Стране нужен был товарный хлеб, который до революции давали в основном (более 70%) крупные хозяйства и который не могли дать крестьяне-единоличники. Жизненно необходим был современный военно-промышленный комплекс, причем с учетом возможной агрессии требовалось создание новой промышленной базы на Урале и в Сибири. Разработан план первой пятилетки, затем выдвигается лозунг «Пятилетку — в четыре года!». Страну охватывает индустриальная лихорадка. Велики как достижения тех лет, так и провалы. Не все можно было решить волевым напором...
Следует сказать о том, что для России не было чем-то абсолютно новым ускоренное до предела развитие оборонной промышленности, чтобы сохранить независимость, выжить. И колоссальные для XVI-XVII веков засечные полосы — оборона от набегов с юга, и металлургические и оружейные заводы, и порты, верфи и каналы XVIII века — все это возводилось на костях мобилизованных государственных и помещичьих крестьян...
«Строительство социализма в одной стране» также легло прежде всего на плечи русского мужика. Из деревни перекачивались средства, черпались рабочие кадры. На сей раз, правда, наносились уже невосполнимые потери, самое страшное было в том, что крушили саму среду существования крестьянства, уклад жизни, веру... По данным ОГПУ, только за 1930–1931 годы было отправлено на спецпоселение более 1,8 миллиона крестьян. Таким пламенным революционерам, как 1-й секретарь Западно-Сибирского крайкома в 1929–1937 годах Роберт Эйхе, русский пахарь был чужд по своей природе. Р. И. Эйхе бестрепетно выступал на активе Новосибирской городской организации ВКП(б), давая установку ликвидировать кулачество как класс — напоминая чекиста Пепла из «Щепки» В. Зазубрина: «Никакой философии. Расстрелять...» Только за сентябрь-октябрь 1934 года партийный хозяин Западной Сибири лично утвердил 118 приговоров к расстрелу за «саботаж в хлебосдаче». В 1932–1934 годах репрессировались тысячи людей по делам с характерными названиями — о «трудовой крестьянской партии», о «белогвардейском заговоре», о «контрреволюционном заговоре в сельском хозяйстве»... А затем, в конце 1930-х, волна расстрелов накрыла и значительную часть самих руководителей террора. Еще в октябре 1918 года Патриарх Тихон в «Послании Совету народных комиссаров» предупреждал: «...обратитесь не к разрушению, а к устроению порядка и законности, дайте народу желанный и заслуженный им отдых от междоусобной брани. А иначе взыщется от вас всякая кровь праведная, вами проливаемая (Л к. XI, 51) и от меча погибнете сами вы, взявшие меч (Мф. XXVI, 52)».
...В декабре 1929 года ЦИК Союза ССР, а затем Совет Труда и Обороны СССР одобрили решение правительства о строительстве комбайнового завода в Новосибирске. Перед этим была образована комиссия для поездки в США по вопросу размещения заявок на оборудование. На возвышенном плато на левобережье Новосибирска планировалось уже к концу 1932 года построить невиданный в мире завод. Годовой объем производства поначалу определили в 25 тысяч комбайнов «Катерпиллер-36», 30 тысяч тракторных сеялок, 35 тысяч сенокосилок. Конечно, такое строительство и производство требовали рабочих многих специальностей. Безработице среди молодежи в Новосибирске пришел конец. Со своей мечтой пришел учиться на слесарное отделение школы фабрично-заводского ученичества «Сибкомбайна» и Александр Покрышкин. Это событие стало «великим переломом» и в его жизни... В «Небе войны» он пишет: «Давний план медленно, но верно осуществлялся. Я торжествовал. Но мое появление дома в форме фабзавучника вызвало упреки. Большой нашей семье мой заработок кровельщика был лучшей поддержкой, чем стипендия фабзавучника.
— Нахлебник! — обругал меня как-то отец. Я остолбенел, хотя он говорил горькую правду. Чтобы не быть семье обузой, я собрал однажды свои нехитрые пожитки и покинул дом. Дом, где родился и рос.
Здесь оставил я свое детство и решительно шагнул в захватывающие и трудные годы юности. Оказалось, что в тот день я покинул родной дом навсегда».
...Судьба Ивана Петровича Покрышкина сложилась трагически. До последнего времени об этом было мало кому известно. Но никогда нельзя понять сына вне судьбы его отца...
В Государственном архиве Новосибирской области сохранились личные дела лишенных избирательных прав И. П. Покрышкина и Е. Ф. Покрышкиной (Ф. 1344. Oп. 2. Д. 1202; Ф. 1347. Oп. la. Д. 1302).
И. П. Покрышкин, 44 года, проживавший по ул. Д. Бедного, 82, был лишен избирательных прав за торговлю в 1924–1926 годах галантереей по патенту 1-го разряда с оборотом 3300 рублей. К делу приложена справка (7.1.1932 г.) городского финансового отдела (ГОРФО) о торговле по патенту уже не 1-го, а 2-го разряда с обложением подоходным налогом по 3-му расписанию. Также указано, что И. П. Покрышкин был зарегистрирован как домовладелец-кустарь, работавший единолично, занимавшийся «выработкой чемоданов» и в 1925–1930 годах привлекавшийся «к обложению подоходным налогом по 2-му расписанию».
