Жуковский . Ваше величество, он мне не раз говорил о вас с истинным воодушевлением. Он в вас видит наследника славы Петра, залог величия России.
Николай Павлович . Извини, не верю. Либо же ты услышал то, что хотел, но чего он отнюдь не думал. Но он заблуждается на мой счет. Я вовсе не только царский сын, волею Бога занявший трон. За мною опыт всех русских царей и не их одних: все цари – братья. За мною – двести лет династии. Когда я принимаю то или иное решение, перед глазами моими весь мир. И мне лишь смешно, когда кто-то уверен, что он лучше меня знает, что нужно России.
Жуковский (почти в отчаянье) . Ваше величество, неужто никак нельзя поправить?
Николай Павлович . Уж если я собственного сына, сына, частицу плоти своей, наследника русского престола, отправил сидеть на гауптвахте за то, что конь под ним засбоил… (Пауза.) Можешь сказать ему – я у себя никого не держу, но тогда… между нами все кончено. (Уходит.)
8
4 июля 1834 года.
В доме Оливье. Пушкин и Жуковский.
Пушкин . Скажешь ты мне, из чего ты бесишься? Что еще надобно от меня?
Жуковский (с укором смотрит на Пушкина) . Видно, ты так ничего и не понял. Невозможный, немыслимый человек.
Пушкин . Так написал я Бенкендорфу, написал!
Жуковский . Да уж видел. Граф показал мне твой перл.
Пушкин . Я написал все, что ты требовал.
Жуковский . Не лги! Из письма твоего ничего не ясно! Ты даже не сказал, хочешь ли остаться в службе. Этакий свинтус! Гордец, эгоист!
Пушкин . Не бранись, прошу тебя. Написал я что мог.
Жуковский . Буду браниться. Я тебе и сотой доли не выразил, что сейчас в душе моей. Воспитание держит. Ты глуп, глуп анафемски, непостижимо. Глуп как дерево.
Пушкин . Да уж слыхал.
Жуковский . А все эта чертова мысль об отставке! И ведь никому ни слова, все сам. Да как у тебя повернулась рука, как не дрогнуло сердце?
Пушкин . Да в чем же мой грех, хочу я понять? Дела того требуют, ты же знаешь. Имение отца расстроено до невозможности. Поправиться можно лишь строгой экономией. Я и писал, что обстоятельства вынуждают. Единственно об чем просил, чтоб мне и впредь было позволено посещать архивы.
Жуковский . Ну не глуп ты? Нашкодил, да еще ждешь, что тебе позволят прикоснуться к святыне государства! Поразительный человек!
Пушкин . Бенкендорф и ответил, что их посещать могут лишь лица, пользующиеся доверенностью. После чего я и просил не давать моему прошению хода. Отказаться от истории Петра не могу.
Жуковский (кланяясь ему в пояс) . Ну, спасибо тебе за твою доброту. Вот это великодушно, вот это щедро! Ты что ж думаешь, идолище, царь будет с тобой торговаться? «За архивы так уж и быть – останусь…» Неприличный, непристойный человек! Дикарь! Да и не человек ты, тебе желудями питаться! Веришь ли, Александр, ты меня потряс. Ты прямо заново мне открылся. Такой неблагодарности еще не бывало.
Пушкин (негромко) . Да за что мне так и благодарить? Точно, давали денег взаймы. Я бы не брал, да если мне без них в петлю?
Жуковский . Не лги, Александр, нехорошо. Благодаря государю ты печатаешь все, ты почти не знаешь стесненья цензуры. Тебе лучше меня известно, на сколько выходок твоих он закрыл глаза.
Пушкин . Сколько ж можно меня корить тем, что я пощажен? Либо уж посылайте меня в рудники, либо не вспоминайте всякий раз свою милость. Я не знаю цензуры? Я б ее предпочел! Я шагу ступить не могу без царского дозволенья. Я не знаю цензуры, меж тем «Медный всадник» закрыт.
Жуковский . Ты сам виноват. И никто больше. Ты должен был только слегка почистить. Эко горе – всего девять мест.
Пушкин . Нет, Василий Андреич, здесь счет другой. Поправь своему дитяти одну лишь черту, и оно уже не твое, а чужое. Мне ж говорят: а ну-ка, братец, выпрями ему нос, удлини брови, да еще и укороти язык.
Жуковский . Но коли это необходимо? Нет, что ни говори, Вяземский прав – смолоду ты много умней был. Сам писал: «Что нужно Лондону, то рано для Москвы». Помилуй, ты назвал Петра истуканом и хочешь, чтоб правнук его тебе это пропустил.
Пушкин . Ах, отче, Петра хоть колодой назови, он все велик. Тот оберегает величие, кому оно не дано… Людовик внушал, что он – это Франция, а наш убежден, что он – Россия.
Жуковский . Замолчи, слушать не желаю. Не язык – жало.
Пушкин . Да ему вся погоня за Евгением не по душе. На что мне без нее моя повесть! (Негромко.) «И он по площади пустой бежит и слышит за собой – как будто грома грохотанье – тяжело-звонкое скаканье по потрясенной мостовой».
Жуковский (зажмурясь от удовольствия) . Злодей!
Пушкин . «И, озарен луною бледной, простерши руку к вышине, за ним несется Всадник Медный на звонко-скачущем коне». ( Оборвал себя. ) Что ж, вычеркнуть?
