— Ты же хочешь меня, Эйрин… хочешь. Я понял это, когда только вошёл сюда… Как ты пахнешь, детка моя… Ну же, двигайся, двигайся сама…
Она послушалась и своим неловким движением вызвала у Короля восторженный дикий вздох. Чуть отстранившись, он зажал своими бёдрами её бедра и погрузился полностью. Он двигался внутри неё, не ослабляя хватку и ускоряя темп. Девушка стонала, низ живота горел и сладко ныл, и пытке этой, казалось не было ни конца, ни края.
Не выходя из неё, он развернул жену к себе и продолжил, прикусив кожу на шее и тут же зализал ранку.
— Эйрин… — шептал он — Почему не отпускаешь? Почему так крепко держишь… Отпусти… или забери себе навсегда…
До той ночи, их первой ночи, яркой и какой — то больной, он считал, что привлекли его в этой девчонке только девственность и красота. Но… невинность — расходный материал, а красота… она угасает или надоедает со временем.
После близости тяга к девчонке не угасла, а наоборот разгорелась с новой силой. Будто в огонь подбросили свежих дров!
И сейчас, входя в неё снова и снова, не мог насытиться… Не мог остановиться.
Горел, как от жара, как от яда…
И не мог понять, горит ли она.
Сжал её бедра и излился, уткнувшись лицом в мяту волос.
Потом всё- таки спросил:
— Тебе ведь хоть немного было хорошо?
Никогда не спрашивал он о таком у женщин. Мало интересовало, что чувствует мясо, когда его используют по назначению. А теперь спросил. И зря…
Потому что Эйрин, неопределённо улыбнувшись и аккуратно высвободившись из его рук, удалилась в купель.
Наг едва удержался, чтоб не взвыть и не кинуться следом.
Глава 12
… Утром, после завтрака Король и Королева отправились прогуляться по парку. День был неяркий, небо заволокло тучами, но дождь намечался только к вечеру.
Было душно и тревожно. Словно кто — то собирался заплакать и давился рыданиями.
— Сир, — обратилась Эйрин к мужу — мне надо кое о чем спросить…
Тот вздохнул. Совсем бесполезны были его увещевания относиться к нему, как к мужу. Может, надо просто дать ей время? Да, наверное…
Подождать. Скрепить сердце, тело, разум и подождать.
— Что, Эйрин?
— Боюсь, вы откажете… — девушка смотрела на него и сквозь него.
— Детка, не верти хвостом. Я не люблю этого. Говори, что надо. Что хотела?
Эйрин набрала полную грудь воздуха и выдала наконец:
— Привезите мне Лавинию, сир.
— Кого?!!
— Лавинию. — повторила Эйрин, чувствуя, как сердце, начав биться в груди, прыгает уже где то в животе — Мою Кормилицу.
— Зачем? Тебе недостаточно слуг?
Сердце прыгнуло ещё пару раз и прочертив прерывистую ломаную линию, упало куда — то в правую туфлю.
— Просто привезите! Она мне нужна.
Он хотел возразить, но, вспомнив о больных ночах и холодной статуе в его объятиях, кивнул:
— Хорошо, как хочешь.
И ведь ввинтился тогда в грудь Эсмонда болтик сомнения… Но… Но…Но…
К вечеру уже, стараниями кучера, старая Кормилица прибыла в Королевский замок.
Лавиния, в отличии от своей молочной дочери, не боялась, похоже, ничего.
Присев в реверансе перед Королём, поднялась. Охая и кряхтя от боли в коленях, обняла узловатыми руками Эйрин за плечи.
— Ох, дочушка! — запричитала Кормилица — Похудела, с лица спала…
Потом, спохватившись, раскланялась перед Королём и Советником.
— Простите глупую старуху! Не гневайтесь…
Эсмонд рассмеялся:
— Ладно, бабка… Иди, я отдал распоряжения насчёт твоего места и приличной одежды. Не хочу видеть в своём доме засохший гриб в пыльных тряпках! Пошла вон…
Лавиния ещё раз откланялась и удалилась в сопровождении высокой горничной в темно — синем платье.
Эйрин проводила их взглядом и поджала губы. Ненависть к мужу, уже начавшая было остывать, закипела с новой силой. Ещё немного и она вырвалась бы, как кипящее молоко из плотно закрытой кастрюли.
…Сорвав крышку, и ещё неясно, в кого бы полетели брызги!
Он почувствовал её, эту ненависть. Ощутил, как ежа в руке. Сжал кулак, иголки впились в захолодевшую мякоть пальцев.
— Что такое, дорогая?
В ответ — взгляд, полный тёмных ежиных иголок и репья:
— Ничего. Всё в порядке, сир Король.
Что делать с ней? Удавить? Убить? Исхлестать плёткой до кровавых полос? Запереть в темнице?
ЧТО?! С НЕЙ?! ДЕЛАТЬ?!
— Не сверли меня глазами, Эйрин.
Девушка вспыхнула и, резко развернувшись на каблуках, удалилась к себе и до конца дня так и не вышла. Закрылась. Заперлась. Отстранилась…
… Вечером, после ужина, Королева велела позвать Кормилицу к себе.
Когда Лавиния явилась, Эйрин упала в слабые обьятия старухи и разрыдалась, как простолюдинка.
