ГЛАВА ШЕСТАЯ
Последние звуки хорала еще отдавались эхом от суровых стен круглой базилики Святого Иоанна Латеранского. По обеим сторонам короткого нефа высились тяжелые, пышные гранитные колонны в восточном стиле, а над ними яркими красками сияли фрески, изображавшие сцены из Ветхого и Нового Завета. От запаха ладана и восковых свечей в роскошных золотых и серебряных подсвечниках трудно было дышать. Повсюду был мрамор — необработанный камень и гранитные блоки лишь поддерживали башню над престолом, а пол был выложен мозаикой из самоцветов. Основную часть базилики, под куполом, окружало несколько маленьких часовен, совсем неприметных по сравнению с великолепием алтаря. Было здесь и несколько удивительно скромных саркофагов с мощами предыдущих Пап Римской церкви, хотя теперь обычай изменился, и усопших Епископов Рима по возможности хоронили в базилике Святого Петра на северо-западе города.
У подножия богато украшенного престола на помосте стоял открытый деревянный гроб Вигхарда, покойного назначенного архиепископа Кентерберийского. С одной стороны от него восседали двенадцать епископов со своими служителями, а за ними — двадцать с лишним настоятелей и настоятельниц, с другой же стороны расположились представители саксов — те, кто приехал, чтобы присутствовать при возведении кентского священника в сан. Теперь они провожали его в последний путь.
Сестра Фидельма села позади брата Эадульфа, занимавшего почетное место секретаря Вигхарда. Рядом с Эадульфом сидел сурового вида настоятель, чье лицо показалось ей необычайно красивым, хотя чего-то в нем не хватало. Может быть, сострадания? В изгибе его губ и в выражении светлых глаз была какая-то черствость. Интересно, подумала Фидельма, кто этот человек, сидящий на почетном месте среди оплакивающих. Она решила, что спросит у Эадульфа попозже, но сейчас отметила, что этот человек то и дело искоса поглядывал на сидящую рядом надменную настоятельницу Вульфрун. Рядом с нею Фидельма заметила невзрачную Эафу, а с другой стороны от Эафы сидело еще несколько братьев.
Со своего места Фидельма видела всю апсиду и короткий темный неф, заполненный людьми. Люди из всех христианских стран, если судить по одежде, толпились в нефе и в нишах между большими колоннами, поддерживавшими крышу. Фидельма знала, что причина такому столпотворению — вовсе не заупокойная служба по Кентерберийскому архиепископу. Причиной было то, что мессу за упокой души Вигхарда совершал лично Его Святейшество. Все эти люди жаждали видеть Виталиана, наместника Христа на Земле.
Она перевела взгляд на престол, где Епископ Римский, опираясь на руку своего служителя, поднялся с великолепного трона.
Виталиан, согласно хроникам — семьдесят шестой преемник престола святого Апостола Петра, — был высокого роста, с большим плоским носом и с жесткими длинными черными волосами, спадавшими из-под высокого белого фригиума — папского венца. У него были тонкие губы, почти жестокие, как показалось Фидельме, и темные, непроницаемые глаза. Хотя родом он был из Сеньи, что в окрестностях Рима, говорили, что предки его были греками; до Фидельмы доходили слухи о том, что, в противоположность своим предшественникам, он надеется на возрождение христианского единства и открыто убеждает восточных патриархов объединиться с Римом и преодолеть раскол, который длится уже два столетия.
Когда стихли голоса хористов, Епископ Римский встал и простер десницу для благословения. Все столпились вокруг него, чтобы поочередно преклонять колени. Стоявший рядом с ним мансионарий, или жезлоносец, вручил псаломщику кадило с ладаном, чтобы тот окропил гроб.
Прозвучали слова благословения, и тотчас носильщики со склоненными долу головами медленно подошли к гробу, чтобы отнести бренные останки Вигхарда в повозку, ожидавшую за дверями базилики. Вигхард должен был отправиться в последний путь от храма к воротам Метронии и оттуда на христианское кладбище, под унылую Аврелиеву стену — южную границу города.
Первым за гробом шел Епископ Римский. Однако впереди всей похоронной процессии шагал особый отряд custodes Латеранского дворца в сопровождении примицерия — главы папской канцелярии — и его дьяконов. За Его Святейшеством следовал Геласий, его номенклатор, рядом с ним еще двое непосредственных приближенных Папы — вестерарий, управляющий папским двором, и сацелларий — папский казначей.
Следом за епископами почтительный молодой монах, ответственный за церемонию, вел за собой главных участников похоронной процессии.
За ними вышли все остальные, кто хотел присоединиться к похоронам. Когда процессия вышла из ворот базилики, хор громко и торжественно запел.
Benedic nobis, Domine, et omnibus donis Tuis…
Благослови нас, Господи, и всеми дарами Твоими…
Рассказывали, что Виталиан в противоположность своим предшественникам весьма ратовал за использование музыки во всех видах службы.
