— Если и фальшивка, то зачем это делать? — спросил я.
— Понятия не имею. Абсолютно. Слушай, писака, постарайся об этом не думать сейчас. Свихнешься еще. Черт, водка кончилась, тебе бы не помешал еще стаканчик. Не думай. Просто не думай.
— О секундах свысока, — хихикнул Серега.
Ага, подумал я, легко сказать.
— Меня больше интересует другое, — продолжил Каменев. — Кто это сделал? Кто-то, пользуясь темнотой, пробрался в наше отделение и всучил тебе эту бумажку. Значит, он может видеть в темноте.
— Слушайте… — медленно заговорил Серега, пытаясь соображать. — А помните, мы говорили, что у институтских могут быть эти штуки? Чтобы видеть в темноте.
— Точно, — сказал полковник. — И правда. Смотри, это же логика. Этот хмырь с бумажкой видел тебя в темноте. Значит, у него есть для этого какое-то устройство. Значит, они действительно существуют. А раз они существуют… то где они еще могут быть? Только в Институте.
— Да, — сказал я, задумавшись. — И эта история, как я выехал в темноте из города. Значит, со мной был кто-то с этим устройством. Значит, Институт должен об этом знать.
Полковник докурил до самого фильтра и с сожалением воткнул его в гору окурков из жестяной банки.
— Мда, — сказал он хмуро и злобно. — Всё. Собираемся. Поднимаем людей. Едем в Институт. Устроим блядям косорылым полный разнос.
Он встал из-за стола, слегка пошатнулся.
— Ну? — он окинул нас нетрезвым взглядом. — Что расселись? Серег, иди ребят поднимай.
И вдруг хрипло закашлялся, согнулся пополам, прикрыв рукой рот, оперся на стол и побледнел.
Его стошнило на пол.
Он разогнулся, вытер рукавом дрожащие губы, а потом взглянул на запястье: оно покрылось желтовато-белыми чешуйками с кровоподтеками и крупными волдырями.
— Да насрать, — сказал он. — Идем.
Спустя полчаса я уже сидел на пассажирском сиденье в милицейском пазике. За руль уселся сам полковник: он был еще пьян, но отговорить его оказалось невозможно. Я плотно пристегнулся и тревожно поглядывал по сторонам.
С нами в автобус запрыгнули трое бойцов с автоматами, ими командовал Серега. К пьяному Каменеву за рулем они отнеслись совершенно спокойно: видимо, это далеко не впервые.
Когда мы выехали с площади на проспект, на дорогу вдруг выскочил уродливый ширлик с длинным, болтающимся, как шланг, носом, до невозможности жирный и вдобавок с тремя глазами.
— Эй, смотри! — предупредил я полковника.
— Насрать, — сказал тот и, не сбавляя скорости, врезался в ширлика.
Его безвольную тушку отбросило в сторону, автобус сильно тряхнуло. Бойцы сзади заматерились.
Я взглянул в боковое окно и заметил, что еще несколько ширликов бегут за нами по заросшему травой тротуару, подпрыгивая и улюлюкая.
Еще один испуганно выглядывал из разбитой витрины магазина.
И на дорогу вдруг кубарем выкатился еще один, с чудовищных размеров задницей, вдвое больше его самого. И вдогонку за ним — ширлик с четырьмя птичьими лапками и индюшачьим клювом.
— Да чтоб вас! — прикрикнул полковник, не сбавляя скорости и не сворачивая.
Бац! Бац! — и оба разлетелись в разные стороны.
— Машину сейчас разобьешь, — сказал я.
— Это мы их проблема, а не они наша, — резко ответил Каменев.
А ширлики всё бежали и бежали по тротуару, из разбитых окон выпрыгивали новые, одни копошились в кустах и что-то искали, другие смотрели на нас вылупленными глазищами.
Когда мы подъезжали к сильно заросшему скверу с полуразбитым памятником Ленину, я заметил толстого старика в сером ватнике, который яростно отмахивался лопатой от двух агрессивных тварей.
— Давай поможем! — крикнул я.
Вместо ответа полковник громко посигналил. Ширлики встрепенулись и разбежались в стороны, а старик, завидев нас, удрал в кусты.
— Что-то их совсем дохера, чертей, — беспокойно сказал полковник. — Не припомню такого.
Действительно, так много ширликов в городе раньше не было.
— В бардачке лежит магазин, — сказал полковник. — Заряди пистолет на всякий случай, у тебя там патронов было мало.
Я немедленно сделал это.
На подъезде к Институту уродцев стало меньше.
Многие, кто бежал за нами по тротуару, останавливались, глупо посматривая друг на друга, и пятились обратно. Другие уже не бежали, а просто испуганно глядели то на нас, то в сторону Института.
Дорогу автобусу они больше не перебегали.
— Странное дело, — сказал полковник. — Что им всем тут было надо? Они как будто бежали в центр, не зная зачем, а потом сами же чего-то испугались.
Я пожал плечами.
— Черт, надо же наших ребят на посту в Институте предупредить.
Полковник вытащил автомобильную рацию, нажал кнопку.
— Прием, Седьмой, говорит Первый, прием, — заговорил он в рацию.
Тишина.
— Седьмой? — продолжил полковник. — Черт…
Он тряхнул рацией, ударил ею о бардачок, снова заговорил:
— Седьмой, Седьмой, отвечай, Седьмой!
— Он тебя не слышит, — сказал я хмуро.
— Блядь.
Полковник сильнее втопил педаль газа.