— Ну что ты, дочушка… — Кормилица погладила девушку по спине — Негоже тебе выть, как кухарке… Ты Королева Экрисса. Успокойся… Не плачь! Такова воля Богов…
— Лавиния… — Эйрин давилась слезами — Я не могу здесь…
— Что поделаешь? Стерпится — слюбится. Долг выше всего.
— Долг?! — Королева вскрикнула так, что высохли слезы — Чей долг?! Перед кем?!
— Перед Миром. — кивнула старуха — Перед Богами. Перед батюшкой и Королём.
— Я ненавижу их всех…
Эйрин отёрла слезы и села в кресло. Затем протянула руку и достала из потайного кармана платья немного помятый конверт.
— Возьми, Лавиния. Завтра утром поедешь вместе с кучером в город. Отдашь письмо в дом Терранит, сыну хозяина. Лично в руки. Поняла?
Старуха отпрянула.
— Нет… — она изменилась в лице и замахала руками — Ты, верно, лишилась разума… Деточка, семья Терранит — опальные дворяне! Их не сегодня — завтра заберут в Башни!
— Я знаю. И тем не менее! Лавиния, отдай письмо Бергу. Моему…
Не договорив, Королева отвернулась к окну.
— Девочка, одумайся…
— Это ты одумайся, Лавиния. Я приказываю тебе, так и делай.
— Но…
— Лавиния! Я твоя Королева! И я приказываю.
Старуха, поклонившись низко, удалилась, спрятав конверт с письмом в глубокий карман новой юбки.
Королева смотрела в окно, уперевшись затылком в спинку кресла.
На губах её играла холодная усмешка.
Глава 13
Днем супруги практически не виделись. Она избегала его.
Если Эйрин встречала Короля в коридоре — тут же разворачивалась в другую сторону, если они сталкивались на лестнице, то она проходила мимо, не сказав ни слова, словно она здесь чужая. Как лишняя деталь интерьера. Впрочем, так оно и было, по её ощущениям.
Эсмонд терпеливо сносил ее молчание, сжимая кулаки от бессилия и ее упрямства. Сколько раз он брал в руки плеть, но что — то его всегда останавливало.
Он хотел ей сделать больно, как делала она ему каждый день и каждую ночь, отравляя своей неприступностью, холодностью и безразличием.
Он уже не понимал ее, как раньше.
Король горел, пытаясь достучаться до нее своими ласками, пытаясь согреть, но все было напрасно.
Эсмонд медлил, боясь войти в их общую спальню и увидеть в глазах жены лед. Надежда, что она когда — нибудь откликнется на его ласки, захочет его горячих поцелуев, позовет сама — таяла с каждым днем.
Он ненавидел ее и себя. В брачную ночь не смог совладать со своим зверем, не смог быть ласковым и терпеливым, быть может тогда был еще маленький шанс завоевать ее, но не теперь.
Он решительно открыл дверь, проходя в спальню.
Его жена стояла в сорочке, очень похожую на ту, которую он разорвал.
Эйрин услышала, как он вошел, но не говорить, не поворачиваться к нему не хотела. Она ловко скинула с себя рубашку, представ перед ним обнаженной, распустив волосы, которые шелковым водопадом заструились по спине, легла на кровать, зажмурив глаза и раздвинув ноги.
— Сделайте это быстро сир. Я сегодня очень устала.
Король в изумлении уставился на нее, сердце предательски дрогнуло, он улыбнулся, но улыбка быстро сползла с его губ, как только она произнесла эти слова.
Эти чертовы слова… Снова они…
Которые тут же впились в мозг, въелись в душу, разрывая и высасывая жизненную энергию, превращая нага в пустую оболочку. Как змея сбрасывает свою шкуру, вот именно сейчас он был этой шкурой. Сухой, противной и никому не нужной.
В данную минуту он пожалел обо всем: что узнал о ее красоте, что приехал убедиться, что женился на ней вопреки её желанию и самое главное, что познал ее медовое тело.
Она ждала… Он медлил.
Эйрин открыла глаза, когда дверь тихонько закрылась. Когда девушка перестала слышать его сбивчивое дыхание и тяжелые шаги.
Он ушел, может быть навсегда?
Снова победа? Но какова же цена?
Она укуталась в одеяло, молясь, чтобы он не пришел.
И он не пришел…
Ее улыбка и радость медленно угасали. Она гнала прочь из своих снов образы его и тех подстилок, которые дарят ему любовь, свое тело, получая его самого. Когда она замерзала в этой огромной и холодной постели и даже одеяло не смогло дать того тепла, которое давало его тело, не было чувства безопасности, не было ничего, кроме черной дыры, которая поглощала их обоих, отделяя друг от друга.
Эйрин завладел страх быть брошенной и покинутой, быть ненужной, быть использованной и выброшенной за ненадобностью.
Желание бежать возрастало с новой силой. Слезы высохли, когда в голове появился план. Она убежит, обязательно сделает это во что бы то ни стало! Спрячется. Он больше никогда не прикоснется к ней, не будет обладатьею… Надо бежать, пока жалость не взяла её за горло. Эсмонд не заслуживал ее и ее жалости.
Девушку разбудила непогода, которая бушевала и свирепствовала, заставляя могучие кроны деревьев преклоняться перед ней, а некоторые вовсе ломала, показывая свое превосходство. Как Эсмонд ломал ее, подстраивая под себя, его желания, утехи…
Шел ливень. Крупные капли подгоняемые ветром стучали по оконному стеклу, противно барабаня, неся сырость.