В отличие от остальных, Фидельма не опустила головы: она с увлечением всматривалась и вслушивалась во все вокруг, а особенно вглядывалась — в лица людей. Среди этих скорбных лиц, рассуждала она, может быть убийца Вигхарда.
Пока глаза ее наблюдали за процессией, в уме она перебирала все известное ей о смерти Вигхарда. Что-то во всем этом ее настораживало, несмотря даже на странное поведение Ронана Рагаллаха, не похожее на поведение невинного человека. На самом деле — ее вдруг осенило — как раз в этом поведении все и дело. Ни один убийца не стал бы привлекать к себе столько внимания, как этот ирландец. И сами обстоятельства смерти Вигхарда — например, тот факт, что из вещей пропало только золото и серебро — не вполне укладывались в ту версию, что предлагали епископ Геласий и комендант Марин.
Процессия шла извилистой тенистой тропой у подножия холма Целия и вдоль руин древней Туллиевой стены, а певчие начали новый хорал, тихое скорбное похоронное пение.
Nos miseri homines et egeni…[3]
Они прошли через великолепные ворота Метронии и вышли из старого города. Христианское кладбище, расположенное в тени руин древней Аврелиевой стены третьего века, что опоясывает все семь римских холмов, оказалось неожиданно большим, с множеством памятников, мавзолеев, крипт и кенотафов. Фидельма подивилась тому, какие разнообразные были здесь надгробия.
Заметив ее удивление, Эадульф приподнял голову.
— Древние римские законы запрещали хоронить умерших в черте города, в пределах, установленных шестым царем Рима Сервием Туллием. Население росло, и граница сдвинулась на милю. Поэтому, сестра, здесь есть много кладбищ за пределами города, как вот это.
— А я слышала, что из-за гонений на Христову веру римские верующие хоронили своих мертвецов в просторных пещерах под землей.
Эадульф улыбнулся и покачал головой.
— Не из-за гонений. Просто у ранних христиан были свои собственные обычаи. Это были в основном греки, иудеи и римляне, и у них было принято или сжигать мертвых, или погребать. Останки помещались соответственно в урны или саркофаги, которые, в свою очередь, хоронились в специальных подземных помещениях. Эта практика появилась во втором веке после Рождества Христова и закончилась только в прошлом столетии. Так что дело не столько в преследованиях, сколько в традиции.
Были отданы последние благословения душе покойного, и процессия развернулась и двинулась назад, а хористы впереди запели торжественное и ликующее «Gloria Patri» — Слава Отцу, благодарение Господу за то, что душа Вигхарда обрела вечное блаженство на небесах. Это правильно, подумала Фидельма, — стенания на пути к могиле и ликование на обратной дороге.
Она подошла поближе к Эадульфу.
— Нам нужно поговорить о деле.
— Еще успеем, тем более что мы уже знаем, что Ронан Рагаллах виновен.
— Ничего подобного мы не знаем, — сердито сказала Фидельма, раздраженная его самоуверенностью.
Она повысила голос, и люди стали удивленно оглядываться. Фидельма покраснела и опустила взгляд.
— Мы не знаем ничего подобного, — шепотом повторила она.
— Но ведь это же очевидно, — возразил Эадульф, хмурясь, тоже раздраженный. — Неужели тебе мало того, что Ронан бежал? Сбежав из-под стражи, он тем самым признал, что виновен.
Фидельма энергично помотала головой:
— Нет.
— Ну, лично для меня совершенно ясно, что Ронан виновен.
Фидельма плотно сжала губы — нехороший знак.
— Позволь, я напомню тебе о нашем договоре: наше решение о виновности или невиновности должно быть единодушным. Я намерена продолжать расследование. И буду делать это одна, если нужно.
Лицо Эадульфа выражало досаду и разочарование. Ему казалось, что задача решена. Но он знал, что для епископа Геласия два ответа — еще хуже, чем ни одного. В то же время ему было не по себе. Он знал, что Фидельма обладала редкой способностью глубоко погружаться в проблему и находить решение там, где он меньше всего ожидал найти ответ. То, как она разрешила дело в Витби, произвело на него сильное впечатление. Но сейчас все так просто. Неужели она этого не понимает?
— Хорошо, Фидельма. Я убежден, что Ронан виновен. Об этом свидетельствуют его действия. Я готов доложить об этом Геласию. Однако я хочу выслушать все доводы против этого, какие у тебя есть.
Брат Эадульф заметил, что некоторые из процессии уже с интересом поглядывают на них.
Он взял Фидельму за руку и повел ее через кладбище по направлению к высокому мавзолею, украшенному мраморной надстройкой.
— Я знаю место, где мы сможем поговорить об этом в более спокойной обстановке.
Фидельма с удивлением увидела, что у дверей мавзолея на корточках сидит мальчик, а перед ним корзина, полная восковых свечек. Эадульф положил монету в чашу, которую паренек держал перед собой, и взял свечу. Мальчик вытащил кремень и трут и зажег ее.
Не говоря ни слова, Эадульф повел Фидельму внутрь. Они оказались в узком лестничном колодце склепа, лестница вела вниз, во мрак.