– богатый негоциант.
Граф Карло Гоцци – драматург.
Капитан Снарк .
Падре Паоло – иезуит.
Степан Иванович Шешковский – обер-секретарь Тайной экспедиции.
Князь Голицын .
Белоглазов – молодой дворянин.
Мартынов – поручик.
Иностранец – гость императрицы.
Ферапонт Фомич – старый слуга.
Адмирал Грейг .
Де Рибас .
Федор Костылев – матрос.
Придворные, гости в доме Ломбарди, цыганки.
Часть первая
1
Москва. Ранняя весна 1775 года. У графа Алексея Григорьевича Орлова. Михаил Никитич Кустов – человек средних лет, нетрезвый, худой, дурно выбритый, в потрепанной одежде. В отличие от него Ферапонт Фомич благообразен, опрятен, держится солидно, лет ему под шестьдесят.
Ферапонт . И где же это, скажите на милость, их сиятельство вас отыскали?
Кустов . Глуп ты, братец, вот что тебе я скажу, – мы с графом знакомцы давние.
Ферапонт . И то сказать – знакомство завидное.
Кустов . Знаешь ли поговорку, братец: царь любит, да псарь не любит?
Ферапонт . В мой огород камешек? Так-с.
Кустов . Графу Алексею Григорьевичу люди много важнее титлов. Зане он муж – ума орлиного.
Ферапонт . На то – Орлов.
Кустов . Не в имени суть. Есть воробьи среди Орловых, средь Воробьевых есть орлы…
Ферапонт . Уж это вы, можно сказать, забылись.
Кустов . Молчи, старик. Коли я говорю, что человек своей фамилии выше и цену собственную имеет, – я не унизил его, а возвысил.
Ферапонт . А чем изволите заниматься?
Кустов . Я, брат, пиит.
Ферапонт . Так какое же это занятие? Забава души.
Кустов . И опять ты глуп.
Ферапонт . Как вам угодно. Только чем же вы снискаете хлеб насущный?
Кустов . Тому земные блага – ничто, кто с богами беседует.
Ферапонт . Дело ваше.
Входит граф Григорий Григорьевич Орлов. Очень красив, строен, одет с некоторым щегольством. Лицо его сумрачно.
Вот радость-то, ваше сиятельство!
Григорий . Где брат?
Ферапонт . Почивают.
Григорий . Буди.
Ферапонт . Ваше сиятельство, как можно…
Григорий . Делай, что сказано.
Ферапонт . Осердятся.
Григорий . Не твоя забота.
Ферапонт . Могут спросонья и прибить. А рука у них тяжеленька.
Григорий . Заупокойную отслужим.
Ферапонт Фомич, кряхтя, уходит.
(Граф оборачивается к Кустову.) Кто таков?
Кустов . Михайло Кустов.
Григорий . Не тот виршеплет, о коем брат сказывал?
Кустов . Тот самый.
Григорий ( ходит ). Ты был вчера с братом?
Кустов . Был, ваше сиятельство.
Григорий . Вы что учинили?
Кустов . Не помню. Все было как бы в дыму…
Входит всклокоченный, опухший, красный со сна Алексей Орлов. Коренаст, могуч, черты лица грубые. За ним семенит Ферапонт Фомич.
Алексей . Ферапонт, водки. Здорово, Гриша. С чем пожаловал? (Ферапонту.) Поднеси их сиятельству.
Григорий . Не нужно.
Ферапонт приносит графин.
Алексей . Ты, брат, не в Петербурге, в Москве. Есть Бог, государыня к нам пожаловала, и брата привелось повидать. (Трет виски.) Погоди, сейчас потолкуем. Голову ломит, и в глотке сушь. Это Кустов, любимец муз. Я его лет с десяток знаю. Еще до всех моих дальних странствий. Был он тогда премного пристойней. (Кустову.) В ничтожество впал господин пиит. Тощ, наг и пьян постоянно. Глянешь на твою образину, и не хочется, а запьешь.
Кустов . Мой дар причиной моему состоянию. Пиит зрением остр, а кто больше зрит, тому легче пити, чем трезвым быти. Не видеть безумства мира сего.
Алексей . Это он изрядно сказал… А где живешь?
Кустов . Лиси язвины имут и птицы гнезда. Сын же человеческий не иметь, где главы подклонити.
Алексей . Слыхал, Григорий? Ладно, живи пока у меня.
Ферапонт вздыхает.
Кустов . Нищеты не стыжусь. Почивший в бозе мой друг Иван Семеныч Барков почище меня пиитом был, а обедал не каждый день.
Ферапонт . В бозе, говорите, почивший. В бозе ли?
Кустов . Тсс-сс… Тайна сия велика.
Алексей . Ферапонт, молчи. Знай свое место. Есть почта?
Ферапонт . Вам письмо принесли.
Алексей . Тащи сюда.
Григорий . Знавал я Баркова. Бойкое, бойкое было перо. Впрочем, оду мне написал с душою.
Кустов . За то, что помните, ваше сиятельство, вам воздастся. Ах, боже святый, что за кудесник, таких уж нет. Все помнят одни срамные вирши, а знали б его, как знал его я! Как мыслил, судил, как верен был дружбе, а как любил безоглядно!.. Высокий был, ваше сиятельство, дух…
Алексей . Ну, хватит. Он помер, да мы-то живы. Уймись, Кустов, пьяный человек не должен заноситься. Грешно. Что за конверт?.. Духами воняет.
