Постепенно у Хекта появились неофициальные телохранители.
Императрица Катрин наконец возвращалась домой. Вот уже несколько дней в столицу прибывали отправленные вперед вельможи. Когда стало известно, что Катрин уже у восточных ворот, Хект приказал своим людям бросить свои дела и выстроиться на улице, чтобы отдать императрице честь. Его солдаты проделали все быстро и ловко, и Катрин с сестрой остались довольны.
Императорский кортеж проехал мимо.
– Ее везут в паланкине, чтобы народ видел, – прошептал Титус. – Но непохоже, что она на сносях.
Хект с ним согласился, хотя смотрел только на наследную принцессу. Ему показалось (а может, он просто очень хотел это увидеть), что на лице Элспет промелькнула улыбка, сулящая надежду. Он повернулся к Консенту, собираясь ответить.
И тут что-то ударило его в спину. Металлический наконечник пробил стеганую куртку и кольчугу, потом скользнул по лопатке и лишь поэтому не угодил в сердце. Боли Хект не почувствовал.
Его ранили не впервые, и он знал, что тело откликнется не сразу.
Шатаясь, он сделал несколько шагов и, словно даже с удивлением, услышал крики. Сначала Хект никак не мог понять, почему молчал амулет. Но амулет предупреждает лишь о магических нападениях. Пайпер мысленно попросил прощения у Мадука, где бы тот ни был.
Значит, злодеи все-таки добились своего.
Он с волнением подумал о своих людях, об Анне и детях, даже о той женщине, которая вместе с дочерьми осталась в Аль-Кварне. Он не смог их обеспечить.
Правая рука непроизвольно скользнула под рубашку.
Его подняли, и вокруг тут же сомкнулись солдаты, прикрыв Хекта щитами.
Крики не умолкали. Ранили еще кого-то. Войско продолжало держать оборону.
Все смешалось. Разум отказывался служить. Сердце тоже. И все же, пока сознание его не покинуло, Хект продолжал выстукивать код на медальоне.
Едва очнувшись, он увидел рядом с собой толпу хмурых людей. Были среди них и раненые. Все как один застыли неподвижно, словно статуи, хотя время не остановилось и продолжало свой бег. Одни стояли, другие замерли в падении, словно застигнутые врасплох.
– Получилось! Он очнулся, – радостно воскликнула Герис.
Хект ее не видел, зато видел Девятого и Одиннадцатого Неизвестных.
– На стреле был яд, – пояснил Фебруарен. – К счастью, не очень быстрый. Внутренние органы не повреждены.
Волшебник казался не на шутку встревоженным, но прямо ничего сказать не мог: неизвестно ведь, что именно вспомнят потом обездвиженные солдаты.
– Румянец возвращается, – заметила Герис.
– Когда сердце остановилось, яд даже помог.
– Теперь бьется как бешеное.
– У тебя бы тоже билось. Повезло нам, успели. Он выкарабкается.
– Интересно, изменится ли он теперь? – пробормотал Делари.
– Может, наконец дотумкает, что кое-кто и правда хочет его убить, – фыркнул Фебруарен.
– Я о другом. Ведь он, хоть и ненадолго, стал един с Ночью.
Хект хотел сказать принципату, что тот ошибается. Он вовсе не един с Ночью – просто был без сознания.
– Муно, сотри-ка им память. И побыстрее, нужно тебя отсюда вытащить. И так уже слишком задержались. Просто чудо, что никто на нас не наткнулся.
– Никакое не чудо, я наложил заклятие на дверь. Любой, кто к ней подойдет, забудет, зачем сюда шел, и уберется восвояси. Вот, это поможет ему продержаться до прихода целителя. Я готов.
Герис склонилась к Хекту и потрепала его по щеке.
– Пайпер, впредь будь осторожнее, – сказала она.
Они с Фебруареном встали по обе стороны от Муньеро Делари, взяли старика за руки, неуклюже развернулись все втроем и пропали с тихим хлопком.
Вернулись звуки, и тут же воцарилась неразбериха. Люди наперебой спрашивали, что случилось и все ли в порядке, помогали подняться упавшим.
– Вы только гляньте! Командир-то наш дышит! Проклятие, да он очнулся!
Люди Хекта столпились вокруг него, поддерживая друг друга. Пайпер заметил перевязанные раны, хотя и не такие серьезные, как у него самого.
– Это что ж за ерундистика такая? – оторопело вопрошал Кейт Рук. – Да я отродясь такой ерундистики не видывал, чтоб мне сгореть! Он же мертвее мертвого был, я точно помню.
– Самое время, святой отец, – рявкнул кто-то. – Явились не запылились!
Хект увидел монаха-целителя – старичка за шестьдесят, с румяным лицом, белой бородкой и круглой, словно тонзура, лысиной. Вид у него был весьма добродушный, такие люди обычно всегда улыбаются. Оттеснив остальных, целитель склонился над Пайпером Хектом и положил руки ему на грудь, а солдаты тем временем рассказывали, что приключилось. Старичок заволновался, а когда услышал, что его пациент только что воскрес из мертвых, и вовсе подпрыгнул, как ошпаренный.
Кое-кто из вояк припомнил, что меж ними ходили призраки, пока все… Что именно с ними стряслось, объяснить никто толком не мог, солдаты помнили только, что ничего не могли поделать. Многие не помнили вообще ничего.
