Креонидянин смотрел на нее с холодной иронией.
– Когда я говорил, что на твоем месте должен был быть я, я был более прав, чем думает каждый из вас, – он раздраженно поморщился, опустился на стул и вытянул под столом ноги. – Но говорить я буду только тогда, когда на столе загорится вирткопия материалов уголовного дела по «Альбиони»… И еще раз – я знаю, где карта.
Он с вызовом уставился на Ксению.
Та набрала код на креонике, открепила его от бромоха и положила перед собой на стол. Дождавшись завершения загрузки, оттолкнула пластинку от себя, позволив ей отъехать к середине стола.
В пучке синего света загорелась голограмма надводной части базы: полукруглые конусы крыш, панорамные окна причудливых форм. Здание выглядело так, будто выполнено из подтаявшего на солнце мороженого. Сабо комментировал транслируемого. Говорил глухо, отрывисто.
– Это база Альбиони, научно-исследовательский центр, которым руководил мой дядя. Специализируется на исследовании нейроактивности гуманоидов. Гуманоидов Земли в первую очередь. Образцы похищались или выкупались у контрабандистов. Далее с них забирался генетический материал, проводились необходимые исследования. Их цель – выявление закономерности развития нейростатуса, возможности его модификации, усиления связей внутри нейрона и смыкание синаптических щелей. – Он посмотрел на Ульяну. – Наши ученые в течение последних сорока лет пытались вывести алгоритм создания субъектов с высокой адаптивной сенсоизацией, сенсоизацией группы А. Задача-максимум – найти алгоритм омикрона… Но она осложнялась тем, что подопытных образцов крайне мало.
Ульяна нахмурилась. Она вспомнила первую фразу, услышанную на Тамту, фразу, оставленную удивленным оператором, когда та услышала ее личный номер. «Омикрон… Какая удача для всех нас!» – услышала она тогда, но не придала значения. Неужели, это что-то значило еще тогда?
– Омикрон? – Вырвалось.
Креонидянин кивнул.
– Омикрон. Для этого нужен был образец. Но омикроны весьма редки. – Он перевел взгляд на меняющиеся картины внутри базы «Альбиони» – белоснежные помещения лабораторий, склады с препаратами, законсервированные образцы тканей.
Сердце Ульяны билось часто – идеальные картинки лаборатории сменились складами с «отходами»: с педантичной аккуратностью и бережностью законсервированные контейнеры, установленные ровными рядами. Пронумерованные, описанные – на каждом значились не только цифры, но и опись вложения. «Подопытный № 2398. Особь мужского пола. Возраст 17 лет»
Ульяна почувствовала, что ее начинает мутить.
Крыж рядом выдохнул:
– Офигеть… «Особь». – Он посмотрел на Сабо, проговорил отчетливо: – Ну и твари же вы.
В каждом контейнере, помещенные в особой прозрачно-голубой жидкости, находились тела. По ним нельзя было сказать, кому они принадлежали при жизни – мужчинам или женщинам, детям или старикам: лишенные волос, а иногда и кожного покрова и частично тканей, они лежали в ожидании своего уничтожения. Но так и были обнаружены следствием.
Далее шли бесконечные копии протоколов, экспертиз. Взгляд выхватил фразу: «более 10 тысяч тел».
Слова, произнесенные Сабо, доносились, будто сквозь густую вату.
– И вот моему дяде улыбнулась удача, в Академию была зачислена землянка, которая получила квалификационный знак омикрон.
– Омикрон-1, – догадалась Ульяна.
– Именно. Твоя предшественница. – Сабо кивнул, посмотрел на нее странно, слишком долго и горячо. Перевел взгляд на Артема. – Но к тому моменту мы уже знали, что сделать нейроскрин вашей нервной системы можно, довольно быстро можно его расшифровать. Но им не удавалось сохранить эти данные и перенести на другого носителя. Проводились опыта даже над идентичными особями, близнецами…
– О господи, меня сейчас вырвет.
– Тогда было принято решение перенести данные сразу на носителя, без расшифровки. Я тогда только собирался поступать в академию. Кромлех совместно с моим дядей предложили мне участвовать в эксперименте. В качестве акцептора. Им нужен был кто-то с базовыми сенсорными способностями, кто-то не болтливый, кто не подставит ни Кромлеха, ни моего родственника. Я согласился.
Он посмотрел на Ксению, приказал:
– Покажи ее.
Ксения помедлила, но вызвала из материалов дела то, что он просил: на ребят смотрела вирткопия Надии. Рыжие волосы, мелким бесом рассыпающиеся по плечам, сине-бирюзовые глаза, ясная озорная улыбка.
– Господи, одно лицо же! – Тим не выдержал, произнес вслух то, что вертелось на языке у всех. Надия оказалась точной копией Ульяны. Может, чуть круглее скулы, выше лоб. Ямочки на щеках, когда улыбается.
– Этого не может быть, – прошептал Пауков. – Но как?
Сабо перевел на него взгляд, отозвался мрачно:
– Не спрашивай. Я сам этим вопросом задаюсь с того самого дня, как увидел ее на инструктаже. Как?.. Я даже думал, что она – клон Надии. Но потом выяснил, что нет, ее мама и папа сделали.
– Что стало с ней?