Что значило в 1918–1936 годах лишение права избирать и быть избранным в Советы, быть «лишенцем»? Причем избирательные кампании в 1922–1931 годах проводились ежегодно. Первая Советская Конституция (1918 год) определила, что «эксплуататорам не может быть места ни в одном из органов власти». Вместе с лицами, эксплуатирующими наемный труд, живущими на нетрудовой доход, монахами и священнослужителями, полицейскими, жандармами, душевнобольными лишались избирательных прав и частные торговцы. В 1927 году в РСФСР насчитывалось свыше двух миллионов лишенцев. Помимо участия в выборах, они также не имели права вступать в профсоюзы и занимать должности в органах власти. По сути, это делало человека изгоем общества, бросало на лишенца «позорное пятно».
Иван Петрович Покрышкин пытался добиться справедливости. Читаем его малограмотные безысходные прошения во властные органы... 3 января 1931 года — жалоба (орфографические ошибки исправлены) в Новосибирскую краевую комиссию «в том, что я, Покрышкин, и моя жена Покрышкина находимся лишены голоса в правах. Нахожу обидным. Я, Покрышкин, с 1926 года занимаюсь единолично кустарным ремеслом у себя дома без всякой наемной силы и помощников, на что имею справку от фининспектора... Как торговлей, так и эксплуатацией не занимаюсь. Социальное мое положение — я инвалид третьей группы, имею дом только для своей семьи, квартир не сдаю. Семья у меня жена и 6 душ детей... Покорно прошу комиссию восстановить в правах...». Поверх неуклюжих крупных букв жалобы — уверенной рукой наложенная резолюция: «Отказать».
22 ноября 1934 года — прошение И. П. Покрышкина, проживающего на Бийском спуске, 31, в Дзержинский райсовет «в том, что я, Покрышкин, был лишен в правах голоса у Советской власти, за что сняли меня с работы. Я работал в последнее время: комбинат имени Ноговицына, 11 месяцев работал в комбинате, 1 год дворец труда, 11 месяцев «Энергия» и еще год на разных учреждениях... на что могу просить райсовет восстановить меня в правах».
Но и четырехлетний рабочий стаж не помогает. Через неделю новое прошение в горсовет. Иван Петрович перечисляет места еще дореволюционной работы, указывает свое социальное происхождение — «сын крестьянина-середняка Вятской губернии», дореволюционные занятия — «с 16 лет я, Покрышкин, работал в Новосибирске по каменной кладке... работал на коне во время постройки военного городка». Иван Петрович оправдывался: «Торговля у меня была мелочная галантерея по патенту 2-го разряда без всякого наемного труда. Торговать мне приходилось потому, по отсутствию здоровия...» Но все тщетно. Выписка из протокола: «отказать по п. «д» ст. 15 и ст. 38 инстр. 1934 г.».
Итак, с работы И. П. Покрышкин уволен. Списки лишенцев помещались перед выборами на видных местах или публиковались в местной печати, в некоторых городах издавались даже отдельными брошюрами. О тяжести такой «печати отверженного» один из лишенцев писал: «У меня семья, подрастающие дети, и вывешивание моего имени на заборе, как бесправного гражданина, порочит мое честное трудовое имя».
Последний документ — письмо из горсовета в райсовет: «Покрышкин Иван Петрович умер 15 декабря 1934 г. (повесился)... Дело возвращаем на предмет исключения Покрышкина И. П. из списка лиц, лишенных избирательных прав по Вашему району».
Если вглядеться в довоенные фотографии молодого командира Александра Покрышкина, видна в его глазах тень потрясения и скорби...
По Конституции 1936 года избирательные права получили все граждане СССР, декларировалось социальное примирение, «морально-политическое единство советского общества». Но будущему первому трижды Герою Советского Союза приходилось скрывать правду об отце. И все-таки ему еще напомнят жестоко об этом «пятне» в 1939-м...
Новосибирск 1930-х годов — это не только великие стройки, но и масса ссыльных, и баржи с раскулаченными, которых отправляли по Оби на север в Надым, «в необжитые районы», и понурые колонны арестантов в сопровождении конвоиров... По улице, где располагалось здание ОГПУ-НКВД, без особой надобности не ходили.
Новосибирский писатель Ю. М. Магалиф в своих воспоминаниях приводит эпизод, как в эшелоне заключенных из Ленинграда познакомился на нарах с пожилым питерским инженером, который оказался сыном Г. М. Будагова, главного инженера строительства моста через Обь. Знал бы отец, чьим именем была названа улица Новониколаевска, что пойдет по возведенному мосту арестантский вагон с сыном...
Площадь в Новосибирске и кратер на Луне носят имя одного из пионеров ракетной техники Ю. В. Кондратюка, издавшего в январе 1929 года в типографии Сибкрайсоюза на собственные средства книгу «Завоевание межпланетных пространств». Эту работу называли основополагающей авторы программы «Аполлон», доставившей американских астронавтов на Луну в 1969 году. В Новосибирск Кондратюк приехал в 1927 году, работал в краевой конторе «Хлебпродукт», жил в бревенчатом доме на неприметной улочке Нерчинской. В 1930 году был арестован по обвинению в принадлежности к контрреволюционной организации, но вышел на свободу через полтора года. В 1930-е годы живет в Москве, служит начальником отдела в проектно-экспериментальной конторе ветроэлектрических станций. От работы с С. П. Королевым отказался, несмотря на личное приглашение последнего. В начале июля 1941 года уходит в народное ополчение, в феврале 1942-го командир отделения взвода связи Ю. В. Кондратюк погиб. Лишь несколько лет назад появились публикации, где названо настоящее имя выдающегося ученого — А. И. Шаргей, дворянин по материнской линии, вина перед Советской властью, которую ему удалось скрыть, — недолгое участие по мобилизации в белогвардейской армии (см. главу «Гений с чужой фамилией» в книге И. А. Зеньковича «Тайны уходящего века». М., 1999).