые посты, и других обязанностей на него не возлагается. Саблуков хотел обжаловать приказ перед великим князем, но его на разводе не оказалось.
После развода полковник Саблуков отвел караул во дворец и, напомнив корнету Андриевскому о его обязанностях, вернулся в казармы и принял дежурство.
Вечером, в половине девятого, во дворец привезли пажей. Пажеский корпус помещался на Миллионной улице, в каком–то невзрачном строении. Первой обязанностью пажей было прислуживать во дворце императорской фамилии и ее гостям.
С столовом зале, украшенном большими картинами, изображавшими батальные сцены, и слабо освещенном канделябрами с восковыми свечами, был накрыт стол. За пять минут до появления императора пажи заняли свои места у стульев впереди придворных лакеев.
Каждый паж держал в руках тяжелую серебряную тарелку, обернутую салфеткой. Мальчики были обряжены во французские кафтаны и в шелковые чулки.
Ровно в девять часов двери внутренних покоев растворились и император в сопровождении императрицы, наследника и прочих лиц царской фамилии с их воспитателями графом Строгановым и графиней Ливен вступил в зал. Он шел впереди всех, под руку с императрицей.
Грозно оглядываясь по сторонам и фыркая, император резким движением снял с рук краги и вместе со шпагой передал в руки дежурному камер–пажу. Он сел за стол первым, по правую его руку села императрица, по левую — великий князь Александр Павлович. Прочие приглашенные заняли приготовленные для них места.
Во время ужина великий князь Александр Павлович был молчалив и задумчив. Император, наоборот, был чрезвычайно весел и разговорчив. Заметив молчание наследника, он спросил:
— Что с вами, сударь, сегодня?
— Государь, я чувствую себя не совсем хорошо.
— Ну, так поговорите с доктором и берегите себя. Надо останавливать недомогание с самого начала, чтобы помешать превратиться ему в серьезную болезнь.
Великий князь ничего не ответил, поклонился и потупил глаза. За ужином в первый раз был поставлен на стол новый прибор, украшенный видами Михайловского замка. Император был восхищен и многократно целовал рисунки на фарфоре.
— Это счастливый день в моей жизни, — повторял он.
Случалось, что, когда государь был в особенно хорошем расположении духа, к столу призывался придворный шут Иванушка, изумлявший иногда самого Павла смелостью своих речей. Но уже несколько месяцев, как шут заслужил немилость и был изгнан из дворца.
После ужина государь, перед тем как удалиться во внутренние покои, осматривал пажей. Оставшись довольным, он вывалил остатки конфет в дальний угол столовой и забавлялся тем, как мальчишки, толкая и обгоняя друг друга, старались набрать побольше лакомств.
Посмеявшись, император направился в покои Анны Петровны Гагариной. Там он всегда заканчивал вечер после ужина с императрицей.
Глухая дворцовая карета отвезла мальчишек, прислуживавших за царским столом, в Пажеский корпус. Когда они вылезли из кареты и вошли в переднюю, часы отбили десять ударов.
Глава тринадцатая. ТАК ДАЛЬШЕ ПРОДОЛЖАТЬСЯ НЕ МОЖЕТ
В восемь часов вечера, приняв рапорт от дежурных офицеров, Саблуков отправился в Михайловский замок. Он должен был отдать рапорт великому князю Константину как шефу полка.
Недавно ветер изменился и стал дуть с северо–запада. Потемнело. Повалил крупными хлопьями мокрый снег, он залеплял лицо сидевшего в санях полковника.
Саблуков подъехал к большому подъезду и вышел из саней. К нему приблизился камер–лакей императора.
— Куда вы идете, ваше высокоблагородие?
— К великому князю Константину.
— Пожалуйста, не ходите. Ибо я тотчас должен доложить об этом государю.
— Не могу не пойти, — ответил Саблуков. — Я дежурный полковник и должен явиться с рапортом к его высочеству. Так и скажите государю.
Лакей побежал по лестнице на одну сторону замка, а Саблуков поднялся на другую.
Полковника не сразу впустили в комнату великого князя. Приоткрыв дверь, камердинер спросил:
— Зачем вы пришли сюда?
— Вы, кажется, все здесь сошли с ума! Я дежурный полковник, — сказал Саблуков.
Тогда камердинер отпер дверь.
— Хорошо, войдите.
Князь Константин находился в передней. Он был очень взволнован. Саблуков тотчас отрапортовал ему о состоянии полка. В это время в приемную вошел великий князь Александр. Вид его поразил Саблукова: он пробирался крадучись, словно испуганный заяц. В эту минуту открылась задняя дверь приемной и вошел император, в сапогах и шпорах, с шляпой в одной руке и тростью в другой, и направился к собравшимся церемониальным шагом.
Александр поспешно убежал в свой кабинет. Константин стоял с испуганным лицом и руками, непроизвольно бьющими по карманам.
Саблукову показалось, что он похож на безоружного человека, очутившегося перед медведем.
Полковник, повернувшись на каблуках, отрапортовал императору о состоянии полка.
— А, ты дежурный, — сказал император, приветливо кивнул головой, повернулся и пошел к двери.
Когда за ним дверь захлопнулась, из своего кабинета снова вышел Александр и произнес:
— Вы ничего не знаете?
— Ничего, ваше высочество, кроме того, что я дежурный вне очереди.
— Я так приказал, — подтвердил Константин.
— Мы оба под арестом, — сказал Александр.
Саблуков засмеялся.
— Отчего вы смеетесь?
— Вы давно ждали этой чести.
— Да, но не такого ареста, какому мы подверглись теперь. Нас обоих Обольянинов водил в церковь присягать в верности.
— Меня нет надобности приводить к присяге, — посмеивался Саблуков. — Я верен.
— Хорошо, — сказал Константин. — Теперь отправляйтесь домой и смотрите будьте осторожны.
Братья совсем не похожи друг на друга. Подозрительный и завистливый Александр — красивый, по–женски кокетливый юноша. Императрица Мария Федоровна наделила первенца своей внешней привлекательностью. Благодаря заботам бабки Екатерины он получил приличное образование. Константин похож на отца и видом и нравом. Физически сильный, несколько сутуловатый. Короткий нос вздернут кверху, на лице всегда недовольное выражение. Пучки волос над глазами заменяют брови. Неглупый от природы, он до конца своих дней остался полным невеждой.
Саблуков оставил дворец. Было ровно девять часов, когда он уселся в вольтеровское кресло в своем кабинете. Тревожные мысли осаждали его со всех сторон. Подозрения, появившиеся в последнее время, еще больше укрепились. Он хотел задремать, но не мог. В три четверти десятого его слуга Степан привел фельдъегеря.