А вот ему, Теону, смерть Труграна сильно спутала карты. И теперь вместо проведения расследования, он подчищает хвосты.
«Но погодите», – он лукаво усмехнулся, радуясь количеству компромата, который просто сам лился к нему в руки, а уж как им воспользоваться, он придумает.
Что делать с порядком назначения Совета Единой галактики?
Не хотелось бы ставить все на одну карту, но, кажется, другого выхода у него нет – ему нужно созвать комиссию и вынудить их дать дополнительные мощности для организации обороны. Должны же они понимать, что Земля – это только легкая закуска для Ушедших. Они готовы взять весь сектор и вернуть под свой контроль.
И головы полетят не только у малых рас.
Рухнет всё, чем так гордится Единая галактика.
Подумав, он активировал креоник и отравил короткое сообщение. «Необходимо воспользоваться правом Старших. Теон». И приложил кодировку правительственных сообщения секретариата Совета Единой галактики.
Что ж. Теперь оставалось надеяться, что молодой Адальяр окажется более проворен, чем старик Тругран.
Вздохнув, Теон вызвал Бри Троо́на, который вел дело креонидянского грузовика «Эиля», пойманного на контрабанде гуманоидов Земли и подделкой РПС-маркеров. Следователь ответил быстро, на заднем фоне слышался шум работающих двигателей.
– Да, господин Теон, – невозмутимое лицо клириканца.
Теон резко почувствовал усталость и першение в горле, откашлявшись, спросил:
– Вы закончили на Грома́де?
– Да, господин Теон, – он подавил лукавую усмешку, отвел взгляд: – я уже передал коллегам рапорт, есть предположение, что, наконец, закроем дело по хищению часов Опалы. Вещица приметная, а с ней дочь сенатора изволила появиться.
Теон вспомнил дело, которое портило Управлению отчетность уже второй год: у сенатора провинции Громада А́рноса Опала были похищены часы, стоимость которых превышала стоимость небольшого пассажирского лайнера. Понятно, дорогая вещица была застрахована, страховая компания выплатила страховое возмещение, но очень настаивала на поиске часов и поимке преступника.
В горло будто песка насыпали, Теон закашлялся, потянулся к фляжке с водой, сделал несколько жадных глотков. Почему так жарко, ему хотелось бы знать.
– Не повезло девушке, – хмыкнул, с трудом сглотнул. – Мне надо, чтобы ты кое-что проверил, Бри. – Следователь сосредоточился, помрачнел. – Надо поднять дело о смерти Ниида Танакэ Адальяра. И все смежные дела. Хочу, чтобы ты проверил, встретился с начальником следственной бригады, кто занимался этим делом 7 лет назад, и, если есть подозрения на умысел, то будем возобновлять расследование по нему.
– Принимаю к исполнению, господин Теон.
Теон отключился, кивнул.
Стало душно. Он рывком расстегнул верхний клапан на кителе, откинулся на спинку кресла, поймав себя на том, что перед глазами расцвели зеленые круги.
«Ты там осторожнее, брат», – голос Ириды заставил вздрогнуть и автоматически зажать пальцами нос и рот. Бросил взгляд на табло климат-контроля над дверью – красная шкала температурного датчика, плавно достигнув критической отметки, резко пошла вверх.
Адрезалин.
Мысль мелькнула, будто приговор. Тиль Теон, защищая органы дыхания рванул к двери, надеясь только на то, что дверь окажется не заблокирована.
Пот застилал глаза, со слизистой гортани будто содрали кожу, Теон задыхался. Ребра свело от нехватки воздуха, болезненно, липко.
Затаив дыхание, не позволяя сделать вздох, который наверняка станет последним, если верить температурному датчику, он ударил по табло доступа и вывалился в темный коридор.
– А-а, – просипел, падая на ковровое покрытие.
Пальцы царапали шершавую поверхность, ногти врезались в нее до боли, до крови из-под ногтей. Теон стоял на четвереньках, отхаркивая покрывший слизистую адрезалин, кашлял снова и снова, до мучительной боли под ребрами, до икоты. Пока его не вырвало.
Тяжело дыша, он завалился на бок и вызвал дежурного.
Если бы он в этот час спал, он бы уже был трупом, задохнувшись во сне.
Медик осматривала его придирчиво и строго. Внимательно перепроверяла данные обследования, брала повторно кровь и проверяла сатурацию.
– Я могу идти? – спросил раздраженно.
Теон остаток ночи провел в больничном секторе. Часть – в состоянии искусственной комы, часть – под наблюдением.
– Вы все торопитесь? – равнодушно поинтересовался медик – немолодой уже церианец. – Уж попали в мои владения, я хоть душу отведу… Нервы у вас никуда не годятся. Зрение ухудшилось на полтора пункта. Сердечко барахлит… – Медик посмотрел грустно: – Долго бегать собираетесь?
Теон усмехнулся:
– Если вы о том, не собираюсь ли я к праотцам, то нет, не планирую.
– Так и думать об этом надо, ежечасно думать.
– Если об этом ежечасно думать, работать станет некогда, – Теон решительно отсоединил крепления лианиновых дисков и безапелляционно вручил врачу. – И преступников ловить окажется некому.
Медик обреченно вздохнул, покачал головой.
– Лечение хоть пройдите. Вас отравить, если что, хотели… Еще пара минут, и вас бы уже не откачать.
Теон кивнул:
– Что-нибудь о токсине можете сказать?.. Особенное? Бросающееся в глаза?