— Не надо так гнать! — крикнул кто-то сзади.
Полковник не ответил.
Мы въехали на площадь перед Институтом. Полковник проверил магазин в пистолете, выскочил из кабины. Я спрыгнул следом. Бойцы с автоматами вылезали из автобуса, а полковник стал нетерпеливо подгонять их матюгами.
На улице начинало темнеть, но в институте не горел свет. Здание нависало над площадью мертвой бетонной громадой с черными окнами.
В глазах полковника читалась тревога. Он дал бойцам знак рукой идти за ним и направился к входу, взяв пистолет наизготовку. Я пошел следом.
В вестибюле оказалось темно и пусто. На пункте пропуска, где должны были дежурить сотрудники отделения — никого.
Полковник включил нагрудный фонарик. Остальные последовали его примеру.
— Вот, возьми тоже, — прошептал мне Серега, подошел сзади и вручил маленький фонарик.
— Всё это очень плохо, — медленно проговорил полковник. — Тут должны были оставаться Витька и Леша. Где вообще все?
Кажется, теперь он окончательно протрезвел.
Мы стояли посреди вестибюля и ощупывали темноту лучами фонариков. Пусто. Никого.
— На месте ширликов я бы тоже сюда не полез, — сказал я задумчиво.
На верхнем этаже что-то гулко громыхнуло, будто опрокинулся стул.
Я вздрогнул.
Мы замерли на месте.
Вдалеке вдруг еле слышно щелкнуло, зажужжало, и в вестибюле резко включился яркий свет. От неожиданности я зажмурился.
— Электричество дали, — хмыкнул кто-то из бойцов.
— Э-э-эй! — крикнул полковник в никуда, и его крик раздался эхом по дальним коридорам. — Есть кто?
Тишина.
Мы выключили фонарики.
А потом что-то темное мелькнуло на периферии зрения; я повернул голову в сторону и увидел, что по лестнице с первого этажа медленно спускается, не касаясь ступеней, черная тень с красным нимбом над головой.
— Господи, — прошептал полковник.
Тень спускалась, низко паря над ступенями, медленно и плавно, сотканная из темного воздуха, с расплывчатыми очертаниями, оставляя за собой шлейф легкой черной дымки. Нимб над ее головой вздрагивал, то ярко вспыхивая, то тускнея, переливаясь багряным и алым.
Мы попятились.
— В сторону, — шепнул Каменев. — Не двигайтесь.
Он выставил перед собой пистолет, и рука его дрожала.
Тень, медленно сойдя по лестнице на пол, направилась к нам.
Она завораживала. В сиянии ее нимба, в непроглядной черноте ее силуэта и смазанности ее очертаний было что-то гипнотизирующее. Я боялся смотреть на нее и не мог перестать.
Осторожно передвигая ноги, мы отошли к стене, не прекращая следить за тенью.
Она не обращала на нас внимание.
Она проплыла мимо нас и растворилась за дверью вестибюля.
— Еще, — приглушенно прошептал Серега, показывая пальцем на дальний коридор.
Из глубины коридора на нас надвигались две тени.
— Не шевелитесь, — повторил полковник. — Даже не дышите…
Тени плыли по коридору тихо и спокойно, будто их, безвольных, влекло ветром, как листья поздней осенью. За ними появилась еще одна.
Три черных силуэта, как и первая тень, прошли мимо нас и скрылись за дверью.
Мы стояли и молчали, боясь пошевелиться, боясь даже взглянуть друг другу в глаза. Это продолжалось больше минуты.
— Откуда они здесь? — спросил полковник и посмотрел на меня, будто я мог знать ответ.
Я промолчал.
— Они не обратили на нас никакого внимания, — сказал Серега. — Обычно они встают перед тобой и смотрят. Смотрят и смотрят…
— Что они вообще делают? — спросил я.
— В том-то и дело, что ничего, — ответил полковник. — Они просто есть. Они иногда появляются и просто смотрят на тебя. И это страшнее всего. Ты не видишь их лиц, у них нет глаз, но ты прекрасно знаешь, что они прямо сейчас смотрят на тебя. Чувствуешь этот взгляд всем нутром. И это сводит с ума.
— Кажется, сейчас они не смотрели на нас, — сказал я.
Полковник кивнул.
— Да. И это тоже странно. Откуда они здесь…
Серега шикнул, прижал палец к губам. Еще одна тень с красным нимбом появилась на лестнице.
Спустившись в вестибюль, она медленно проплыла мимо нас и скрылась за выходом.
— Что-то произошло, — дрожащим голосом сказал один из бойцов. — Что-то, чего здесь еще никогда не происходило.
— Что-то, чего не должно быть, — сказал другой.
Полковник молча стоял, глядя то в конец коридора, то в сторону лестницы, а потом обернулся к нам и резким голосом сказал:
— Всё. Хватит ссать. Взяли себя в руки. Обыщем тут всё. Начнем с кабинетов здесь. Никому не отставать, всем держаться вместе. Всем быть предельно осторожными.
Первым мы обыскали кабинет Доценко. Он оказался пуст, только листы бумаги из пачки разлетелись по полу, а на столе стояла недопитая кружка с чаем. Я потрогал ее: чай уже остыл.
Остальные кабинеты на первом этаже тоже оказались пусты, в том числе и комната Катасонова. Ни людей, ни их тел, ни даже пятен крови или следов борьбы. Все вещи остались на своих местах — чашки, тарелки, бумаги, висящие на стульях халаты.