Покровские ворота — страница 34 из 74

– Убегу! – настаивала смятенная девушка.

– Не надо бежать, – сказал Костик. – Временно отойдем под навес и посмотрим, чем кончится партия.

Под навесом, в тесной толпе, окружившей вошедших в азарт доминошников, Маргарита и Савва их не углядели. Да и не до того им было обоим! Оба сияли, веселые, праздничные.

– Ну, сегодня совсем молодцом, – сказала довольная Маргарита.

– Да я чувствую, что здоров, – с готовностью подтвердил Хоботов.

– И каково вам на новом месте? – осведомился с интересом Велюров.

Савва ответил словоохотливо:

– Это, брат, сон. Хожу да жмурюсь. Такая воля. Гуляй – не хочу. Льву там тоже очень понравится.

– Это, в конце концов, не так уж важно, – сдержанно отозвался Хоботов.

Савва отечески улыбнулся:

– Не скромничай. Тебе там жить.

Хоботов вскочил со скамейки, точно в него вонзили иглу.

– Вы вновь за свое?!

Маргарита сказала:

– Я говорила с Верой Семеновной. Она сказала – тебя можно брать.

Этот глагол обидел Хоботова.

– Что значит – брать? – его голос дрогнул.

– Я к ней пройду, – Маргарита Павловна не стала тратить времени на ответ. – А ты пока оформляй бумаги и спускайся в приемный покой. Савва, возьми такси на стоянке и подгони машину сюда.

– Сделаю, – коротко сказал Савва.

– Мы везем его к нам, – пояснила Маргарита Велюрову и направилась к корпусу.

– Савва, – простонал Лев Евгеньевич, когда они остались вдвоем, – скажи, скажи, когда это кончится? Что ты молчишь? Ну, что ты молчишь?

Лицо Саввы было строго и печально. Наконец он сказал:

– Нехорошо.

– Что нехорошего? – воззвал Хоботов.

– Я тебе откровенно скажу, – сказал Савва. – Я тобой восхищаюсь. Но ты иногда ставишь в тупик. Не обижайся, но наболело. Я откровенно тебе скажу. Сам знаешь, у Маргариты мозги – тебе против них не потянуть, что тебе дадено, то тебе дадено, а чего не дано, того не дано. Пойми наконец, какой ты везучий. Жалеет тебя такой человек. – Он показал рукою в ту сторону, куда ушла Маргарита Павловна. – Можешь жить у нее, как за пазухой. Чего ж тебе надо? Живи да радуйся. И делай, что тебе говорят. Я думал, в больнице ты стал сознательней. А ты – за старое. Нехорошо.

– Ты объясни, – попросил Хоботов, – зачем тебе нужно, чтоб я у вас жил? Тебе что за радость?

– Вот ведь, на всех языках говоришь, – Савва махнул безнадежно десницей, – а по-русски не понимаешь. Живут не для радости, а для обязанностей. Что ж делать, коль ты без нас пропадешь?

– Но почему ты вбил себе в голову, что я пропаду? – закричал Хоботов.

– Спроси у Аркадия, – Савва спешил. – Я – за машиной. Пора тебя брать.

И он ушел. В полном смятении Лев Евгеньевич озирался. День был роскошен и ослепителен. Все вокруг дышало покоем. Все так же прогуливались больные. Так же упоенно стучали своими костяшками доминошники. Савранский беседовал с сестричкой в белом халате, и добрая девушка, похоже, уже была готова дать Савранскому телефон. Хоботов трагически смотрел на Велюрова. Тот ответил ему мягким сочувственным взглядом и даже слегка развел руками, приглашая покориться судьбе. И Хоботов понял: спасения нет.

– Я погиб, – прошептал он чуть слышно.

– А если он прав? – произнес Велюров. – Люди эмоционального склада нуждаются в некотором руководстве.

– Костик! – надрывно крикнул Хоботов.

Костик с усилием оторвался от захватившей его ситуации в состязании доминошников и вместе с девушками вернулся к Хоботову.

– Ушли?

– Маргарита в приемном покое, – говорил Хоботов лихорадочно. – Савва побежал за такси. Они меня увезут к себе. Я погиб.

На него было жалко смотреть. Людочка гладила его руки – любимого била нервная дрожь.

– Только без паники, – посоветовал Костик.

Хоботов почти в беспамятстве мотал воспаленной головой:

– Костик, я знаю, что говорю. Стоит мне только туда попасть, и мне уже не будет исхода.

Костик задумался, потом сказал:

– Надо бежать. Сейчас. Немедленно.

Хоботов только рукой махнул:

– В пижаме не выпустят.

– Предусмотрел, – сразу же отозвался Костик. – Пройдите с Велюровым под навес. Он нацепит ваши обноски, а вы облачитесь в его костюм.

– Что такое? – вскричал потрясенный Велюров.

Костик не удостоил его ответом и, обращаясь к Хоботову, продолжал:

– Савранский сажает вас на мотороллер, везет к себе, и эту ночь вы проводите у Савранского. А завтра суровая Алевтина, используя свое положение, вас регистрирует с чудной Людочкой. И дело сделано. Решено?

Зажмурившись, Хоботов сказал:

– Я готов.

Велюров пытался протестовать:

– Это какой-то нелепый фарс!

Однако Костик призвал его к порядку:

– Черт знает что! В конце концов, вы артист, лицедей или банщик?! Где тяга актера к переодеванию?

– Опять! – возмущенно крикнул Велюров.

– Я смертельно разочарован, – сказал Костик. – Очень печально, но, как видно, вы уже не дровосек.