– Здесь не для меня работа, – покачал головой монах-целитель. – Пойду-ка я отсюда подальше, другим моя помощь нужнее. Из мертвых воскресают только создания Ночи, в которой правят демоны, живые мертвецы и ворог.
Дверь ему загородил Клэй Седлако. Однорукий рыцарь прекрасно управлялся с мечом.
– Не сюда, брат мой. Вернитесь и помогите ему.
Остальные согласились с Седлако, и монах понял, что выхода у него нет: после того как он поможет Хекту, ему, так уж и быть, позволят заняться менее серьезными ранами остальных.
Хект снова потерял сознание. Когда старичок положил руки ему на грудь, он очнулся. Прикосновение получилось почти чувственным, приятным, Пайперу передались новые силы и хорошее самочувствие. Через несколько минут Хект сумел сесть. К нему вернулся дар речи.
– Рассказывайте, господа, – с трудом выговорил он. – Что случилось? Что вы предприняли?
Все примолкли, испуганно глядя на него.
Но к Пайперу уже вернулась и способность четко мыслить.
– Проклятие! Суеверные болваны! Взгляните на меня хорошенько! Я жив, неужели не видите? И не умирал никогда. Да что с вами такое? По вашей милости люди решат, что я восстал из могилы. По вашей милости нас всех побросают в котел с кипящей смолой. Думайте головой! Не будьте легковерными глупцами! Эй, священник, что происходит с умершими?
Монах сбивчиво забормотал чалдарянские прописные истины.
– Ничего такого не было: ни света, ни тьмы, ни ангелов, ни демонов, ни голосов. Ни мрачного паромщика с протянутой рукой. Просто нестерпимая головная боль. Я был без сознания, испытал потрясение, ясно вам?
Хект высасывал из старика-целителя силы и все больше распалялся.
Он видел, что некоторые солдаты очень хотят ему поверить.
Разумеется, Пайпер был рад, что не умер, но это «воскрешение» наверняка сильно усложнит ему жизнь.
– Мы схватили убийц, – отчитался дрожащий Титус Консент.
– Что? Их было несколько?
– Двое голубков. Мы пока ничего с ними не сделали – просто заперли.
– Надеюсь, в отдельные камеры. Когда ко мне вернутся силы, наведаюсь к ним. Священник, поколдуйте-ка над раной. Кто вытащил стрелу?
– Я, командир, – сказал Хаган Брокк, он тоже был ранен, но не слишком серьезно.
– Благодарю. Стрела у вас?
– Сломана, но у меня.
– Прекрасно, мне нужен наконечник. На память. Святой отец, бога ради! Я ж не хрустальный. Остался цел, хотя стрела угодила мне в… Ой! А вот так больно. Пленники что-нибудь рассказали?
– Пока нет, но расскажут, – пообещал Титус.
– Не пытать. Пусть сидят в одиночках в темноте и сами себя доканывают, воображая последствия. Клэй, спокойно! Он просто делает свое дело.
В дверь постучался младший офицер, и Седлако его впустил. Офицер доложил о ситуации и заодно своими глазами увидел, что Хекта лечит священник.
– Прекрасная мысль, Клэй, – похвалил Пайпер, когда юноша вышел. – Надо пресечь самые дикие слухи. Что он сказал?
– Дежурные с первого этажа спрашивают, что отвечать тем, кто осаждает их в надежде услышать новости. Императрица и наследная принцесса особенно интересуются.
– Если еще не начали записывать тех, кто спрашивает, – займитесь. Очень полезно узнать, кого волнует мое здоровье. Святой отец, долго еще?
– Несколько минут, мой господин. Потом наложу повязку и обездвижу вашу левую руку.
– А от боли у вас что-нибудь есть? Я начинаю ее ощущать.
– Я порекомендовал бы не двигаться. Будете сидеть тихо и не напрягаться, боль останется вполне терпимой. В противном случае пожинайте плоды.
Хект открыл было рот, чтобы огрызнуться, но тут боль ударила как раз туда, куда угодила стрела.
– Пусть природа залечит рану. Ваши люди справятся и без вас. Не послушаетесь моего совета – пеняйте на себя. Если рану беспокоить, она не заживет как следует и в конце концов вы потеряете руку.
– Значит, может и зажить?
– Если не будете мешать. Я сделал все, чтобы она зажила.
Священник медленно перебинтовал Хекта, чтобы остальные видели, как он это делает: повязку ведь придется менять.
Но когда целитель хотел примотать больную руку к туловищу, Хект возразил:
– Погодите, сначала мне нужно одеться.
– Что-что?
– Нужно выйти и показаться всем: кое-кого приободрить и кое-кого огорчить.
– То есть вы уже пренебрегаете моим советом?
– Только один раз. Дело важное.
– Прекрасно. И в следующий раз тоже будет важное дело? Слава богу, расплачиваться за эти важные дела придется не брату Рольфу Торопыге, хотя он, несомненно, еще наслушается жалоб: рука, мол, отнялась.
Помогать Хекту одеться целитель наотрез отказался.
– Святой отец, я лично прослежу, чтобы такого больше не повторилось, – пообещал Титус.
Когда Консент вдевал Хектову руку в рукав, тот не сумел сдержать стон. Рубашку Титус нашел свежую.
– Потом можно будет срезать ее с меня.
Хаган Брокк показал Хекту окровавленную кольчугу, которую пробила стрела.
– Наденьте и ее, я велю почистить.