Командир 1-й аэ 16-го гиап гвардии капитан Олефиренко со своей «Аэрокоброй» не совладал, причем не в условиях воздушного противоборства, а в учебно-тренировочном полете. Жаль и обидно…
На этом трагические события в боевой жизни 16-го гиап не прекратились.
После похорон Ивана Олефиренко, как напишет впоследствии в мемуарах маршал авиации Покрышкин (это значит 11 мая 1944 года), «Речкалов организовал у себя в квартире поминки с выпивкой. Ночью по дороге в общежитие Клубов поссорился с мотористом и выстрелил в него из пистолета», и дальше ничего о последствиях этого инцидента для обоих фигурантов этого нелицеприятного эпизода их фронтовой жизни.
Этим бесфамильным по-покрышкински «мотористом» был авиамеханик сержант Смирнов, военнослужащий 508-го иап. Согласно сохранившимся документам этой части, в нем проходил службу военнослужащий Александр Дмитриевич Смирнов – мастер по авиационному вооружению. Эпизод с его ранением Александром Клубовым так отображен в документах управления 205-й иад (командир с 29.04 по 01.06.44 г. подполковник Горегляд Л.И.), в подчинение которой входил 508-й иап (командир с 16.04.43 г. по 31.01.45 г. майор Делегей Н.К.): «10.05.1944 в 24.00 в помещение общежития технического состава полка после отбоя через час вошел командир эскадрильи 16-го гиап капитан Клубов и стал предъявлять не обоснованные ничем претензии по поводу того, кто, где должен спать, в частности, к мастеру по вооружению сержанту Смирнову. Последний объяснил, что он должен спать здесь, тогда капитан Клубов, вынув пистолет ТТ из кобуры, произвел выстрел в том направлении, где спал сержант Смирнов. В результате произведенного выстрела пуля попала в лобовую часть и сделала сквозную рану в области виска. Сержант Смирнов получил тяжелое ранение и направлен в госпиталь г. Ямполь».
Это донесение было составлено штабом 508-го иап, в котором служил сержант Смирнов, и отправлено по инстанции (в копиях) в управление 205-й иад 7-го иак (5-я ВА 2-го Украинского фронта) и в Москву – в канцелярию НКО СССР.
У Покрышкина «счастливое» разрешение этого ЧП полкового масштаба описано в мемуарах так:
«…Вернувшись на аэродром, я увидел идущего мне навстречу старшего лейтенанта из прокуратуры. Он улыбался.
– Чему вы радуетесь? – спросил я.
– Все в порядке, товарищ комдив.
– Как это понимать? Человек-то убит?
– Никто никого не убивал. Все преувеличено. Я попросил юриста пойти со мной, показать механика, которого уже похоронили в донесении прокурору. Вот и он. Да, в перепалке с горячим Клубовым механик немного пострадал.
– Я сам виноват, товарищ комдив, – раскаивался механик. – Поскандалил с ним, ну и попало.
Вот она, правда! ЧП действительно случилось, но кто и с какой целью его так раздул, что вот уже несколько дней только о нем и думаешь?
<…>
В этот период у меня произошел серьезный разговор с Краевым. Потребность в выяснении наших взаимоотношений назревала давно. Я уже точно знал, что именно Краев послал сразу во все высшие штабы искаженное изложение происшествия в 16-м полку. Именно он, где только мог, пытался и обо мне создать ложное, выгодное для него впечатление».
Однако, как мы видим, авиамеханик сержант Смирнов не был военнослужащим 9-й гиад, то есть подчиненным Покрышкина (Исаева – замкомандира авиадивизии), поэтому писать какиелибо донесения Исаев не мог, так как это ЧП случилось в братском авиасоединении (205-я иад) авиакорпуса генерала Утина. Об этом по военной субординации должен был доложить вышестоящему начальству командир 205-й иад.
По версии Покрышкина, о смерти Олефиренко и о ЧП с Клубовым он узнал от своих заместителей Исаева и Мачнева 12 мая, когда они неожиданно для него прибыли в штаб авиакорпуса генерала Утина с докладом о случившемся. По воспоминаниям Покрышкина, перед этим он «сам вылетел в штаб корпуса, который дислоцировался в Стефанешти. За два дня согласовал все вопросы и облетал выделенные для наших полков аэродромы». Прокомментируем сказанное: «вылетел сам», как записано в «Журнале боевых действий полка», Покрышкин 10 мая с аэродрома Гальжбиевка с эскортом, вместе с Чавчанидзе и Федоровым. Причина такой скромности маршала авиации в том, что он никогда и нигде, в том числе в своих воспоминаниях, не упоминает фамилию Чавчанидзе, непонятно, правда, почему. Но ведь именно Покрышкин передал ему свой авиаполк. Без его даже молчаливого одобрения этой кандидатуры Аркадий Чавчанидзе никогда бы не был назначен на эту должность. Он его «крестник», и он в ответе за него, а Александр Иванович за свое решение или, может быть, «выстраданное» решение и с чьей-то подачи отвечать не хочет. Поэтому Покрышкин пишет о своем «личном», а не групповом вылете в штаб 7-го иак 10 мая и облете аэродромов своей авиадивизии.
