Виктор . Совсем не охрипла. Голос как голос.
Геля . Ты не знаешь, меня лечили два дня. Меня закутали в два одеяла. Потом мне давали чай с малиной. Потом аспирин. Потом я пылала. Как грешница на костре. Потом я не выдержала и сбросила с себя все. Это был восторг. Я лежала голая, ела яблоко, Вера играла на арфе – все было словно в раю.
Виктор . Жаль, меня там не было.
Геля . Старая история. Стоит создать рай, появляется черт. Ты и так во всем виноват. Из-за тебя я потеряю голос и погублю свою карьеру. Певица не может быть легкомысленной.
Виктор . Ты никогда не была легкомысленной.
Геля . Альбо ты управляешь своим темпераментом, альбо он управляет тобой.
Виктор наклоняется и целует ее в щеку.
Браво, браво.
Виктор . Могу повторить. (Стараясь скрыть смущение.) А который час?
Геля смеется.
Что тут смешного?
Геля . Я заметила, человек интересуется временем в самый неподходящий момент.
Виктор (хмуро) . Не знаю. Не обращал внимания.
Геля . Слушай, я тебя развеселю. Один раз отец нагрузил телегу большой копной сена. В этой копне были спрятаны евреи. Я должна была довезти их до другого села. И только меня отпустил патруль, мы не проехали даже два шага – из копны высовывается голова старика, в белой бороде зеленая травка, и он спрашивает: «Который час?» Матерь Божья, я еще вижу патруль, а ему нужно знать – который час?
Виктор . Ты меня очень развеселила. Тебя убить могли. Или – хуже…
Геля . Что может быть хуже?
Виктор . Ты знаешь сама.
Геля (мягко, не сразу) . Ты чудак, Витек.
Виктор . Перестань. Какой я чудак?
Геля . Зачем ты злишься? Я люблю чудаков. С ними теплее жить на свете. Когда-то в Варшаве жил такой человек – Франц Фишер, мне о нем рассказывал отец. Вот он был чудак. Или мудрец. Это почти одно и то же. Знаешь, он был душой Варшавы. Она без него осиротела.
Голос, усиленный микрофоном: «Вызывает Варшава.
Кабина шесть. Варшава на проводе – шестая кабина».
Это – меня.
Голос: «Варшава – кабина шесть».
Подожди, я – быстро. (Убегает.)
Виктор закуривает, ждет. Голос: «Вызывает Прага. Кабина два. Прага на проводе – вторая кабина». «Вызывает София – кабина пять. София, София – пятая кабина». Виктор тушит папиросу. Возвращается Геля.
Геля . Как было хорошо слышно. Как будто рядом.
Виктор . С кем ты говорила?
Геля . Витек, разве ты не видишь – я хочу, чтоб ты мучился и гадал.
Виктор . Ты сама мне сказала, что мать уехала к тетке в Радом.
Геля . Ты знаешь, Радом – это удивительный город. Его называют – столица сапожников. Когда-нибудь я поеду в Радом и мне сделают такие туфли, что ты тут же пригласишь меня в «Гранд-отель».
Виктор . Если она в Радоме, с кем же ты говорила?
Геля . О, трагическая русская душа. Она сразу ищет драму.
Виктор . Если пани предпочитает комедию, она может не отвечать.
Геля . Я еще не пани. Я панна. Альбо паненка.
Виктор . Прости, я ошибся.
Геля . И я ошиблась. Я думала, у нас будет такой легкий, приятный роман.
Виктор . Не самая роковая ошибка.
Геля (смиренно) . Добже. Я сознаюсь. Успокойся. Это был молодой человек.
Виктор . Как его зовут?
Геля . Какая разница? Предположим, Тадек.
Виктор . А фамилия?
Геля . Езус-Кристус! Дымарчик. Строняж. Вечорек. Что тебе говорит его фамилия?
Виктор . Я хотел знать твою будущую, вот и все.
Геля . Для концертов я оставлю свою. Ты будешь посетить мои концерты?
Виктор . Посещать!
Геля . Посетить, посещать – какой трудный язык!
Короткая пауза.
Витек, а если я говорила с подругой? Такой вариант тоже возможен.
Виктор . Почему я должен верить в такой вариант?
Геля . Хотя бы потому, что он более приятный. Который час?
Виктор . Действительно, в самый неподходящий момент.
Геля . Я же тебе говорила. О, как поздно. Скоро двенадцать. Или лучше – скоро полночь. Так более красиво звучит. Более поэтично. В полночь общежитие закрывают и девушек не хотят пускать.
Виктор . Пустят. Я тебе обещаю.
Геля . Идем, Витек. Ты проводишь меня до дверей и скажешь мне: «До свидания». Это прекрасное выражение. Так должны прощаться только влюбленные, правда? До свидания. Мы прощаемся до нового свидания. Несправедливо, что точно так же прощаются все. Влюбленных постоянно обкрадывают.
Виктор . Это идиотизм – сейчас прощаться. Просто неслыханный идиотизм. А что, если я пойду к тебе? Попрошу эту Веру, чтоб она побряцала на арфе.
