Он сидел молча, погрузившись в работу.
Даже если бы не было видно тонзуры, о его духовном звании можно было догадаться по одеянию: на нем был белый плащ с бахромой — маппула, на ногах кампаги — плоские черные сандалии и белые чулки, или удонес; все это было получено из магистратуры Римского Сената и указывало на принадлежность к высшим иерархам римского духовенства. Алая шелковая туника и золотое распятие, богато украшенное драгоценными камнями, не оставляли сомнений в том, что человек этот — не простой клирик.
Негромкий звон колокольчика прервал его сосредоточенность. Он с недовольным видом поднял глаза.
На другом конце просторной и прохладной мраморной залы отворилась дверь, и вошел молодой монах в грубой бурой домотканой рясе. Он тщательно прикрыл за собой дверь и, спрятав руки в широкие рукава, вперевалку, по-утиному, зашаркал деревянными подошвами по мозаичному полу к столу, за которым сидел черноволосый.
— Beneficio tuo,[1] — поклонившись, молодой монах произнес традиционное приветствие.
Старший со вздохом откинулся на спинку стула, но не ответил на приветствие, а просто махнул рукой, веля говорить.
— С вашего позволения, Ваше Преподобие Геласий, какая-то молодая сестра в наружном покое требует, чтобы ее приняли.
Геласий угрожающе поднял черную бровь.
— Требует? Молодая сестра?
— Из Ирландии. Она привезла устав своего монастыря, чтобы его принял и благословил Пресвятой Отец, а также некоторые послания от Ультана Армакского для Его Святейшества лично.
Геласий слегка улыбнулся.
— Значит, ирландцы все еще ищут благословения Рима, хотя не одобряют действий Рима. В этом есть странное противоречие, ты не находишь, брат Дон?
Монах пожал плечами, не вынимая рук из просторных рукавов.
— Ну, я мало знаю об этих диких далеких местах, разве что я слышал, что люди там следуют пелагианской ереси.
— А эта молодая сестра, значит, требует?.. — повторил он.
— Она уже пять дней ждет, пока ее примут, Ваше Преподобие. Но чиновники, по всей вероятности, просто тянут время.
— Ну, раз эта сестра привезла нам письмо от архиепископа Армакского, нужно немедленно ее принять, тем более что девица проделала такой дальний путь. Что ж, посмотрим на нее, увидим, что за устав она привезла, и послушаем, какими доводами она попытается убедить нас, что Его Святейшество должен поговорить с ней. У этой сестры есть имя, брат Дон?
— Есть, — ответил молодой монах. — Но у нее какое-то необычное имя, которое я не могу точно воспроизвести. Что-то вроде Фелициты или Фиделии.
Геласий вяло улыбнулся тонкими губами.
— И то, и другое может быть знаком. Фелицита — это римская богиня удачи, Фиделия же означает «верная» или «надежная» — та, которой можно доверять. Пусть войдет.
Монах поклонился и пошлепал к двери. Его шаги отдавались эхом по залу.
Геласий отложил свои бумаги, откинулся на резную деревянную спинку стула и стал ждать появления молодой чужестранки, о которой доложил его доверенный слуга, брат Дон.
Открылась дверь, и показалась высокая женщина в монашеской одежде. Не такой, как носят римлянки, отметил Геласий; камилла из некрашеной шерсти и белая льняная туника выдавали человека, только недавно попавшего в знойный Рим. Монахиня прошла по мозаичному полу стремительной девической походкой, неожиданной и странно сочетавшейся со строгостью одеяния. Все движения ее были грациозны и изящны. Геласий заметил, что при своем высоком росте она хорошо сложена. Из-под покрывала выбивались непослушные рыжие пряди. Темные глаза епископа загорелись при виде свежих черт юного лица и замерли изумленно, встретившись с ясными зелеными глазами гостьи.
Она остановилась перед ним, слегка хмурясь. Геласий не пошевелился, только вытянул левую руку; на среднем пальце был большой золотой перстень с изумрудом. Девушка поколебалась, а потом протянула правую руку и мягко пожала руку епископа, коротко склонив голову.
Геласий ничем не выдал своего удивления. Любой римский клирик опустился бы перед ним на колени и поцеловал перстень в знак почтения к высокому сану. А эта странная молодая чужестранка только поклонилась ему, признавая его высокое положение, однако без всякого подобострастия. Более того, лицо у нее при этом застыло, словно она хотела скрыть недовольство.
— Добро пожаловать, сестра… Фиделия?
Девушка ответила с тем же выражением лица:
— Я — Фидельма из Кильдара, из королевства Ирландия.
Геласий заметил, что голос ее звучал твердо, в нем не слышалось, в отличие от других, ни малейшего трепета перед великолепием и пышностью всего, что ее окружало. Он подумал — странно, кажется, этих чужестранцев совсем не впечатляет мощь Рима, его величие и святость. Бретонцы и ирландцы напоминали ему жестоковыйных галлов, о которых писали Цезарь и Тацит. Рассказывают, что король бретонцев, взятый Клавдием в плен, попав в Рим и увидев его великолепие, не затрепетал в благоговении, а сказал только: «У вас есть все это — и вы позарились на наши лачуги?» Геласий гордился благородным прошлым своего государства и часто жалел, что не родился в золотое время расцвета империи. Но сейчас от этой мысли, не подобающей смиренному христианину, он заерзал и вновь взглянул на женщину, стоявшую перед ним.