Григорий . Женщина пишет, не будь я Орлов.
Алексей . Бабы больно учены стали. Дня нет, чтоб какая-нибудь трясогузка не сочинила б послания. Тьфу. Ума на грош, а соплей на червонец. Кустов, читай.
Кустов . Прилично ли будет?
Алексей . Коли я говорю – читай!
Кустов (читает) . «Жестокий! Вспомните об ласках ваших, хотя оные по правде не умышленны были. Однако ж я худо защищалась и не платила ль вам тем же?»
Алексей . А-а, вон это кто!
Кустов (читает) . «Куда девался мой разум? Я себя всегда добродетельной считала, только я уж больше не такова».
Алексей . Тю-тю, матушка.
Кустов (читает) . «Несчастное заблужденье! Я обязана любить своего мужа и в ту минуту, как о сем пишу, совсем вам предаюся. Праведное небо! Для чего это в грех вменяют?»
Григорий . Мысль верная, я б и сам желал понять.
Кустов (читает) . «Но что я говорю? Какой ты жестокосердый! Увы, я ни в чем упрекнуть себя не могла, жила без порока, была довольна, находилась в невинности спокойно…»
Алексей . Опять заныла… тоска берет…
Кустов (читает) . «И вот ведаю, что творю преступленье, но оно мне необходимо. Я бы много отважилась, если б стала противиться волнующим меня движеньям?»
Алексей . Не сама писала. Разрази меня гром, с французского перетолмачила… Право…
Кустов (читает) . «Государь мой! Мы оба стали изменниками. Вы изменили другу, я – супругу. Итак, вы любите недостойную женщину, я – бесчестного человека…»
Алексей . Точно, точно – из письмовника взято. Какой же я ее мужу друг? Много чести. (Кустову.) Брось. Надоело.
Кустов . Вы, ваше сиятельство, в любви счастливы.
Алексей . Вот еще… Какое тут счастье? Это не счастье, а баловство. Ладно, оставьте нас с братом одних.
Кустов и Ферапонт Фомич уходят.
Григорий . Зачем он тебе?
Алексей . А сам не ведаю. О прочих знаешь все наперед. Что подумают и что скажут, а этот нет-нет, да и удивит.
Григорий . Уж будто?
Алексей . Иной раз даже взбрыкнет. После очнется от страха в поту, а мне забавно.
Григорий . Вчерашнее помнишь?
Алексей . Помню только, что был в безудерже.
Григорий . Дрался на кулачках. И с кем же? Со всякой сволочью. Фу ты, пропасть… Занятие для героя Чесмы.
Алексей . Что делать, Гриша, скука заела. Каково мне с моим-то норовом на Москве небо коптить. Да и люди не кони, взглянуть не на что.
Григорий . Нет, Алеша, рано, рано разнежился. Время тревожное – не для забав, не для шутов.
Алексей . Да отчего же? Его величеству Пугачеву сделано усекновение членов. Мужички берутся за ум, а всякая челядь в себя приходит.
Григорий . В этом-то, Алексей, и суть. Покамест дрожали за свои головы, было им не до нас с тобой. Где уж было с Орловыми воевать, когда Пугач у них на дворе. Теперь же вся мразь, какая ни есть, только и ждет, когда споткнемся.
Алексей . Помилуй, ты спас Москву от чумы, в честь твою в Царском воздвигнута арка.
Григорий . А ты турка без флота оставил. Что нам заслуги считать, Алеша? Чем больше заслуг, тем больше врагов. Иной раз чувствую, воздуха мало. Он злобой отравлен, тяжко дышать.
Алексей . Любят тех, кому покровительствуют. А тех, от кого зависят, – не любят. И что тебе любовь человеков. Любила бы женщина…
Григорий . Кабы так…
Алексей . Вздор, Григорий, каприз не в счет. Был и прошел. А ты остался.
Григорий . Алеша, слушай… тебе одному, другу, брату, крови своей, – не то, Алеша, вовсе не то! Такой ли была, так ли любила? Ведь рядом покойно стоять не могла, взор блуждал, и руки дрожали. Звала меня своим господином. Да я им и был, можешь поверить. Стоило мне насупить брови, она уж на все была готова. Ах, брат, это не передать, ты только представь себе – императрица, властительница над жизнью и смертью сорока миллионов послушных рабов, меня как девочка поджидала, минуты считала, когда приду. А ныне – покойна и снисходительна. Еще того хуже – жалеет! Алеша! Кого она жалеет? Меня!
Алексей . Полно, она и в былые дни знала, что делает. Сколько ты тщился Панина укоротить, а ведь жив. Стало быть, нужен. И ведь уличен! Ведь дважды заговор обнаружен. Другому б не сносить головы.
Григорий . Все-таки он в опале.
Алексей . Не верю… и ты не веришь. Он угорь – вывернется. А все потому, что нужен, умен. А матушка наша умна сама. Умный-то к умному вечно тянется. Вот Лизавета была попроще – при ней сила была в цене.
Григорий . Васильчиков, по-твоему, мудр?