— Ты лучший скакун из всех, кого мне довелось знать. — Прошептал он, положив ладонь на мягкий нос, истекающей кровью, кобылицы.
“Я уйду спокойно, зная, что рядом с моей наездницей остался такой верный друг”
Малвель, с мокрым от слез лицом, в последний раз погладил Лиру, вкладывая в этот жест всю благодарность и печаль, которые не мог выразить словами.
Снова опустился на колени, одну руку все так же держа на носу пегаса, а другой стиснув пальцы Мариэль.
Медленно, чтобы не навредить себе и не причинить еще больше боли раненной кобылице, он начал вытягивать из нее силы. Потрескавшиеся губы его шептали слова всеисцеляющего заклинания.
Мариэль закричала громче. Но даже ее крик не мог перекрыть влажные хрусты вправляющихся и сростающихся костей. Все раны стали медленно затягиваться. Кожа на обмороженных ладонях лопалась, высвобождая сукровицу, и тут же заживала.
Лира, быстро теряющая жизненную энергию, тихо, но протяжно и печально заржала. По телу ее прошли судороги, она медленно опускала голову. И вот, когда до пола оставалось всего пара сантиметров, ее голова безвольно упала. Большие серые глаза задрожали мелкой дрожью и навеки замерли. Она в последний раз всхрапнула и обмякла.
Все стихло. Словно все звуки разом исчезли. Малвелю даже показалось, что он оглох. Но он вдруг понял, что шуметь больше просто некому.
Безжизненное тело пегаса лежало у его ног. Казалось даже кровь прекратила течь из ее ран.
А Мариэль, освободившись от терзающих болей, снова провалилась в беспамятство.
Малвеля не отпускало не знакомое противное чувство. К горлу подкатил тугой ком вместе с осознанием чудовищного поступка: он убил! И убил не просто какое-то глупое животное или кровожадное чудище на подобии никса. А Пегаса — волшебного зверя, на столько же сознательного, как и он сам. Он убил умного верного друга. Мариэль никогда не простит ему этого. А если и найдет в себе силы, то он сам всю оставшуюся жизнь будет корить себя за то, что не нашел другого выхода.
Малвель рыдал, не отдавая себе в этом отчета, все так же стоя на коленях перед спящей Мариэль. Опершись локтями в матрас около подруги, он спрятал лицо в ладони и долго, протяжно закричал.
Крик разнесся по всему замку, эхо ответило каменным хором, в сто крат приумножая все переживания эльфа.
Силы покинули его раньше, чем оборвался его вопль. Он так и уснул между спасенной Мариэль и убитой им Лирой.
Проснулся он, обнаружив себя лежащим полностью на кровати и заботливо укрытым двумя одеялами. В единственное узкое окошко пробивался тусклый дневной свет и снопы снежинок, которые беспокойно кружась, укрывали подоконник пышным белым одеялом. В камине мирно потрескивал огонь, придавая ощущение уюта даже этому запустелому, разрушенному временем месту.
Малвель огляделся. Ни Мариэль, ни тела Лиры нигде не было. В сердце закралось беспокойство, вытеснив сонливость и то утреннее умиротворение, когда только проснулся, и ещё не успел подумать обо всех неприятностях предстоящего дня.
Соскочив с места, он кинулся наружу. Солнце еще не выглянуло из-за горных вершин. В долине царили сумерки. Все окутывал белесый туман. Землю укрывал сухой снег. В могильной тишине было слышно, как он шуршит, приземляясь. Озёрная гладь была неподвижна и казалась мертвой.
Малвель вглядывался в этот удручающий пейзаж, пока не нашел в тумане одинокую фигуру.
Мариэль неподвижно стояла около странного холмика. Если бы не колышимые едва заметным ветерком волосы и лохмотья плаща, ее можно было бы принять за древнюю статую, охраняющую руины замка.
Подойдя ближе, Малвель смог разглядеть Пегаса, лежащего на земле. Он гордо изгибал шею, мирно сложив крылья. Это было изваяние из камня, удивительно точно передающее тончайшие изгибы и благородные черты Лиры. Гриву, хвост и перья крыльев образовали потоки воды. Под статуей растекся пруд, создавая впечатление, будто пегас плывет, как лебедь.
Рядом с прудом лежал большой валун, на котором глубокими щербинами были выбиты слова:
"Здесь покоится верная спутница Посланницы Солнца, разделившая с ней все свои подвиги. Убитая трижды проклятыми никсами двадцать восьмого дня последнего месяца тысяча шестьдесят второго года второй эпохи."
Мариэль смотрела в ту сторону, где ночью скрылись Лафитлин и Рокас. Как только Малвель приблизился, она не оборачиваясь сказала:
— Идем. Меня ждут дома. — И решительно направилась к озеру.
— Мы что же, оставим Лафитлин?
— Ей не грозит опасность. — отстраненным, но все тем же решительным тоном ответила Мариэль. Словно она говорила больше не о своей подруге. — Она сама выбрала этот путь. И я не стану гоняться за ней по всему свету, когда она сама того не желает, а другим, при этом, нужна моя помощь.
— Что вчера произошло? Я видел молнию. На секунду мне показалось…
— Фулдур. — Закончила за него Мариэль, подтверждая его догадку. — Но я уверена, Фулдур не единственный маг молний. — Мариэль прошептала заклинание и вода озера слегка отступила, давая путникам обойти озеро по тонкой, шириной с одну ступню, полоске берега. Но Мариэль не торопилась заносить ногу над узкой тропкой, задумавшись. — Либо Фулдур весьма искусно заморочил всем голову. Но я не думаю, что он допустил бы такую оплошность. Если бы это был Фулдур, он не стал бы пользоваться стихией, чтобы не выдать себя.
