В штаб 9-й гиад с командного пункта 16-го гиап, после выполнения группой Бориса Глинки боевой задачи, было отправлено боевое донесение за номером 089. Ввиду важности этой первой переданной в вышестоящий штаб информации приведем ее полностью (орфография оригинала): «Высота 1000–4500 м. В районе прикрытия пара капитана Клубова увидела четыре Ме-109, передал по радио Б. Глинке. Он передал – набираем высоту. После этого пара майора Глинки развернулась на Ме-109, в это время капитан Клубов выше увидел еще два Ме-109 и пошел с набором высоты за ними. Ме-109 ушли. После этого видел самолет «Аэрокобра» на близкой дистанции был атакован Ме-109 и один Ме-109 был в хвосте «Аэрокобры». В это время лейтенант Трофимов вел бой с Ме-109. Из боевого задания не возвратился Б. Глинка, предположительно сбит в бою. На КП полка по радио приняли сигнал «Я, Борис, горю». Горение самолета «Аэрокобра» экипажи наблюдали. Радиосвязь со «Ждановым» хорошая. Расход БК: 37 мм – 25 шт., 12,7 мм – 190 шт. и 12,7 мм – 600 шт. Погода: ясно, видимость до 5 км».
Правда, Константин Сухов в своей книге «Эскадрилья ведет бой» пишет почему-то, что первую группу в этот день поднял в воздух Борис Глинка, а не Григорий Речкалов, как записано в учетных документах части:
«На следующий день еще до рассвета мы уже были на ногах. В землянке «ББ» – командир полка майор Борис Глинка и комэск Андрей Труд.
– Задача сегодня такая, – говорит «ББ» и обрисовывает обстановку. Потом командир полка заключает: – Поведу первую группу».
В интерпретации все того же Сухова этот воздушный бой группы Бориса Глинки так описан им в своих воспоминаниях:
«…Восьмерка сошлась лоб в лоб с «Мессершмиттами». Ведя огонь, она пронеслась на бешеной скорости мимо них.
– Разворот! – скомандовал «ББ» и резко бросил свой истребитель в вираж. Команду приняли и выполнили все семь подчиненных ему летчиков. Но у командира разворот получился быстрым, энергичным, а его ведомый отреагировал с запозданием в какуюнибудь секунду – не больше. Да и остальные три пары не успели за «ББ».
Вот и вышло, что группа несколько оторвалась от своего ведущего. Впрочем, точно так же можно утверждать, что ведущий оторвался от своей группы.
Истребители сблизились с «мессерами», когда командир уже крутился в их гуще. В бой вступили все. Замелькали кресты, заплясали перед глазами трассы. Охваченные боевым азартом, летчики ничего не видели, кроме выбранной для атаки цели. Никто и не заметил, как машина командира была атакована, как он выпрыгнул из горящего самолета, хотя уже пылающую машину увидели. На КП полка приняли по радио:
– Я – Борис, горю!..
Домой группа вернулась без командира. Что доложить начальству? Никто – ни ведомый командира, ни Клубов – ничего вразумительного сказать не могли. Отвечали одно:
– Горящий самолет наблюдали…
Уже позднее, когда сослуживцы навестили в госпитале «ББ», он во время покидания самолета получил перелом бедра от удара стабилизатором, тот рассказал им, как все произошло.
– На лобовых мой самолет не был поврежден, хотя трасса прошла возле самой кабины, – вспоминал командир. – Развернувшись, сразу же вступил в бой с «мессерами». И вдруг истребитель содрогнулся. Смотрю, в правой плоскости уже несколько дыр. В ту же секунду сверху вниз совсем рядом пронеслись два «худых»… Плоскость уже горит, самолет крутнуло раз, другой. Все, думаю, надо прыгать… Сбросил дверцу, стал вываливаться.
А тут резкий удар в бок – чуть сознание не потерял.
Приземлялся «ББ» в полусознании. К тому же ветром сносило его на лес.
Кто его подобрал, как он оказался в госпитале, ничего этого Глинка не знает. Одно лишь помнит: ударило его стабилизатором. А сбили вражеские «охотники».
– Подловили все же, черти! – с досадой произнес командир».
Заместитель командующего 8-й ВА генерал-майор авиации Андрей Герасимович Рытов, курировавший, как замполит авиационного объединения, 9-ю гиад, также описывает этот боевой эпизод и причины, его создавшие, в своей книге «Рыцари пятого океана» (Рытов А.Г. Рыцари пятого океана. М.: Воениздат, 1968): «Во время войны пара самолетов считалась основной тактической единицей. Она позволяла осуществлять надежное взаимодействие, давала хороший боевой эффект. Но кое-кто этим стал пренебрегать, нередко в напарники опытным истребителям назначали первого подвернувшегося под руку летчика. Так при случайном напарнике, плохо понимавшем замысел и намерения ведущего, в одном из воздушных боев был сбит Дмитрий Глинка. (Здесь генерал Рытов запамятовал, был сбит в воздушном бою 14 июля 1944 года старший брат Дмитрия Глинки – командир 16-го гиап Борис Борисович Глинка. Дмитрий Глинка был тяжело ранен в авиационной катастрофе Ли-2 17 июля 1944 года. – Авт.) Надо было пресечь все это в самом зародыше. Необходимость поправить дело диктовалась еще и тем, что командиром этой дивизии только что назначили Покрышкина. Боец он был отличный, но опыта руководства соединением пока не имел. Следовало помочь ему».
