Маргарита озабоченно качала головой:
– Ходил на каток, расшибся вдребезги. Что общего у него с этой девочкой? От отчаянья он способен на глупость.
Марш зазвучал еще отчетливей, машина остановилась у скромного здания, где совершалась Запись Актов Гражданского Состояния и где люди плавно переходили в другое Гражданское Состояние. Все четверо вступили в святилище.
Скорей туда, в тихую улочку,
Укрытую целомудренным снегом,
Раскройте коричневую дверь,
Ведущую в три скромные комнаты.
Скорее туда, в этот Дом Надежд,
На место последнего свидания
Невесты и Жениха. Отсюда
Уйдут супруги, которым незачем
Нетерпеливо ждать друг друга
У часов, у аптек, у кинотеатров,
У памятников великим людям.
Скорее! Уже настала минута.
Здесь кончается предисловие
И начинается сам роман.
За столом, строгая и неприступная, сидела Красавица. Костик покачнулся. И его можно было понять, ибо то была Она, – незнакомка, встреченная однажды в метро и, как призрак, мелькнувшая на катке в памятный вечер на Чистых прудах.
– Я вас прошу обратить внимание, – сказал Костик Хоботову, – какая девушка за столом.
– Она, бедняжка, стоит на углу, – задумчиво отозвался Хоботов.
– Кто стоит? – недовольно спросил Костик. – Ах, вы все о том же. Савва! Ты видишь эту девушку?
– Хороша, – сказал Савва.
– Не хороша, а прекрасна, – поправил его Костик.
– Савва Игнатьевич в этом здании имеет совсем другие цели, – сказала холодно Маргарита.
– Вы правы. Это я оплошал, – Костик признал свою ошибку.
Он подошел к столу и вежливо обратился:
– Простите, всего один вопрос, имеющий жизненное значение. Вы бываете на катке? На Чистых прудах?
– Не очень часто, – ответила девушка.
– Я присягну, что я вас там видел, – убежденно заверил Костик. – А после все мои посещения не принесли никаких плодов.
– Не отвлекайте, – попросил Хоботов. – Ведь время проходит. Людочка ждет.
– Момент, – Костик вновь обернулся к девушке. – Вы давно на этом посту? Что вы испытываете к брачующимся? Досаду? Симпатию? Сострадание? Может быть, материнскую нежность?
– Когда вы женитесь, я сообщу, – высокомерно сказала Красавица. – Вы журналист?
– Есть такой грех, – признался Костик. – Но, главным образом, я историк. И тем не менее, современность вызывает мой живой интерес. Как вас зовут?
– Алевтина, – сказала девушка. – Вы будущий муж?
– Не будущий, а потенциальный, – сказал Костик.
Алевтина обратилась к Хоботову:
– Так это вы?
– Нет, я не будущий, – уклончиво проговорил Хоботов.
– Разве не вы вступаете в брак?
Хоботов замялся:
– Я бы этого не сказал. Скорее – напротив.
Маргарита нервно его прервала:
– Детали излишни. Савва Игнатьич, в конце концов, выйди на первый план.
Савва зашнуровывал развязавшийся ботинок.
– Сейчас, – бормотнул он озабоченно.
– Маргарита Павловна Хоботова, – воззвала Алевтина.
– Это я, – сказала Маргарита.
– Савва Игнатьевич Ефимов, – последовал новый апостольский призыв.
– Я, – откликнулся Савва.
– Маргарита Павловна, – вопросила Алевтина, – вы согласны стать женой Саввы Игнатьевича?
– Да, – твердо ответила Маргарита.
– Савва Игнатьевич, вы согласны стать мужем Маргариты Павловны?
– Я согласен, – бестрепетно подтвердил Савва.
– В знак верности и любви обменяйтесь кольцами, – пригласила их Алевтина.
Савва и Маргарита покорно надели друг другу на персты по кольцу.
– Поцелуйтесь, – бесстрастно предложила красавица.
Савва и Маргарита подчеркнуто нейтрально прикоснулись губами друг к другу. Хоботов стоял торжественный, как памятник. Костик платком утирал глаза. Маргарита неодобрительно на него взглянула.
– И распишитесь, – сказала девушка. – Здесь – Ефимов. Здесь – Хоботова. Теперь свидетели.
– Разрешите, – заторопился Хоботов.
– Вот здесь.
Аккуратно расписываясь, Хоботов произнес вслух:
– Хо-бо-тов.
– Как, и вы? – изумилась Алевтина. – Вы что же, родственник новобрачной?
– Сколь ни грустно, но с этой минуты – нет, – сказал Хоботов.
– Хоботов, я все оценила, – с некоторым надрывом произнесла Маргарита.
– Ваша очередь, – Алевтина с интересом оглядывала молодого свидетеля.
– Вашу ручку. В смысле – ваше перо. – Костик расписался. – Константин Ромин. Прошу запомнить.
– Попытаюсь, – надменно сказала девушка.
– Да уж, пожалуйста, – попросил Костик. – Константин. В переводе с античного – постоянный.
– Я могу идти? – с отчаянием глядя на часы, спросил Хоботов.
– Подождите секундочку, – остановила его Алевтина. – Маргарита Павловна и Савва Игнатьевич! Поздравляю вас с законным браком. Объявляю вас мужем и женой.
