Шел январь 1945 года. Войска 1-го Украинского фронта готовились к одному из решающих ударов с Сандомирского плацдарма в общем направлении на Бреслау.
11 января. Всю ночь по заданным рубежам ведется методический артиллерийский огонь. Пружина взведена, палец лежит на спуске. Но сигнала все еще нет.
12 января. В 5.00 по московскому времени на вражеский передний край и в глубину его обороны по всему фронту обрушился первый залп. А погоды по-прежнему нет. Ни наша, ни вражеская авиация не действует. Самолеты «привязаны» к земле. Боевые действия ведут лишь наземные войска.
13 января с рассвета весь личный состав полка находится на аэродроме. Мы готовы к вылетам на боевое задание. Погодные условия над местом нашего базирования несколько улучшились. Хотя облачность все та же, 10 баллов, но нижний край ее немного приподнялся и стал ровнее. Туман начал рассеиваться. Видимость стала 1,5–2 километра.
В 9 часов 40 минут первым на боевое задание вылетел комэск 1-й эскадрильи капитан Виктор Жердев. Он отправился во главе четверки. Его ведомый – В. Березкин. Вторая пара – К. Сухов и И. Руденко».
Александр Покрышкин в своей книге-мемуарах «Познать себя в бою» (М.: Центрполиграф, 2006) пишет об этом эпизоде следующее: подтверждает, что погоды 12 января не было, но из штаба (непонятно из какого) последовал телефонный звонок, и ему передали приказание на вылет «больших групп истребителей для прикрытия наступающих войск». И тут он, командир авиадивизии, выпустил лично звено, «усиленную четверку» гвардии капитана Жердева, в составе опытных летчиков для выполнения поставленной вышестоящим штабом задачи: разведки обстановки в районе Хмельник – Балица – Дуже. Комдив также лично проинструктировал старшего этой группы, обратив внимание на безопасность выполнения поставленной боевой задачи.
Константин Сухов, в то время заместитель командира 1-й авиаэскадрильи гвардии капитана Жердева, более конкретно рассказал в своих воспоминаниях, как проходила постановка боевой задачи на вылет в тот день. Оказывается, приказ Виктору Жердеву по доразведке местонахождения наступающих войск 13-й армии 1-го Украинского фронта на Сандомирском плацдарме ставил параллельно с задачей командира авиадивизии начальник штаба гвардии полковник Абрамович Борис Александрович.
«Полковник Абрамович из-за спины комдива, приподняв свой планшет, легонько постукивает по целлулоиду пальцем, привлекает внимание Жердева и выразительной мимикой не столько просит, сколько настаивает на том, чтобы Жердев все же доразведал обстановку.
Виктор мягко улыбнулся и кивнул головой: ладно, мол, сделаем!
Он был человеком обязательным, живо откликался на просьбу, не считал за труд оказать помощь или содействие каждому, кто в этом нуждался. Сейчас он понимал заботу начальника штаба, которому позарез нужны были свежайшие данные о положении сторон».
Предчувствия командира авиадивизии о сложной обстановке в воздухе подтвердились. С боевого задания на аэродром б азирования возвратились только 3 самолета, «Аэрокобры» комэска-1 среди них не оказалось. О перипетиях полета звена Жердева над территорией противника доложили Александру Покрышкину ведомый Жердева гвардии лейтенант Березкин и ведущий второй пары гвардии старший лейтенант Сухов. Самое главное, что уяснил комдив из их слов, – что самолет Жердева был подбит зенитками и он, наверное, тяжело ранен, поэтому «неудачно приземлился, попал в воронку от бомбы и разбил самолет».
Георгий Голубев же описывает этот эпизод немного по-другому. Основное отличие в том, что Жердев по радио подтвердил Березкину, что он жив, не ранен и что у него «барахлит» мотор. Потом мотор остановился, самолет ударился носовой частью о землю, «перекувыркнулся несколько раз», и после этого радиоприемник Жердева уже не отвечал. Летчики группы Жердева видели место падения своего ведущего, но не стреляли по приближающимся к самолету немцам, так как, по их словам, они могли попасть в самолет Жердева (это с высоты 100–150 м, таков был нижний край облачности) а кроме того, и горючее у них, оказывается, заканчивалось, нужно было срочно возвращаться на свой аэродром. А «до аэродрома – рукой подать».
По прилете на свой аэродром Березкин и Сухов доложили командиру авиаполка гвардии майору Речкалову (а не Покрышкину) о ЧП в этом боевом вылете, и Речкалов срочно, «без промедления», поднял новую группу на поиск Жердева. Но, наверное, безрезультатно.
Тело Виктора Жердева привезли на следующие сутки, когда, по-видимому, эта территория была освобождена нашей наступающей пехотой.
Как были организованы поиски подбитого самолета с воздуха, координаты падения которого знали как минимум три летчика (Березкин, Сухов, Руденко), учитывая то, что расстояние от линии фронта до места падения – минимальное, мы точно не знаем. Думается, что не в полном объеме, так как существовала большая вероятность потерять еще несколько самолетов при поисках и идентификации «Аэрокобры» Жердева на местности, так как погода в районе боевых действий прижимала самолеты поближе к земле, а немецкие зенитные пушки «Эрликоны» были очень эффективны на малой высоте (на безопасную высоту подняться самолетам мешала низкая облачность) и рисковать своими летчиками командир полка, наверное, не хотел, но обстановка требовала соответствующих действий.
