– Я верну вам деньги, буду работать бесплатно. Сколько стоят лошади?
– Не знаю… может быть, несколько фунтов? – Ее лицо погрустнело. – Не переживай, забудем об этом, я буду платить тебе, как договорились, – не слишком уверенно сказала я, осознавая, как ужасно может расстроиться Ричард.
Как же я сообщу ему? Не важно. Раз Алиса уже пришла, надо сосредоточиться на насущных делах.
Я спросила, что она мне принесла, и она, отойдя к комоду, подняла свои юбки и, достав из привязанного к нижнему белью мешка льняные свертки, выложила их на полированную поверхность; в этих свертках оказались какие-то травы разных оттенков зеленого цвета. На ковре величественно дремала собака, и в топке бодро и весело потрескивал огонь, придавая моей гардеробной атмосферу жаркой кухни. Не зная, что делать дальше, я присела на кровать.
– Ты похожа на странствующую травницу, – заметила я, – на Ричарда это произведет хорошее впечатление.
– Укроп, бархатцы, лаванда, ромашка, – пояснила она, показывая соответственно на разные связки трав.
Она взяла первый пучок: мягкий и воздушный с перистой зеленью.
– Пусть ваша кухарка измельчит укроп и смешает с маслом, эту смесь вы можете добавлять к разным мясным, рыбным или любым другим блюдам.
– А чем все это полезно?
– Многим. Вот эти лепестки, – она взяла щепотку маленьких желтых цветков, – можно подсушивать и добавлять в горячее молоко или использовать как приправу для сыра. Вас будет меньше тошнить, если каждое утро и на ночь вы будете выпивать по чашке горячего молока, настоянного на бархатцах.
Я кивнула, мысленно повторив: масло, горячее молоко, сыр.
– Лаванду, – продолжила она, – надо залить дождевой водой и настоять, и если вы окропите такой настойкой ваши наволочки, то будете лучше спать и избавитесь от дурных снов.
Она выразительно посмотрела на меня, и на мгновение я задумалась, рассказывала ли ей о своем кошмаре. Откуда она узнала? Алиса вновь подняла свой передник и двумя пальцами извлекла стеклянный пузырек.
– Я сама уже приготовила вам немного… это единственная имеющаяся у меня бутылочка.
Она подошла к кровати и, наполовину прикрыв горлышко пальцем, слегка потрясла пузырек над подушками и стеганым одеялом. Внезапно она склонилась и начала что-то разглядывать.
– У вас выпадают волосы?
Я смущенно коснулась волос там, где они едва покрывали подложенные валики.
– Да.
Я не видела выражения ее лица, но она, казалось, думала только о том, как получше окропить лавандовой водой мое постельное белье. Минуту спустя она вернулась, вручила мне пузырек и взяла горстку похожих на маргаритки цветочков.
– «Выросло много ромашек вдоль дорожки, там где ходили наши ножки», – процитировала я, – знаешь такой стишок?
– Нет, – коротко ответила она, – замачивайте эти цветы также в горячем молоке, потом процедите, и можно пить. И последнее. – Она взяла длинными пальцами какую-то узкую щепку, похожую на древесную кору. – Это ивовая кора. Пожуйте ее, если у вас появятся внутренние боли… она поможет.
– А где ты все это раздобыла? В падихамской лавке?
– У знакомых, – ответила она.
– Знахарок?
– Большинство женщин разбираются в целебных травах.
Не знаю, может, она поддразнивала меня.
– А им можно доверять?
Алиса пристально посмотрела на меня.
– По мнению короля? Нет. Он не дает им спокойно трудиться. Но люди-то продолжают болеть, умирать, рожать детей, и не у каждого есть королевский лекарь. Король наш перепутал знахарок с ведьмами.
– Такое впечатление, что ты не одобряешь его.
Промолчав, она принялась складывать свои льняные лоскуты. В наших краях многие имели свои особые соображения по поводу деятельности короля, однако разумно держали их при себе, поэтому откровенность ее слов потрясла меня. Может, все простолюдины склонны так откровенно выражаться?
– Наш король не поддерживает женщин, пытающихся жить и трудиться по мере своих возможностей: помогать соседям, излечивать болезни, сохранять жизнь их детям. И пока он их не поддерживает, я не поддерживаю его. – Она сложила руки и более серьезно спросила: – Вы запомнили все мои наказы?
– По-моему, да.
Я порадовалась, что ни Ричард, ни слуги не слышали нашего разговора. Вытащив свой мешочек, Алиса убрала туда сложенные лоскуты, а потом попросила показать ей мое запястье.
– Да, едва не забыла… – воскликнула я, пока она осматривала, прощупывая его и сгибая туда-сюда мою ладонь. Боли я уже не чувствовала.
– На днях вечером у меня было небольшое кровотечение, – призналась я.
Большие янтарные глаза Алисы встретились с моими, и вновь до меня донесся лавандовый аромат. Откуда же он исходил? Не могла же она пользоваться духами; должно быть, она втирала траву в запястья и шею. Я представила, как она натягивает свое грубое шерстяное платье и прячет волосы под чепец, а потом старается придать себе женственности этими душистыми растениями.