– Поздравляю. Всех благ. – Хоботов на ходу толкнул Костика, Савву и исчез в дверях.
– Музыка, марш! – крикнул Костик.
И старый добрый Мендельсон грянул на полную мощность. И на миг померещилась нескончаемая процессия – девушки в длинных подвенечных платьях, все белоснежные как одна, и неестественно серьезные женихи в консервативных черных костюмах.
Они печатали шаг – чета за четой – навстречу светлому или не слишком светлому, таинственному, тревожному будущему, и свадебный марш гремел им вслед.
А на углу Зубовского томилась Людочка. Она в ужасе смотрела на проносившиеся машины, и картины, одна страшней другой, мелькали перед ее мысленным взором.
Савва и Маргарита торжественно покидали соединившее их здание, Костик почтительно припал устами к руке Алевтины, – тихо, почти неразличимо звучал теперь свадебный марш, слышный лишь для него одного.
Москва… Пятидесятые годы…
Весна стучит апрельской капелью…
И полдень высушивает улицы
Теплой ладонью. И снова над нами
Висит оранжевое и голубое
И снова розовы и прозрачны
Над Сыромятниками закаты.
Москва Гиляровского, ты уходишь!
Уходят вагоны в трамвайные парки,
Чтоб никогда не вернуться вновь
Стены рушатся и под собою
Погребают былое время
И неоконченные сюжеты.
Изменились маршруты и телефоны
Адресаты и адреса,
Только закаты над Сыромятниками
Такие же розовые весной…
Так было и в тот далекий апрельский день. В чахлом дворике, примыкавшем к дому близ Покровских ворот, в дворике, с тремя деревцами, со скупой неуверенной городской травкой, в закатный час, можно было увидеть трех мужчин.
Костик подтягивался на самодельном турничке, Савва в фартуке припаивал ручку к кастрюльке, Хоботов нервно ходил из угла в угол. Дворик был крохотный, плотно зажатый стенами ближних домов, – разгуляться Хоботову было негде. На скамеечке, глазея на Костикины кульбиты, степенно переговаривались трое соседок.
Савва сказал между делом:
– Помню, ко мне пришла одна женщина, просит выгравировать на часах: «Спасибо за сладостные секунды».
С высоты турника Костик спросил:
– Артисту?
– Нет.
Хоботов предположил:
– Писателю.
Савва, довольно улыбаясь, сказал:
– Мужу. Сладостные секунды. Да-а…
– Конечно, тебе, как молодожену, такие истории утешительны, – рассудительно протянул Костик.
– Я еще на спортивных кубках гравировал имена чемпионов, – с достоинством сообщил Савва.
– Гравировать имена победителей – работа, требующая самоотречения, – меланхолично заметил Хоботов.
– Это упадочничество, – напомнил Костик.
– Это жизнь, – горько вздохнул Хоботов. – Один завоевывает медаль, другой же пишет на ней его имя.
– Не знаю, как самоотречения, а тонкости эта работа не требует. Она выполняется спицштихелем.
– Вот вам здоровый взгляд на предмет, – одобрительно улыбнулся Костик.
– Вот мой дружок на Монетном дворе делал правительственные награды, – сказал ободренный поддержкой Савва. – Вы только представьте, все их носят, а штамп этот сделал один гравер.
– Столько лет выпускать ордена, – с усмешкой проговорил Хоботов, – от этого можно стать философом.
– Он мастер. Высшей квалификации, – вступился за товарища Савва.
Костик опять его поддержал:
– Правильно. Мастера не мудрствуют.
Хоботов воскликнул запальчиво:
– А могильщики в «Гамлете»?
– Ремесленники, – решительно отрубил Костик.
Хоботов ничего не ответил. Савва Игнатьевич усердно паял. Потом сообщил своим собеседникам:
– Сегодня мы с Маргаритой Павловной идем к строителям. Говорят, будем въезжать через две недели.
Костик соскочил с турника и сказал патетически:
– Бывают периоды, твой знакомый становится опознавательным знаком эпохи.
Хоботов несколько удивился такой неожиданной сентенции.
– Что вы имеете в виду?
Костик пояснил свою мысль:
– Савва выражает собой процесс исторического значения.
– Какой же? – заинтересовался Савва.
– А глобальный исход москвичей из общих ульев в личные гнезда, – сказал Костик.
На третьем этаже распахнулось окно и появилась Маргарита.
– Вот что, друзья мои, – не пора ли прикрыть этот клуб? – спросила она.
– Сей момент, Маргарита Павловна. Все припаял, – отозвался Савва.
– А ты бы, Хоботов, поработал, – сказала Маргарита. – Я видела Варю – ты их держишь.
– Мне нездоровится, – буркнул Хоботов.
Маргарита Павловна всплеснула руками.
– Аппендикс. Вот оно! Докатался!..
– При чем тут катание? – крикнул Хоботов.
– О, конечно! – голос Маргариты был полон иронии. – Мы ведь должны были доказать, что мы еще молоды и сильны…
– Я бы просил тебя…
– Чемпион…
И Маргарита захлопнула окно.
Поднимаясь по лестнице, Хоботов нервно спрашивал:
– Савва, ты можешь с ней побеседовать?