Жуковский . Господи, ты несправедлив. Зачем вложил свой огонь в душу дьявола? Что за стих, сколько в нем крови! Ну, скажи мне, разве государь не прав? Дай тебе волю, ты и Петра обесчестишь.
Пушкин . Да почему ж? Воздать должное не значит визжать от восторга. Чувство мое к Петру широко и никогда не было застывшим. Было юношеское обожанье, было трезвое уваженье, был и ужас пред этой деспотической волей. Лестно быть его летописцем, а подданным – страшновато.
Жуковский . Знаешь ты кто? Республиканец. Я тебя хорошо постиг. Ты и покойного царя звал деспотом. Как те твои безумные друзья. А между тем Александр Павлович был человек духа, был чувствителен, следовал порывам души.
Пушкин . Вот и напрасно. Цари не должны быть чувствительны. Им надобно помнить, что они не смогут долго следовать одним порывам, и тогда недовольство будет тем сильней, чем безотчетней были восторги.
Жуковский . Так чего же ты все-таки хочешь?
Пушкин . Законов. А еще более – их исполнения.
Жуковский . Законы требуют повиновенья. А где оно у тебя, Александр? Знай, и таланту не все дозволено. Право же, я не возьму в толк, почему не любишь ты государя. Поверь мне, он был для тебя отцом.
Пушкин . Ах, отче, я сам ничего не знаю. Рад бы любить, хочу любить, да какая-то сила стоит меж нами. Знаю одно: дело мое все хуже.
Жуковский . Я десять лет тебе твержу: твоя судьба в твоих руках. Напиши высокое произведение. То, что послужит славе России и твоей. В жизни великого и прекрасного много. Нужно лишь захотеть увидеть. (Обнимает его.) А сейчас – пиши, да пиши, как умеешь, с сердцем. Полно ребячиться, Александр, пожалей хотя бы меня. ( Уходит. )
Пушкин (сидит молча, потом – еле слышно) . «И во всю ночь безумец бедный, куда стопы ни обращал, куда стопы ни обращал, куда стопы ни обращал…»
9
5 июля 1834 года.
У Пушкина. Кроме хозяина – в кабинете Иван Филиппович и Соболевский.
Пушкин (у окна) . Я был очень рад узнать вас, любезный Иван Филиппович. И еще более рад тому, что люди дела и промышленности сохраняют в сердце тот идеальный уголок, который дает им любить искусство. Поверьте, что, если бы не обстоятельства, никогда бы не расстался с творением, столь замечательным.
Иван Филиппович . И я весьма рад, Александр Сергеич. Знал до сего дня одни ваши сочинения, а теперь привел Бог свести знакомство и с сочинителем. Чрезвычайно приятно. Сынок мой от пола вот досюда (жест) , а уж знает иные ваши стишки.
Пушкин . Это делает мне особую честь. Так что ж вы решили, Иван Филиппович? Я готов отдать статую за двадцать тысяч, это едва ли пятая часть ее цены.
Иван Филиппович . Надо подумать, Александр Сергеич, дела мои меня приучили: семь раз отмерь, один отрежь.
Соболевский . Да что тут думать? Где вы еще найдете такой перл искусства? Да еще за такие деньги?
Иван Филиппович . Двадцать тысяч, господин Соболевский, деньги немалые.
Соболевский . Не все же о деньгах, надо и о душе. Вы еще раз взгляните, какие линии! Уж верно ваятель был в наитии, когда творил. Кроме того, приобретя статую великой императрицы, вы сделаете высокий поступок, который поднимет вас в глазах общества.
Иван Филиппович . Оно, конечно…
Соболевский . Я уж не говорю, что такой меди вы днем с огнем не сыщете.
Иван Филиппович . Медь-то нынче дешева.
Соболевский . Пустое. Что сегодня дешево, завтра дорого, я вам дело говорю, я в негоциях толк знаю. Кабы решился мой процесс, я бы сам купил. Почему за границей делают большие состояния? Там завтрашний день в расчет берут.
Иван Филиппович . Ваша правда, а подумать все-таки надо.
Соболевский . Ну думайте, да поскорей, а то ведь еще охотники набегут.
Иван Филиппович . Да уж от них куда спрячешься? Прощайте, Александр Сергеич, душевно рад, в святцы день запишу. «У лукоморья кот ученый…»
Соболевский . Дуб зеленый…
Иван Филиппович . Прощайте, господин Соболевский.
Соболевский . До скорого свиданья.
Пушкин уходит провожать гостя и почти сразу же возвращается.
Ну жох!
Пушкин . О великолепный! Уста твои млекоточивы, аки дамские холмы.
Соболевский . Бог с ними, с холмами. Деньги нужны. Уж эти мне отечественные любители искусства. За пятак удавятся.
Пушкин . Рейхман сказал, он картины охотно покупает.
Соболевский . Покупает да и продает втридорога. Лабазная душа!
Пушкин . По всему видать, сорвалось. Слишком стихи хвалил. (Смотрит в окно.) В будущем месяце переезжать, так при одной мысли, что эта медная дылда за мной потащится, на душе кошки скребут. Будто я к ней приговорен. (Ходит по кабинету.) И тружусь до низложения риз, а все без толку. Как быть, милорд? Хоть в ломбард заложи всю Наташину бижутерию.