Из этой разноречивой информации можно сделать вывод, что упал самолет Жердева близко от линии фронта, так как войска успели пройти это расстояние за сутки и, кроме того, нашлись какие-то очевидцы – поляки, танкисты, – кто видел, что делали немцы при осмотре летчика и поврежденного советского самолета.
Таким образом, существует несколько версий последних минут жизни командира 1-й аэ 16-го гиап Виктора Жердева.
По одной из них, записанной в мемуарах Александром Ивановичем Покрышкиным, с раненого гвардии капитана Жердева немцы «сорвали гимнастерку с орденами и закололи его ножами».
По словам Георгия Голубева, гитлеровцы «вытащили из кабины уже мертвого летчика, забрали какие-то документы и быстро уехали. Фашисты спешили: русские танки были близко…».
По версии Константина Сухова:
«На третий день выехали на хутор Пежнице посланные командиром авиаторы. Расспросили местных жителей о том, что произошло. Подошел местный ксендз и с горечью, с душевной болью рассказал, как глумились гитлеровцы уже над мертвым советским летчиком. Раздели, сняли с него гимнастерку с орденами, кололи тело штыками. Бросили труп в канаву – и бежали.
Поляки похоронили героя. Потом, 16 января, его останки были перезахоронены в Тарнобжеге на городском кладбище, а со временем прах его перенесли в Сандомир».
Командир 9-й гиад гвардии полковник Покрышкин давал добро на вылет в плохую погоду все-таки 13, а не 12 января 1945 года. Это подтверждает напрямую однополчанин Виктора Жердева Георгий Голубев и боевые документы 16-го гиап.
В частности, штаб части константировал, что в этот день «…с 4 самолетами «Аэрокобра» ведущий гвардии капитан Жердев производил вылет на прикрытие наземных войск в район Хмелик, Божаково, Балица, Дуже. Прикрытие производили на высоте 200–300 м. В районе Щецин командир эскадрильи гвардии капитан Жердев дал команду по радио всей группе «разворот на 180 влево». В момент разворота из района Комурка из лесов Щецин были обстреляны огнем МЗА и ЗП и автоматов. В результате командир эскадрильи гвардии капитан Жердев был сбит, самолет загорелся и с горящим хвостом пошел со снижением с разворотом на 90 градусов влево. Посадку произвел на фюзеляж в районе восточнее Пежхнице, что севернее 9 км г. Хмельник, на территории занятой немцами. Самолет разбит, летчик погиб».
Но скорбная дата смерти гвардии капитана Виктора Жердева – 12 января, а не 13 января – кочует по многим авиационным и военно-историческим справочникам, с припиской, как в некоторых изданиях, – «заколот ножами немецкими пехотинцами» или «убит немецкой пехотой».
О гибели летчика и потере самолета командир 16-го гиап отправил командиру 9-й гиад 13 апреля 1945 года боевое донесение за номером 01. Первый номер боевого донесения красноречиво говорит о том, что до 13 января 1945 года боевых вылетов в авиационной части Григория Речкалова не было, – это был первый день ведения боевых действий 16-го гиап 9-й гиад 6-го гиак 2-й ВА 1-го Украинского фронта в 1945 году. Первый экземпляр этого приказа командира 16-го гиап от 15.01.45 г. № 04 также был отправлен в адрес дивизионного командования.
Этим же приказом был исключен из боевого состава авиаполка и самолет «Аэрокобра» № 432547 с мотором «Аллисон» Е-19 № 042639 (бортовой номер «Аэрокобры» – 27. – Авт.), сбитый 13 января 1945 года. В этом документе не упоминается фамилия летчика, но других потерь в этот день, кроме Жердева, в авиаполку Григория Речкалова не было.
Приказом по 16-му гиап за номером 05 от 17 января 1945 года, во втором параграфе этого документа, были исключены из всех видов довольствия два летчика авиаполка: гвардии младший лейтенант Жигалов Виктор Артемович (1922 г. р., уроженец д. Еркино Каргопольского района Архангельской области, в РККА с 1941 года), не возвратившийся еще 17 декабря 1944 года из боевого вылета, и гвардии капитан Жердев Виктор Иванович (1920 г. р., уроженец г. Орска Чкаловской области, в РККА с 1937 года), погибший при выполнении боевого задания 13 января 1945 года. Для командира эскадрильи Виктора Жердева это был его 259-й боевой вылет за время участия в боевых действиях на фронте.
Звено «Аэрокобр» под командованием гвардии старшего лейтенанта Сухова на похоронах Виктора Жердева поднялось в воздух, и его товарищи-летчики дали в воздухе прощальный залп из бортового оружия над траурной процессией.
Покрышкин пишет, что Виктора Жердева похоронили в Сандомире, а Георгий Голубев – на «братском кладбище в Варшаве». По воспоминаниям капитана Ирины Дрягиной, в то время помощника начальника политотдела 9-й гиад по комсомолу, опубликованным в книге «З