– Болезненное? – Я покачала головой, а она, прищурив глаза, задумчиво произнесла: – Возможно, у вас скопилась лишняя кровь, вредная либо для вас, либо для ребенка. В следующий раз я принесу другие травки.
– И когда ты придешь?
– Через пару дней. А пока вы делайте, как я наказывала, и тогда будете лучше себя чувствовать.
Я прошла к шкафчику, где прятала письмо лекаря, достала матерчатый мешочек с монетами и вручила ей деньги.
– Что это?
– Заблаговременная оплата за первый месяц. А много ли я должна тебе за эти травы?
– Ничего.
Она покачала весомый мешочек на ладони, и монеты, укладываясь поудобнее, слегка звякнули. Этот звук напомнил мне о Ричарде, и я невольно глянула в сторону двери. Пока я еще не говорила ни ему, ни Джеймсу, сколько собираюсь платить Алисе… этот вопрос мог подождать, пока мой живот не станет еще больше, и тогда он сможет понять, как хорошо действуют ее настойки. Тогда он вряд ли станет возражать.
Девушка вышла из комнаты и начала спускаться по винтовой лестнице, а я, проводив ее взглядом, решила остаться наверху и немного отдохнуть. Обычно я собирала свои темные волосы с подушки и бросала их в огонь, с тревогой раздумывая, не выпадут ли они совсем, оставив мою голову лысой, как яйцо. Чего же еще может лишить меня этот ребенок? Конечно, в наше время делают чудесные парики, но натуральные женские волосы не менее ценны, чем все наряды и драгоценности, и их никто не сможет отобрать. Если я стану нежеланной для Ричарда с моим выросшим животом и бледной кожей, то он наверняка не захочет меня без моих черных волос, раньше блестевших, как вороново крыло. Встречаясь с его сестрами, я слегка завидовала их послушным золотистым шевелюрам. Но черный цвет считался более роскошным, сложным для окраски и сохранения. Черный означал здоровье и силу.
Устроившись на краешке кровати, я провела рукой по подушке, но не обнаружила на белой наволочке ни одного черного волоса. Должно быть, Алиса убрала их. Опустившись на кровать, я закрыла глаза, и вскоре лавандовый аромат подействовал на меня усыпляюще.
Глава 7
С первых дней нашей семейной жизни Ричард с гордостью представлял меня в обществе. И под взглядами его знакомых на приемах я, сияя от счастья, точно самоцвет в свете канделябров, обычно искала его взгляд, и, находя в нем одобрение, сияла еще ярче.
Я с нетерпением ждала ужина в доме Роджера, и сияла еще ярче теперь, когда снадобья Алисы оздоровили меня. Хотя я радовалась тому, что она не видит, как я нервно вышагиваю по своей комнате, набираясь храбрости, чтобы спуститься на кухню и выдать ее указания слугам. Моя мать не уставала повторять мне, что я придаю слишком большое значение тому, что думают обо мне окружающие, но на самом деле больше всего меня волновало то, что будут болтать люди за моей спиной. Мысли зачастую оставались тайными, а слухи распространялись мгновенно, и я понимала, что как хозяйка Готорпа являюсь объектом и того и другого. Кухарка выслушала меня, удивленно подняв бровь, когда я выдала ей укроп, приказав смешать его с маслом, а потом высыпала на вычищенную деревянную столешницу цветки ромашки для молочного настоя. Однако она все запомнила, и вечером у дверей моей спальни появилась кружка сладковатого теплого молока, настоянного на ромашке, а на следующий день к обеду для меня подали особое укропное масло, и впервые я прониклась к слугам некоторой симпатией. Ричард продолжал спать в соседней комнате, поэтому я надеялась, что после моего блистательного появления у Рождера выдвижная кровать в дальнейшем будет пустовать.
Наступила пятница, и к одиннадцати часам мы приготовились выехать в Рид-холл. Дни уже стали длиннее, и даже если мы проведем у Ноуэллов целый день, то все равно вернемся засветло. Мне не особенно нравилось ездить по вечерам, когда лесистые обочины дороги терялись во мраке, наполненном шелестом ветвей и натужным скрипом корней, похожим на скрип поводков охотничьих собак. Я так давно страдала от недомоганий, что уже забыла, когда же последний раз мы с Ричардом вместе ездили в гости, поэтому сегодня нарядилась с особой тщательностью, выбрав свое любимое синее платье, расшитое экзотическими птицами и жуками, и высокую шелковую шляпу, накинув сверху плащ для верховой езды. Не желая портить праздничный вечер, я решила повременить до лучших времен с сообщением о пропавшей лошади. Я твердо решила весело провести время.
– Ах, вот и наши влюбленные голубки.
Роджер приветствовал нас в большом зале, вручая каждому по бокалу белого сухого вина, похожего на херес и привезенного из Испании. Его наряд отличался изысканностью, но он дополнил свой черный бархатный костюм и мягкие туфли деталями, присущими сельскому жителю. Его жена, Кэтрин, в платье из черных кружев с тонкой золотой вышивкой, направилась прямо ко мне. Волосы она уложила в затейливую прическу, а ее высокую грудь красиво подчеркивало глубокое декольте. Я была моложе ее дочери, но мы обе интересовались модами и новостями жизни Лондона, а еще лучшими портными и тканями из Манчестера, Галифакса и Ланкастера.