– Они сказали ей, что если она мне понравится, то обследования прекратятся, больше не будет опытов и боли. И она очень старалась… В начале меня это забавляло. Но я сам не заметил, как втянулся. Вы хотите спросить, были ли мы близки? Да. Но кажется, именно этого и ждали Кромлех с моим дядюшкой. Ее забрали прямо из моей спальни. Я слышал, как она кричала, как просила, чтобы ее отпустили и звала меня…
Он замолчал, уставился на ее изображение.
– Все, что от нее осталось, нашли в отдельном контейнере, – тихо проговорила Ксения. – Образец номер один.
Артем наклонился вперед:
– Паль, так тебе сделали нейромодуляцию? Эти шрамы на твоей руке, что увидела Ксения в день нашего возвращения на борт, ты сказал, что это следы от катетеров. – Сабо неохотно кивнул, спокойно выдержал взгляд генетика и его следующий вопрос: – Геном Надии прижился в тебе?
– Вообще-то она Надя. Надежда Титова, – поправила его Ксения.
Сабо медленно кивнул:
– Да, я модифицированный сенсоид. С помощью операции им удалось повысить мой нейростатус, но я так и не стал омикроном…
Пауков посмотрел на Крыжа:
– Ты теперь понимаешь, почему «Фокус» принял к загрузке оба личных дела? Они оба – омикроны со смежным нейростатусом. Он просто не распознал, что их двое.
– Я не знаю, о чем вы говорите, но и особенно не хочу вникать. Я это все начал, чтобы сказать – подключившись к сети «Фокуса», я увидел момент имплементации. Когда Ульяна подключилась к энергону. Так вот, – он посмотрел на девушку, – это не ты в том облаке, это Надия. Я уверен. Тот же взгляд, улыбка. Манера склонять голову к плечу и запрокидывать ее, когда смеется. Это она, не ты.
– Но как?
– И что это значит?
– Она пыталась предупредить тебя. Оказавшись после гибели там, на той стороне, она отправила послание, надеясь, что его прочитаю я. Я уверен, нужно повторно подключиться и увидеть послание до конца.
– Там ничего нет в конце, обратный отсчет, – Ульяна с недоумением посмотрела на Паукова.
Сабо пожал печами:
– Можно сомневаться, а можно проверить. Что выберешь, капитан? Это карта, мне нужно свести данные, чтобы понять конкретику.
– Я проверю.
Крыж занял привычное место в рубке, ввел кодировку узла, к которому был подключен энергон.
– Сигнатуры загружены, – сообщил. – Я готов вас вести.
Ульяна кивнула, надела височные диски, подключаясь к кораблю. Рядом – почти одновременно с ней – оказался Сабо. Как она поняла? Нет, это было не касание, не запах… Но когда стоишь, закрыв глаза, то чувствуешь, что кто-то подошел и встал рядом, в метре от тебя.
И это было именно то, что она испытывала сейчас.
Голос Артема:
– Активирую нейроимпульс, включаю обратный отсчет. Пять, четыре, три, два, приготовиться, один…
Снова уже знакомый фейерверк. Россыпь огней, от которой слезились глаза, шум, накрывший волной. Только на этот раз – без перегрузок, без боли в грудной клетке.
Вздохнув и выровняв дыхание, Ульяна почувствовала, как по венам разлилась прохлада.
Снова – путь светового луча. Снова навстречу – звезды, одинокие, забытые всеми, почти разрушенные временем коричневые карлики, ослепительные нейтронные гиганты, звездные скопления и таинственные туманности. Снова темная энергия дышала угрожающе, как давно прирученный, но все еще дикий зверь.
И вот, подхваченная потоком, она вынырнула из огненного водоворота в пустоту, чёрное пространство без звезд. Мерцающая пылевая структура извивалась перед ней, то сворачиваясь клубком, то формируясь в огромный сверкающий шар. И вот то, что ее пугало всегда: существо с узкой мордой и крохотными глазками, тощим телом, с когтистыми лапами. Оно медленно разворачивалось к ней. Узкая морда подобралась, стала плоской, глаза увеличились, сформировался аккуратный нос, тонкие губы. По плечам рассыпались, закручиваясь тугими змеями, длинные волосы.
На Ульяну смотрело ее собственное воплощение.
«Ульяна» чуть склонила голову на плечо и, протянув навигатору ладонь, подалась вперёд.
Сейчас, разглядывая ее, Ульяна видела, что девушка лишь похожа на нее. У нее чуть иной разрез глаз, волосы вились не так сильно, чуть более полные и чувственные губы.
– Надия, – прошептал Сабо рядом.
Та будто его услышала, посмотрела с грустью. Ее руки протянулись к Ульяне, привлекли к себе, закружили в стремительном танце.
Надя заглянула в глаза и рассыпалась космической пылью.
– Крыж, фиксируй изображение! – голос Кира. – Это карта Выжженного поля…
– Подключаю многомерный захват изображения…
Ульяна слышала, как работают ребята в рубке. Да она и сама видела – ничего не значащие прежде скопления сегодня представлялись в ином свете: точки торсионных полей, плотные скопления – фарватеры. Россыпь пульсирующих завихрений – формирующиеся аномалии. Прозрачное, словно фата невесты, полотно, испещрённое таинственными письменами.
Всего мгновение. И вот уже космическая пыль собралась в надпись на неизвестном языке: «Имплементация расы-наследницы завершена».