Медик пожал плечами:
– Что тут сказать. Токсин как токсин. Концентрация высокая, активация постепенная. Яд проникал в органы дыхания медленно, очевидно, ваш убийца хотел добиться глубокого поражения и паралича диафрагмы. И уже добить лошадиной дозой после резкого скачка температуры. – Он вздохнул. – Что собираетесь делать?
– Я? Я ничего. У меня своих дел по горло. А вот господин Легрид совместно со службой безопасности пусть работают. И объяснят, почему не проверили все вентиляционные фильтры…
Он порывисто встал, кивнул врачу:
– Спасибо, что откачали меня.
– Это моя работа. Ничего героического.
– И между тем – спасибо!
После разговора с Сабо, Ульяна прошла на камбуз, заварила себе травяного чая. Устало опустилась за стол, обнимая пальцами горячую кружку.
Не хотелось никого видеть и ни с кем разговаривать.
Не могла избавиться от ощущения, будто ее изваляли в грязи. Липкое, мерзкое ощущение испачканности. Зачем Сабо сказал ей о чувствах, не понятно.
Она не верила ему. Такие, как он не умеют любить.
Их любовь – яд, который отравляет и их самих, и тех, кому не повезло оказаться объектом этого болезненного пристрастия.
Надие уже не повезло.
На камбуз заглянула Ксения.
– О, ты мне и нужна.
Ульяна кивнула, сделала вид, что рада. На самом деле, постаралась спрятать поглубже гадливое чувство, которое поселилось в груди.
Ксения села напротив нее, тяжело вздохнула:
– Ульяна, ты должна кое-что знать… О Сабо. В свете того, что он стал почти полноправным членом экипажа, тебе, думаю, будет не лишним понимать, с кем тебе придется работать.
Ульяна насторожилась, посмотрела искоса. Ксения говорила спокойно, деловито.
– Я тогда только пришла на стажировку к Нириху, он знакомил меня с кое-какими старыми делами. В одном из них фигурировал дядя Сабо. И сам Паль.
– Надия… – Выдохнула Ульяна, прикрыла глаза. – Да, я знаю, он мне рассказал. Ну, вернее проговорился, случайно…
Девушка поправила волосы, убрала с лица. Ксения посмотрела на нее с усмешкой. Переспросила:
– Проговорился? Случайно? Или ты думаешь, что случайно? – она внимательно посмотрела на капитана.
Ульяна нахмурилась:
– Не знаю, я так думаю… Он сказал, что дружил с ней, когда ему было 16. И был вынужден убить ее.
У Ксении вытянулось лицо:
– Вынужден? Это он так сказал?.. – Отвернулась. Почесала подбородок и молча потянулась к креонику. – Я не знаю, что он там тебе сказал и во что ты поверила. Я просто покажу тебе ее тело. Выводы делай сама.
Девушка ввела код, пролистала материалы и, сняв креоник с запястья, передала пластинку Ульяне:
Ульяна смотрела на фото и ничего не понимала. Окровавленное месиво. Даже не разобрать, человек ли это. Сердце истошно билось, не желая принимать увиденное, верить ему.
Ксения сидела напротив, ждала. Заметив, как стали дрожать руки капитана, аккуратно забрала пластинку креоника.
– У нее ни одного ногтя на руках. Кожа исполосована так, что невозможно установить, сделали это при жизни или уже после смерти. Внутренние органы с многочисленными гематомами.
– Он сказал, что дядя обнаружил их связь и Паль… чтобы ее не замучили, убил.
Ксения фыркнула:
– Зная его семейку, то вернее всего он в начале проделал с ней все это, а потом милостиво позволил умереть. – Ксения наклонила корпус так., чтобы заглянуть в глаза Ульяне: – Ульяна, запомни. Сабо – садист и убийца. Он подбирается к тебе ближе, чтобы укусить больнее. Кто бы ни стал его жертвой – кто-то из ребят, Артем или ты сама – но ей не поздоровится. Помни об этом и не подпускай его слишком близко. А еще лучше – избавься от него как можно скорее. Пока не поздно.
Ульяна закусила губу, пытаясь уложить в голове увиденное. Она почти поверила ему, почти убедила себя, что он – злой и дурно воспитанный парень, не лишенный какой-то крупицы чести. Сказанное Ксенией меняло все.
В груди расцвета черным цветком паника.
Ксения вышла с камбуза, проверила по внутренней сети местонахождение своего подопечного – Сабо сидел в рубке. Подключилась к внутренним камерам – креонидянин сидел на месте навигатора-дублера, лениво потягивался. Закинув руки за голову, поглядывал на демоэкран: включил какую-то местную развлекательную программу, с фокусами и шутками на коклурнианском. Искин сносно переводил речь. Сабо иногда снисходительно усмехался.
Ксения чувствовала, что самое интересное сейчас происходит не там, а в лабораториях «Фокуса». Что генетик ходил с мрачным и озабоченным видом, как и его дружок-айтишник. Она чувствовала, что ей надо быть там.
Помедлила в кают-компании. Прислушиваясь к мерному дыханию очистных систем корабля-биогена: после увиденного на техническом этаже, он ей внушал благоговейное восхищение. Он и его создатели – Пауков и Крыж. Ксения ловила себя на мысли, что с удивлением разглядывает их, стоит им мелькнуть где-то по близости – силится понять, как это могло родиться в их головах.