Геля . Нет, все-таки ты чудак. Такое мое счастье – отыскать чудака. После войны их почти не осталось. Должно быть, их всех перестреляли.
Виктор . Честное слово, иду к тебе в гости. Не прогоните же вы меня. Может, еще напоите чаем. Ну? Решено?
Геля (смеясь) . У тебя сейчас вид, как в поговорке… пан или пропал?
Виктор (почти серьезно). Пан пропал.
Свет гаснет.
Снова свет. Музей. Статуи и картины.
Геля . Только что была Москва и – вот… В каком мы веке? Витек, это чудо. Ты веришь в чудеса?
Виктор . Все в мире – от электричества.
Геля . Ты ужасно шутишь, но я тебе прощаю за то, что ты меня сюда привел.
Виктор . Что делать, если некуда деться.
Геля . Витек, не разрушай настроения.
Виктор . Из нас двоих я – разумное начало.
Геля . Это новость для меня. Смотри, какая красавица. Ты бы мог ее полюбить?
Виктор . Красавиц не любят, любят красоток.
Геля . Ты невозможен. Она прекрасна.
Виктор . Уж очень несовременна. Лед.
Геля . Мы тоже будем несовременны.
Виктор (беспечно) . Когда это будет!
Геля . Скорей, чем ты думаешь. Вспомни, что пишет Хайям.
Виктор . А что он пишет?
Геля .
Еще умчался день, а ты и не заметил.
Виктор . И далее он говорил: по этому поводу выпьем.
Геля . Здесь – хорошо. Ты отлично придумал.
Виктор . У меня светлая голова.
Геля . Мне жаль, что ты не был в Кракове. Я бы водила тебя в Вавель.
Виктор . А что это – Вавель?
Геля . Это древний замок. Там похоронены все польские короли. И многие великие люди. Словацкий, Мицкевич…
Виктор . Все-таки это занятно, правда? Поэты плохо живут с королями, а хоронят их вместе.
Геля . Видишь, Витек, музей действует и на тебя. Ты стал очень… как это… глубокомысленный.
Виктор . Я всегда такой.
Геля . В Вавеле еще лежит королева Ядвига. Она была покровительница университета, и все ученики до сих пор пишут ей записки.
Виктор . Что же они там пишут?
Геля . «Дорогая Ядвига, помоги мне выдержать экзамен». «Дорогая Ядвига, пусть мне будет легче учиться».
Виктор . Ты тоже писала?
Геля . О, когда я приехала в Краков, я сразу побежала к Ядвиге.
Виктор . Хотел бы я прочесть твою записку.
Геля . Я тебе скажу, если ты такой любопытный. «Дорогая Ядвига, пусть меня полюбит учитель математики».
Виктор . И как, Ядвига тебе помогла?
Геля . Должно быть, помогла, я сдала экзамен.
Виктор . Слушай, у меня родилась идея.
Геля . Надеюсь, ты шутишь.
Виктор (кивая на статую) . Спрячемся за этого типа и поцелуемся.
Геля . Я говорила, ты сегодня… в ударе.
Они заходят за статую и целуются.
Какая прекрасная идея.
Виктор . Дежурная, по-моему, спит.
Геля . Я боялась, что здесь будут экскурсии. Я очень не люблю экскурсии, это мой недостаток. Правда, ничего не надо объяснять? Пускай люди думают сами.
Виктор (быстро целует ее) . Пока дежурная не проснулась.
Геля (прислонясь к статуе) . В крайнем случае нас защитит наш атлет.
Виктор Мы сами себя защитим.
Геля . Но он очень сильный. Смотри, какие у него мышцы.
Виктор . Видишь, что значит заниматься спортом.
Геля . Я знаю, знаю – у тебя под кроватью две гири.
Виктор . А что тут плохого?
Геля . Я немножко боюсь спорта. Спортсмены слишком ценят силу.
Виктор . Это не грех.
Геля . Ты очень сильный?
Виктор . Не слабый, конечно.
Геля . Приятно быть сильным?
Виктор . Очень приятно.
Геля . А что тебе приятно?
Виктор . Я сам не знаю… Должно быть, какая-то независимость.
Геля . Может быть, зависимость других?
Виктор . Я не драчун. Но надо уметь дать сдачи.
Геля . Так. Но сегодня человек дает сдачи, видит, что это получается, и завтра он бьет первым.
Виктор . Хорошо. Я буду подставлять другую щеку.
Геля . Наверное, я очень глупая, Витек, и надо мной нужно весело смеяться, но я ничего не могу с собой сделать. Для меня сила почти всегда рядом с насилием.
Виктор . Геля , ты говоришь про фашизм…
Геля . А я теперь часто думаю про фашизм. И слушай – иногда он выглядит очень эффектным. Оптимизм. Уверенность в будущем. Он целые страны соблазнил своими мускулами.
Виктор . Слушай… война кончилась в сорок пятом.
Геля . Так. Правда. (Пауза.) Это смешно. Я тебя просила не говорить о войне, а сама не могу ее забыть ни на минуту. Мы в Польше все такие. Витек, ты веришь в счастье?