— Сестра Фидельма? — тщательно выговорил он.
Молодая женщина изящно кивнула, подтверждая, что он верно произнес ее имя.
— Я прибыла сюда по поручению епископа Ультана Армакского, чтобы доставить…
Геласий поднял руку, чтобы прервать ее.
— Вы в Риме впервые, сестра? — спросил он мягко.
Она поколебалась и затем кивнула, думая, не совершила ли какого промаха, беседуя с высоким сановником. Ведь ей не сообщили даже его имени.
— Давно ли вы в нашем прекрасном городе?
Ему показалось, или девушка действительно сдержала вздох? Ее грудь заметно приподнялась и опустилась.
— Я пять дней ожидаю аудиенции Епископа Римского… К сожалению, мне не сообщили вашего имени и сана.
На тонких губах Геласия шевельнулась улыбка. Ему нравилась прямота этой юной женщины.
— Я епископ Геласий, — ответил он. — Я занимаю должность номенклатора Его Святейшества, и моя задача — принимать все прошения на имя Святого Отца, решать, нужно ли ему с ними ознакомиться, а также помогать ему советом.
Глаза сестры Фидельмы засветились.
— Теперь я понимаю, почему меня послали к вам, — сказала она, немного расслабившись и опустив напряженные плечи. — Трудно отвечать как полагается, не зная здешних обычаев. Вы сможете простить мне невольные оплошности, принимая во внимание, что я выросла и училась в другой стране?
Геласий наклонил голову с шутливой торжественностью.
— Прекрасные слова, сестра. Для человека, посетившего наш город впервые, у вас великолепная латынь.
— Я также знаю греческий и немного иврит. У меня есть небольшие способности к языкам, и я даже немного говорю на саксонском наречии.
Геласий посмотрел на нее сурово, пытаясь понять, не издевается ли она над ним. Но в ее голосе не было ни капли хвастовства. Прямота этой женщины его впечатляла.
— Где же вы выучились всей этой премудрости?
— Во время моего послушания в Кильдаре, в обители преподобной Бригид, а потом в Таре у Моранна.
Геласий удивленно сдвинул брови.
— Вы учились и изучали языки только в Ирландии? Что ж, я слышал о ваших школах, но теперь у меня есть доказательство их высокого уровня. Присаживайтесь, сестра, и давайте поговорим о том, что привело вас сюда. Ваш путь, должно быть, был долог, труден и полон опасностей? Вы, разумеется, совершили его не в одиночку?
Фидельма посмотрела в ту сторону, куда указал ей Геласий, и увидела небольшой деревянный стул, стоявший напротив епископского кресла. Она села, устроилась поудобнее и ответила:
— В дороге меня сопровождал брат Эадульф из Кентербери, секретарь архиепископа-дезигната Кентерберийского Вигхарда, из саксонского королевства Кент.
Геласий недоуменно поднял бровь.
— Однако я слышал, что вас, ирландцев, с Кентербери ничто не связывает; или вы из тех ирландских братьев, что следуют не Колумбанскому уставу, а Римскому?
Фидельма чуть заметно улыбнулась.
— Я следую слову Палладия и Патрика, которые принесли веру на наш маленький остров, — спокойно ответила она. — Я была на синоде в Витби и познакомилась там с саксонскими делегатами. В конце синода архиепископ Кентерберийский Деусдедит заболел и вскоре скончался от желтой чумы. Вигхард, назначенный архиепископ, заявил, что собирается ехать сюда, в Рим, искать папского благословения своей должности; и так как Ультан поручил мне доставить сюда устав обители Килдара, я решила отправиться в путь вместе с братом Эадульфом, с которым я недавно познакомилась и которого весьма уважаю.
— А что делали вы на синоде в Витби, сестра? Я уже слышал, что там был спор между верующими о том, соблюдать ли обычаи Рима или ваши, ирландские. Я ошибаюсь, или в самом деле представители Рима одержали победу в споре, и это побудило ирландских делегатов уйти?
Фидельма не обратила внимания на насмешливую нотку в его голосе.
— На синоде я помогала людям нашей церкви советами касательно закона.
Брови епископа поднялись в изумлении.
— Вы? На синоде?
— Да. Я не только монахиня, но также и доули суда брегонов Ирландии. Я ученый защитник обычного суда Сенхус-Мора и суда справедливости, что действуют в нашей стране.
Лицо Геласия приняло недоверчивое выражение.
— Стало быть, по обычаю ваших королей женщинам позволено быть защитниками в судах?
Фидельма равнодушно пожала плечами.
— У нас женщины могут заниматься любым делом, в том числе управлять страной и вести свой народ в битву. Кто не слыхал о Махе Рыжеволосой, нашей величайшей королеве-воительнице? Однако здесь, в Риме, я слышала, женщин не почитают равными мужчинам.
— Да, в этом можете быть уверены, — с чувством ответил Геласий.