Уверенно кивнув, она стремительно направилась вдоль кромки воды.
Малвеля сбило с толку поведение подруги. Мариэль за одну эту ночь изменилась так, что он едва узнавал ее. Та Мариэль, которую он впервые встретил на пиру в Вакрохалле не была такой закрытой… отстраненной и даже, наверное, черствой.
— Прочь! — Прошипела Мариэль, острым лучом света отбрасывая от себя никса.
Это заставило Малвеля опомниться и оглядеться. К нему уже тоже тянулась черная морщинистая костлявая рука противного склизкого существа с огромными желтыми глазищами.
Он отмахнулся от него сгустком света, так же неторопливо следуя за Мариэль.
Где-то там, в глубине озера лежал его медальон, который позволил бы спасти и Мариэль и Лиру. Он чувствовал его, чувствовал сгусток колоссальной энергии, покоящийся на дне. И чувствовал невообразимое множество мерзких тварей, снующих вокруг его сокровища.
С такими думами они добрались до того места, где спокойно пасся конь Малвеля.
— Счастливый ты. — Прошептал ему на ухо эльф. — Хотел бы я, как и ты, не знать ничего о минувшей ночи.
Гнедой жеребец покосился на хозяина, пережевывая сухую траву.
Перекусив всухомятку, они поспешили убраться из этого места. Шагали пешком, Мариэль даже не глядела на коня. Видимо мысли о том, что ей придется ехать верхом на ком-то другом, а не на Лире, раскаленной иглой вонзились в ее разум. Она гордо шла впереди, а Малвель следовал за ней, ведя жеребца под уздцы.
— Расскажи что произошло там на берегу. — Попросил он. — О чем вы говорили с Лафитлин?
Мариэль ответила не сразу. Малвель уж подумал, она и вовсе не ответит, но эльфийка вдруг заговорила:
— Произошло то, чего я в тайне боялась… — Она пересказала все. Тон ее был сух и безэмоционален, но слова ее были злыми и выдавали безмерную раздражительность, что скопилась в ней. — Все, что я поняла — Рокас не желает ей зла. — Мягче добавила она. — Мне этого достаточно, что бы не беспокоиться за нее.
— Ты говорила мальтифады превосходные телепаты и перевоплощаются по щелчку пальцев.
— Да, но если верить Фулдуру… — Она осеклась, а потом из уст ее вырвался истеричный смешок. — Ха! Никогда бы не подумала, что скажу такое. В общем, если он не врет, то мальтифады хотят союза с Джевелией. Им не выгодно похищать принцессу наших союзников.
— Но ты сказала что Рокас — мальтифад.
— Да, а еще я сказала, что не почувствовала угрозы. — Мариэль сжала в кармане коматит, который с момента нападения никсов ни разу не дрогнул. Если мальтифады и могут одурманить ее, то вряд ли они способны обмануть единственный в своем роде волшебный камень из долины Тасфиака.
— А если за Фулдуром идут не все мальтифады? Или у него какой-то сложный многогранный план?
— Нет резона гадать об этом сейчас. — Твердо ответила Мариэль, пресекая дальнейшие попытки диалога.
Малвель глубоко задумался, ведя под уздцы своего коня. Мариэль шла впереди него, словно не замечая холодного пронизывающего ветра. Он кутался в свой изорванный плащ с удивлением глядя на свою подругу, которая даже не обращала внимания на то, что за спиной у нее вместо теплого плаща колышутся лохмотья. Как даже не пытается привести в порядок растрепанные волосы. Не смотрит на то, что подошва левого сапога вот-вот отвалится. И вопреки всему этому выглядит благороднее напомаженных аристократок и даже царственнее несравненной королевы Аргары. По ней было видно, что она приняла какое-то судьбоносное решение. Эта решительность и создавала вокруг нее ореол величия.
Сам же Малвель чувствовал себя хуже попрошайки с улицы. Он совершенно не привык к такому образу жизни, когда буквально некогда помыться и причесаться. Не говоря уже о том, чтобы найти чистую теплую одежду.
Помимо этого давило тяжелое чувство, которого он не испытывал никогда прежде. Эльфы в Эфелоне редко становятся свидетелями смерти. Конечно он не раз проходил мимо кладбища около людской деревни, да и в лесу находил трупики белок или зайцев. Но никогда… никогда он не убивал никого сам. Сегодняшней ночью он не просто убил Лиру, он пережил ее смерть вместе с ней. Какая-то часть него умерла вместе с пегасом. Словно разрушился один из несущих кирпичиков его сознания, из-за чего все остальные кирпичи в любой момент могут рухнуть и рассыпаться.
Размышления в тишине не шли ему на пользу. Копаясь в себе, он внезапно обнаружил, что в нем начинает зарождаться ненависть к Лафитлин. Если ее предательство и уход с незнакомцем неизвестно куда еще можно оправдать тем, что на ее сознание оказали влияние, то, что она позволила своему спутнику напасть на Мариэль… И не вернулась даже тогда, когда ее подруга оказалась похороненной под снегом. Это вызывало бесконечную злобу. Малвель внезапно почувствовал острую потребность с размаху впечатать кулак в кору ближайшего дерева и закричать. Но не успел он и замахнуться, как заметил, что Мариэль остановилась.