– Единственно – из симпатии к Хоботову, – пробурчал сильно задетый Велюров. – Не под влиянием ваших речей.

С недовольной миной он удалился вместе с Хоботовым под навес, и они укрылись за спинами доминошников.

– Мальчишка, – сказала Алевтина. – Настоящий мальчишка. С кем я связалась!

– Вы оглянуться не успеете, девушки, как я изменюсь, – сказал Костик. – И не в лучшую сторону.

Он крикнул:

– Савранский!

Савранский с трудом оторвался от медработника и вопросительно поднял голову.

– Ты нам понадобишься, – сказал Костик. – Свезешь моего соседа к себе.

– Ладно, – кивнул в ответ Савранский.

– Он – человек дела, как видите, – удовлетворенно сказал Костик.

– Смотрите! Смотрите! – вскрикнула Людочка.

Вышел Хоботов. Он самоотверженно тонул в роскошном костюме Велюрова. На миг доминошники прервали игру.

– Что скажете? – упавшим голосом спросил Лев Евгеньевич.

– Впечатляет, – великодушно откликнулся Костик.

И тут в Хоботовской пижаме эффектно возник Аркадий Велюров. Пижама трещала на его торсе. Рукава были ему до локтей, штаны – соответственно – до щиколоток.

От восторга доминошники даже привстали.

– Я похож на какого-то прощелыгу… – горько пожаловался Хоботов.

Велюров почувствовал себя оскорбленным.

– Если мой новый костюм не устраивает…

– Прекрасный костюм! – воскликнула Людочка.

– Да, с вашей фланелькой, – поддержал ее Костик, – я бы не слишком привередничал.

– Савва идет! – прервал их Велюров.

– Бочком, – скомандовал Костик, – бочком.

Обратясь к девушкам, он добавил:

– Спросите у Савранского адрес и отправляйтесь к нему… В добрый час!

Девушки увели Хоботова. Он уселся в адскую машину. Савранский начертал на листке свои координаты, вручил его Людочке и развернул своего коня. Мотороллер с грохотом покатился. Алевтина и Людочка бежали за ним и напутственно махали руками.

Ничего не подозревавший Савва подошел к скамье, на которой спокойно восседал Велюров. Артист отвернулся, усталый Савва с ходу не разобрался в подмене.

– Пригнал машину, – сказал, утирая пот. – Пришла Маргарита?

Он увидел Костика.

– И ты, брат, явился?

– Пришел навестить, – объяснил Костик.

– Вовремя, – сказал Савва. – Мы его забираем. В новый дом. Приходи поглядеть.

– Ежели примете, – уклончиво проговорил Костик.

– Как дорогого гостя, – заверил Савва.

Появилась и Маргарита Павловна. Каблуки энергично колотили асфальт, и вся фигура ее излучала завидную целеустремленность.

– Хоботов! – крикнула она. – Кажется, ты сошел с ума. Я жду тебя в приемном покое.

Она заметила Костика и чуть смутилась:

– Костик, вы извините нас.

– Естественно, – поклонился Костик.

Велюров медленно обернулся. Боги мои, как вяло, как бледно это бесстрастное перо, нет в нем огня и нет в нем красок, не дано ему передать потрясения, испытанного нашей четой.

– Это как же понять? – произнес Савва.

– Что случилось? – крикнула Маргарита. – Что это значит? Где Лев Евгеньевич?

Велюров ответил на этот вопрос в трагическом остужевском стиле:

– История, леденящая кровь. Под маской овцы таился барс. Он силой сорвал с меня одежды. Надел мой костюм и был таков.

– Что вы несете? – прервала его Маргарита. – В каком вы виде?

Велюров ответствовал с достоинством:

– Я должен прикрыть свою наготу.

– Где ты был? – обратилась Маргарита к Савве.

– Я делал, что было велено, – сказал Савва.

– Поздно, – философски заметил Костик. – Лев порвал постромки.

Маргарита оглядела его, сказала с горечью:

– Веселитесь? И в самом деле, почему бы не повеселиться? Всего-навсего обрекли человека на верную гибель. И впрямь смешно. Я злой гений, а вы – благодетели. Вот что, Костик, я вам скажу, – не Велюрову, он – орудие – вы еще очень и очень молоды. Очень многого вам не дано понять.

Велюров был уязвлен в самое сердце.

– Я – орудие?

– Помолчи, – сказал ему Савва.

Костик был чрезвычайно серьезен.

– Молод. Каюсь, – сказал он. – И все же, поверьте историку: осчастливить против желанья – нельзя.

– Будет, – резко сказала Маргарита. – Поговорим впоследствии. Когда повзрослеете.

Она решительно обернулась к Савве:

– Где машина?

– Стоит, дожидается, – виновато ответил Савва.

– Необходимо его догнать, – жестко сказала Маргарита.

И они заторопились к машине.

Костик только пожал плечами.

– Догнать Савранского? Это утопия.

Разумеется, он был прав. Тот, кто видел в тот лучезарный день Савранского на мотороллере и Хоботова в непомерно большом костюме, тот, верно, никогда не забудет, как они неслись по Москве. Люди зачарованно глядели им вслед, а навстречу летели рекламы, вывески, позолоченные солнцем дома, блестели шпили и купола, все сияло и все светилось. И право, мотороллер парил, оторвавшись от этой грешной земли, он стремил полет, зарываясь железным телом в пуховые белые облака, все вперед и выше, вперед и выше, туда, в неведомое, в грядущее, где должно было ждать непременное счастье. Счастье, казавшееся вечным, как молодость, как эта весна.