Следующий нонсенс заключается в том, что командир авиадивизии гвардии подполковник Покрышкин летает, как он вспоминает, два дня по гарнизонам авиакорпуса, а за это время ему никто из его подчиненных не передал информацию о том, что в его родном 16-м гиап погиб не в бою, а в тренировочном полете командир авиационной эскадрильи, даже не говорим о фамилии летчика. Не верится… А учитывая то, что Олефиренко считался фаворитом Александра Ивановича, эта информация должна была быть немедленно доведена и до Покрышкина, и до командира 16-го гиап гвардии майора Чавчанидзе, благо кроме телефонной связи на каждом аэродроме были и радиостанции. Но, выходит, никто этого не сделал?
По поводу чрезвычайного происшествия с Героем Советского Союза гвардии старшим лейтенантом Клубовым 11 мая Покрышкин в мемуарах делает все, чтобы доказать, что это эпизод не слишком важный и внимания ему уделять не следует.
Однако не все так просто…
А если эта информация о катастрофе, в которой погиб комэск Олефиренко, была доведена до командира 16-го гиап, то возникает закономерный вопрос – почему он не возвратился срочно на свой аэродром и не организовал расследование этого ЧП, похороны и поминки командира авиационного подразделения? Здесь нет всех данных, но мы точно знаем, что 11 мая гвардии майор Чавчанидзе в составе первой группы вылетел с аэродрома Гальжбиевка на аэродром Стефанешти и к обеду весь его авиаполк был на новом аэродроме. Так тогда снова возникает еще один вопрос – где и когда проходили поминки по Ивану Олефиренко, так как похоронили его 11 мая в Гальжбиевке?
Партполитработники 9-й гиад хорошо «мониторили» состояние подчиненного личного состава своего авиасоединения, знали все его болевые точки и докладывали своему командованию: «Четырехмесячное пребывание личного состава дивизии в тылу, элементы еще не изжитого зазнайства и фронтового ухарства у ряда летчиков сказались на состоянии воинской дисциплины, особенно летного состава, возомнившего, что они слишком опытны, все знают, никто их не накажет». Поэтому, по их мнению, случались и подобные ЧП.
Политработники без снисхождения в мае 1944 года констатировали следующие проступки некоторых коммунистов соединения:
«Так, напившись пьяным, пом. нач. ОРО штаба дивизии гв. капитан Гупол Я.С., член ВКП(б) – учинил на улице дебош и тяжело ранил из пистолета летчика 129-го гиап гв. мл. лейтенанта Ремеза.
Командир эскадрильи 16-го гиап – Герой Советского Союза гв. капитан Клубов, напившись пьяным, выстрелом из пистолета нанес тяжелое ранение в голову механику 508-го иап Смирнову.
Дивизионная парткомиссия исключила из рядов ВКП(б) Клубова и Гупол. Судом Военного Трибунала Гупол осужден на 8 лет ИТР, с лишением военного звания и отправкой в штрафную роту, Клубов осужден на 6 лет ИТР, с отбытием наказания в частях действующей армии.
Чрезвычайные происшествия и аморальные явления в мае произошли в результате ослабления воинской и партийной дисциплины среди личного состава в период перебазирования, в результате слабой требовательности и контроля за своими подчиненными командирами эскадрилий, а также в результате того, что большое количество партполитработников перебазировались ж. д. транспортом и летный состав остался без политобслуживания».
Подытоживая работу парткомиссии 9-й гиад за май, снова было заявлено с высокой партийной трибуны: «Проведено 3 заседания дивизионной парткомиссии по вопросам приема в ряды ВКП(б) – (принято 9 человек) и разбора персональных дел коммунистов, нарушивших дисциплину. Из рядов ВКП(б) исключены члены ВКП(б) – Клубов и Гупол за убийство. Авиамеханику 100-го гиап, члену ВКП(б) Мохнатых за нарушение воинской дисциплины (халатное отношение к уходу и сбережению материальной части самолетов) – вынесен строгий выговор».
Александр Иванович, как коммунист (член ВКП(б) с апреля 1942 года, партбилет № 01785401) и командир авиадивизии, входил в состав партийной комиссии своего соединения и, естественно, не мог не знать о ее решениях. Он должен был быть приглашенным на все ее заседания и принимать самое деятельное участие в ее работе. Даже если он на каких-то заседаниях и не присутствовал, то ее результаты в первую очередь докладывались ему начальником политотдела гвардии полковником Мачневым. А тут выходит, что Покрышкин не знает о решении парткомиссии своей авиадивизии или же он считает, что коммунисты 9-й гиад не объктивны и не разобрались с «делом коммуниста Клубова». Не может быть…
Далее по Покрышкину – через некоторое время военный прокурор фронта, разобравшись с «делом Клубова», но учитывая, по его словам, мнение московского начальства, которое на него «нажимало», предложил ему, командиру авиадивизии, «осудить его (Александра Клубова) за стрельбу без жертв, как за хулиганство, на один год условно, а потом судимость с него снимем». Но, видно, этот разговор был или до суда Военного трибунала, или оставим его правдивость на совести мемуаристов, так как 6 лет исправительно-трудовых работ и один год условно (в будущем) за убийство как-то не состыковываются.
Но как показали дальнейшие события на фронте, «благодаря» строгому партийному воздействию и дамоклову мечу, висевшему над Клубовым по решению суда ВТ, результативность его боевой работы с конца мая 1944 года значительно возросла и он, сбитыми вражескими самолетами в Ясской операции, смыл с себя пятно тяжелого воинского преступления.