Селиванов даже не понял, как оказался под темным куполом здания, куда его втащили чьи-то сильные руки. Он не думал об этом. Перед его глазами стоял сержант Громов, запнувшийся на половине пути и свалившийся ничком на ступени.
Следом вбежал Максимов.
Селиванов осторожно высунулся из прохода. Громов лежал без движения, рядом — его винтовка. Убит.
Кричевский вскочил из-за укрытия и со всех сил рванул к выходу, стиснув зубы от боли в простреленном бедре.
Вдруг громыхнуло оглушающе, ослепило взрывом, ударило горячо в лицо, и Селиванова с остальными отбросило на пол сильной волной. Спустя секунду он увидел, что Кричевский лежит в стороне от ступеней, и тело его сложилось пополам, а лицо изуродовано взрывом.
— Командира убили! — крикнул кто-то из роты автоматчиков.
Слова эти отдавались эхом в ушах, и Селиванов всё равно не мог понять, что же произошло, хотя прекрасно всё видел. Опять замедлилось время, звуки сливались в протяжный гул, смазалось всё перед глазами в вязкий туман.
Немцы выскакивали из укрытий и окружали перебежками площадь.
И медленно выезжали из переулка серые танки с черными крестами.
25 сентября 1993 года
Закрытое административно-территориальное образование «Покров-17», Калужская область
— Вы могли бы не смотреть на меня так? — недовольно сказал Капитан и выпустил вверх струйку сигаретного дыма. — У меня тоже сегодня плохое настроение. И да, я видел то же, что и вы. И в отличие от вас, я знаю, что это такое и что с этим делать. Так что будьте добры, присядьте. Тут удобный диван.
Полковник хмуро кивнул своим людям и указал им на диван. Они с недовольными лицами расселись и положили на колени автоматы.
Сам полковник отодвинул кресло, сел, жестом попросил Капитана всё же убрать со стола ноги. Он улыбнулся и убрал их.
Я присел рядом на табурет.
— Во-первых, что вы здесь делаете? — спросил полковник.
— Я искал некоторые документы товарища Юферса. Очень важные документы.
— И как, нашли? — спросил я.
— Да, Андрей Васильевич, прошу простить за то, что так не вовремя тогда ушел. Но я бы ничем не помог вам. Да, нашел. Но это мое дело. Заметьте, я не спрашиваю, что делали тут вы. Не спрашиваю, зачем вы, товарищ полковник, захватили со своими людьми этот несчастный Институт. Зачем вы вместе с товарищем Тихоновым убили Харона Семеновича и привезли его сюда. Вы действительно думали, что с его помощью можно сделать вакцину?
Каменев молчал, но по его глазам было видно, что он готов убить Капитана прямо сейчас.
— А выглядите вы оба, извините, очень плохо, — продолжал Капитан. — Вы заметили, что стали ниже ростом? Потолстели, кожа загрубела… Руки не показывайте, я знаю, что там. Вещество Кайдановского уже меняет вашу ДНК. Как себя чувствуете? Всё время тошнит, да? Голова болит? Через пару дней станете хуже соображать, а изменения внешности ускорятся…
— Я могу прямо сейчас выстрелить вам в лоб, — твердо сказал Каменев.
Капитан усмехнулся.
— А если я единственный в мире человек, который знает, что здесь происходит и как это остановить?
— Кончай свои шутки, — полковник от раздражения перешел на «ты».
— Я уже говорил, что никогда не шучу. Всё, что я говорю, — чистейшая правда, — серьезным тоном ответил Капитан.
Неожиданно для себя я почувствовал вдруг необъяснимую ненависть к нему. Отчего-то показалось, что во всем, что произошло со мной, виноват именно он. Я не мог понять почему.
Слишком много вопросов.
Я поднял глаза на Капитана и спросил:
— Тогда, может, объясните, как я здесь вообще оказался? И почему тогда утром я приехал на эту дорогу из Покрова-17?
— Конечно! Вы всё узнаете. Но немного попозже. Не думайте, что интригую почем зря. Если я расскажу вам это сейчас, вы, скорее всего, убьете меня, так и не узнав самого главного. А это будет плохо и для вас, и, очевидно, для меня. Так зачем мне выкладывать всю информацию сразу?
Мы с полковником непонимающе переглянулись. Капитан докурил сигарету, затушил бычок о край стола и щелчком пальцев кинул его в угол кабинета.
— Первое, — сказал он. — Я знаю, что за тварь вылезла из Харона Семеновича и превратила этих бедолаг в мертвых святых. Это боль.
— Какая еще боль? — недовольно переспросил Каменев. — Я бы назвал это «жуткая черная страхоебина, от которой мы все обосрались». Причем тут боль?
Капитан вздохнул и ответил полковнику, глядя при этом почему-то в глаза мне.
— Покров-17 создан болью, страхом и смертью. Это — боль. И вы помогли ей вырваться наружу. Впервые за всю историю этого места. Да, вы совершили ошибку, но парадоксальным способом эта ошибка может спасти вас и весь мир от Покрова-17. Я не говорю, что точно спасет. Но может. Если вы сделаете всё правильно. Именно вы, товарищ Тихонов.
И посмотрел на меня так, что дрогнуло в груди сердце.
— Я?
Капитан кивнул.
— Мужик, ты какую-то дичь втираешь, — сказал ему полковник.