Кстати, за день до этого, 13 июля, в аналогичной ситуации был сбит ведомый командира эскадрильи 104-го гиап гвардии подполковника Боброва Владимира Ивановича командир звена гвардии старший лейтенант Михаил Петрович Девятаев («Аэрокобра» № 29251), воздушный позывной – «Мордвин». По документам 9-й гиад и 104-го гиап он до конца войны числился погибшим – «…летчик ст. л-т Девятаев погиб, самолет разбит». Однако Девятаев остался жив, хотя попал во вражеский плен. За его легендарный побег из концлагеря на острове Узедом (Германия) 8 февраля 1945 года, вместе с девятью такими же, как и он, военнопленными, на немецком бомбардировщике Хе-111 Н-22 (который мог нести крылатые ракеты Fi-103 (Фау-1)) в 1957 году он все-таки стал Героем Советского Союза. Почему так поздно? В феврале 1945 года «особисты» 61-й армии (начальник отдела КР Смерш подполковник Мандральский) с разбитого при посадке в районе 3 км северо-западнее местечка Шлоппе «Хенкеля» доставили в расположение 1067-го стрелкового полка 311-й сд десять изможденных людей в немецкой арестантской форме. Как они выяснили, это были бывшие военнослужащие Красной армии и гражданские лица, угнанные немцами в Германию и находившиеся в лагерях военнопленных, – Девятаев М.П., Кривоногов И.П., Емец М.А., Адамов Ф.П., Соколов В.К., Сердюков Т.Г., Олейник И.В., Немченко В.Р., Урбанович Н.М., Кутергин П.Е.
В армейском Смерше не могли поверить, что заключенные немецкого концлагеря смогли угнать суперсовременный по тем временам вражеский самолет. Бывших военнопленных подвергли жесткой проверке. Конкретно Михаилом Девятаевым занимался старший следователь контрразведки Смерш старший лейтенант Потокин. На первом допросе на его вопрос о службе Девятаева в Красной армии тот доложил:
«…В сентябре 1940 г. меня отправили в 163-й авиационный истребительный полк в гор. Могилев, где я служил до начала Отечественной войны 1941 года, в последнее время в качестве командира звена.
С начала войны я участвовал на фронте. 16 сентября 1941 г. во время выполнения боевого задания я был ранен в правую ногу, раненный довел самолет до аэродрома гор. Лебедин. После ранения был направлен в госпиталь, сначала в Харьков, затем – в Сталинград и в гор. Саратов. 11 января 1942 г., после излечения, был выписан и направлен в г. Казань в высшую школу Красной армии, где проходил обучение до 20 декабря 1942 г. Не закончив школы, был отправлен в распоряжение МВО, откуда я был послан в г. Алатырь в 714-й запасной ночной бомбардировочный полк. Там я был до мая 1943 г. В мае 1943 г. я в составе полка вылетел на самолете У-2 на фронт в м. Борисово, западнее гор. Можайска. На самолете У-2 я летал до мая 1944 г., после чего был переведен на истребитель системы «Кобра». На истребителе я летал до 13 июля 1944 г., а 13 июля я принимал участие в воздушном бою, в процессе которого самолет мой был подбит и загорелся, я в это время был ранен. Видя безысходное положение, я выбросился на парашюте, приземлился на немецкой территории и был взят немцами в плен.
ВОПРОС: Где Вы были и чем занимались, находясь в плену у немцев?
ОТВЕТ: Когда я выпрыгнул с парашютом из горящего самолета, я приземлился в лесу, во время приземления вывихнул себе левую ногу и потерял сознание. Когда я пришел в себя, то около меня были немцы и русские, служившие в русской освободительной армии. Меня сразу отнесли в землянку, угостили компотом.
Затем привезли немецкого летчика, которого я сбил в воздушном бою и который также выпрыгнул из самолета на парашюте. Из землянки меня отвезли в штаб полка немцев, а затем в штаб дивизии, где меня допросил немецкий офицер. Он спрашивал фамилию, имя, отчество, в какой части я служил и на каком самолете летал, спрашивал фамилию командира полка и дивизии, спрашивал о подготовке Красной армии к наступлению. Я ему ответил, что я летчик 237-го авиационного полка, в котором я служил в 1941 году и которого в то время, по-видимому, не существовало. В части подготовки Красной армии к наступлению я сказал, что ничего не знаю.
После допроса нас собрали – человек 10 летчиков и человек 5 стрелков-радистов и отправили в сарай, где мы ночевали под охраной. Утром нас на автомашине отправили за гор. Львов в местечко, названия которого я не помню. Там был большой немецкий аэродром, здесь меня и других допрашивали по вопросам авиации, здесь же показывали фотографии советских летчиков для опознания, в их числе была фотография командира нашей дивизии – дважды Героя Советского Союза Покрышкина. Когда мне ее показали, я заявил, что не знаю, что я только слышал о нем».
«Вырвавшись из плена и доставив сведения о секретном полигоне и самолет-носитель крылатых ракет, Девятаев тем не менее как предатель, «добровольно сдавшийся в плен», был осужден трибуналом на 25 лет лагерей. Он провел в заключении более восьми лет и был освобожден лишь в 1953 г. по амнистии, последовавшей после смерти Сталина» (Зефиров М. Штурмовики. С. 372).
Затем всех их зачислили в одну роту 777-го стрелкового полка. Судьба всех десяти красноармейцев сложилась по-разному, а для некоторых – трагически. После освобождения Девятаев уехал в Казань, где жила его жена – Фаузья Хайруловна Муратова (ул. Чехова, д. 34). Его не брали на работу. Имея в кармане диплом капитана парохода, он с трудом устроился грузчиком в Казанском речном порту.