— Наверное, вы лучше меня знаете, что здесь происходит. Тогда флаг вам в руки, — улыбнулся Капитан. — Но нет, вы ни черта не знаете, поэтому лучше внимательно слушайте, что я говорю.
Полковник замолчал.
— Эта тварь, — продолжил Капитан. — Точнее, ее стоит назвать именно Болью. Опять же, товарищ Тихонов, будете писать книгу — с большой буквы. Так вот, Боль не кровожадна, она не стремится превращать людей в этих теней с красными нимбами. Просто, скажем так, она их поглощает, оставляя взамен немного своей силы. Она делает это помимо своей воли. Точнее, у нее нет своей воли. Ее ведет животный инстинкт. Да, Боль будет уничтожать всех людей, которые встретятся ей на пути, но это не главная цель. Главная цель — попасть домой. А как вы думаете, где ее дом?
— В Объекте? — предположил я.
— Именно! Там она появилась, и там ее изначальное место. Она идет домой. Скорее всего, сейчас она где-то возле защитного сооружения, сожрав по пути несколько бедолаг и превратив их в тени. Ищет способ попасть внутрь. У нее получится. Она очень сильна и становится всё сильнее. Вы же когда-нибудь ощущали невероятную боль? Такую, что пожирает изнутри, и кажется, будто нет в мире ничего, кроме нее? Это она. Страшная, всесокрушающая боль… Но!
Он вскочил с кресла и зашагал кругами по кабинету, снова достал сигарету из пачки, закурил на ходу.
— Но! — снова заговорил он и повернулся к нам. — Вы освободили ее. Она отправилась туда, откуда появилась. В Объект. И там ее можно уничтожить. Я знаю, как это сделать, и расскажу.
— И что тогда произойдет? — спросил я.
— Не имею понятия, — признался Капитан. — Но…
Он втянул в легкие дым, задумался, повернулся к темному проему окна, заговорил тише и медленнее:
— Представьте себе, что Покров-17 — живой мир, родившийся в момент сильнейшего сопряжения боли, страха и смерти в одной конкретной точке времени и пространства, которое называют Объектом. Это подобно сплетению стихий, моментальному всплеску невероятной энергии, хоть и не люблю это слово. Это как Большой Взрыв, создавший Вселенную. В какой-то степени это и есть Большой Взрыв, и да, он создал Вселенную. Боль, страх и смерть — три сердца этого мира. Чтобы остановить то, что здесь происходит, все три сердца нужно убить. Я знаю, как уничтожить боль. А о том, как уничтожить страх… Об этом знает Старик.
— Из «Прорыва»? — спросил я.
Капитан кивнул.
— Он задумал завтра вечером прорываться с боем через кордон. Это безумие. Их попросту перестреляют. Он хвастается, что у них много людей и оружия, но это блеф. Я хорошо знаю Старика, он любит и умеет блефовать. Но он абсолютно бесстрашен. Потому что знает, как победить страх. Он уже победил его.
Он повернулся к нам, и лицо его выглядело встревоженным.
— Помогите спасти его. Надо добраться до железнодорожной станции, поговорить с ним и…
Полковник хлопнул рукой по столу.
— Надоело слушать этот бред! — крикнул он. — Спасти этого полоумного? Да пусть себе там пропадет вместе со всеми этими идиотами! Они с десяток моих людей в перестрелках положили! И теперь их спасать?
— Да, — резко ответил Капитан. — Я знаю, для вас это звучит по-идиотски, но Старик — единственный, кто знает, как победить страх. И он нужен нам, если мы хотим остановить всё это. Это возможность остановить вашу болезнь, понимаете вы это или нет, ну неужели вы такой тупой?
Глаза полковника налились яростью.
— Ах ты сука… — злобно прошептал он. — Тупой, значит? Да, конечно, не то что ты. Втираешь тут нам херню!.. Боль, страх, смерть! Да пошел ты! Зубы только заговариваешь, урод. Развел тут болтовню о высоких материях… Большой взрыв, энергия, Вселенная…
Лицо полковника побагровело, задрожала нижняя губа.
— Слушай сюда, сука, — сказал он сквозь сжатые зубы. — Ты меня этой своей хуйней не запутаешь. Я не верю тебе. Я верю в то, что вижу. А я вижу, что по этому городу надо херануть атомной бомбой, а лучше двумя. А тебя — пристрелить к ебаной матери!
Он выхватил из кобуры пистолет и нацелился на Капитана: тот, мгновенно среагировав, сделал то же самое. Люди полковника резко вскочили с дивана и навели на Капитана стволы автоматов.
Они стояли, целясь друг в друга, и тревожно поглядывали по сторонам. В кабинете повисла напряженная тишина.
Тогда я медленно встал с табурета, поднял руки и тихо сказал:
— Успокойтесь. Мы поедем на станцию спасать Старика.
Я не знал, почему пришло в голову именно это решение. Но так было нужно. Именно так, а не иначе. Что-то глубоко внутри настойчиво шептало об этом.
Полковник повернулся ко мне удивленно и недоверчиво.
— Что? Ты веришь этому козлу, который нас всех за идиотов держит?
Я посмотрел полковнику в глаза и тихо ответил:
— Да.
Полковник глубоко вдохнул через сжатые зубы, вновь посмотрел с ненавистью на Капитана. Снова взглянул на меня, опять на Капитана, потом на своих людей.
А потом опустил ствол и кивнул бойцам, чтобы те убрали оружие.