Эмма немного исправила и официальный бланк школы Святой Хильды, там значилось, что мистер Рэмзи «председатель комиссии по английскому языку и театру», теперь он стал главой «отдела отелей и ресторанов», правда, фирму основали какие-то верующие, но это не важно, ведь в первом предложении мистер Рэмзи писал, что его заведение «одно из лучших в Торонто» (не важно уже, что это школа, а не отель).
Но Дональда так просто было не пронять, не начальник, а сущий дьявол.
– Ничего такого не знаю, в Торонто всем рекомендую отель «Времена года», – сказал он и дал Джеку две минуты, чтобы тот запомнил дежурные блюда.
– Если вы дадите мне пять, я запомню все меню, – сказал Джек, но Дональд не дал ему шанса.
Позднее метрдотель сказал Гвидо-Джорджо, что его покоробили манеры Джека, он назвал его каким-то «деревенщиной не то из Торонто, не то из Нью-Гэмпшира»; ну да Джек и сам решил, что работа официанта не для него. Во всяком случае, в стейк-хаусе, где даже обслуга нос задирает выше головы, Джек согласился парковать автомобили клиентов – машину-то он водил неплохо.
Не то чтобы Эмма считала такую работу ниже его достоинства, но у нее были идеологические возражения.
– Нет, конфетка моя, ты никак не можешь парковать машины. Эта работа для нелегальных иммигрантов, ты их грабишь – это недопустимо, ведь английский твой родной язык.
Но Гвидо-Джорджо вздохнул с облегчением – он не хотел, чтобы Джек стал его коллегой, ему и так было сложно мириться с тем, что Джек живет с Эммой в одной квартире. Она ему много раз говорила, что между ними ничего нет, но без толку. Джек никак не мог понять, в чем проблема Гвидо, ведь парень легко выжимает центнер с лишним, разве может такой мужчина дрожать при виде конкурентов?
Джек недолго работал на парковке; его уволили в первую же смену – он даже не успел припарковать свой первый автомобиль.
Ему попалась серебристая «ауди» с кожаными сиденьями; ключи Джеку отдал молодой мужчина надменного вида. По дороге он явно ссорился со своей столь же молодой и столь же надменной женой, – вернее, Джек думал, что она его подружка, но поменял мнение, не проехав и полквартала, а все потому, что у него за спиной, на заднем сиденье, вдруг возникла маленькая девочка. Он четко увидел в зеркале заднего вида ее залитое слезами лицо. Года четыре, максимум пять, сидит непристегнутая и не в детском сиденье. Судя по всему, в тот вечер ей полагалось спать прямо там – она была в пижаме, прижимала к груди одеяло и плюшевого мишку, подушка лежала на подлокотнике задней двери; детское сиденье валялось на полу.
– Парковка в гараже или под открытым небом? – спросила девочка у Джека, высморкавшись в пижамный рукав.
– Ты не можешь спать в машине, – сказал Джек.
Он остановил «ауди» и включил аварийную сигнализацию; девчонка его до смерти напугала, у него жутко колотилось сердце.
– Я плохо себя веду в ресторанах для взрослых, мне туда нельзя, – объяснила девочка.
Джек не знал, что делать. Может, эта парочка ругалась как раз по этому поводу – оставлять дочь в машине или нет. Нет, пожалуй, не по этому – у девчонки был такой вид, словно ее не первый раз отвозят в машине на парковку.
– Мне гаражи больше нравятся, – сказала она, – а скоро стемнеет.
Джек проехал вниз по Мэйн-стрит до Уиндворд, там у входа в суши-бар стояла очередь, какие-то шумные ребята орали друг на друга; он запрыгнул на бордюр у дома и, не выключая двигателя, стал звонить Эмме в дверь, а затем вернулся в машину, ни на секунду не сводя с ребенка глаз.
– Мы здесь паркуемся?
– Нет, милая, одну я тебя не оставлю, даже не надейся.
Эмма открыла дверь и вышла на тротуар, на ней была только футболка из спортзала, больше ничего; вид у нее был жутко сердитый, видимо, Джек отвлек ее от работы.
– Отличная тачка, молодец, добытчик, а ребенок что, в нагрузку?
Джек объяснил, в чем дело, девочка смотрела на них – наверное, никогда не видела женщину вроде Эммы в одной футболке.
– А ведь я тебе говорила, не надо тебе машины парковать, – сказала Эмма. – А из меня нянька сам знаешь какая.
– Я обычно сплю на полу, а то вдруг меня кто увидит на заднем сиденье, – вставила девочка.
Слово «обычно» стало решающим, определив выбор Джека. Ну и Эмма помогла – уходя к себе дописывать какую-то явно грозную сцену своего романа, она сказала Джеку:
– Из этой работы ничего хорошего не выйдет, конфетка моя.
Джек посадил девочку посередине заднего сиденья и пристегнул ее центральным ремнем (не сумел разобраться, как пристегивать детское сиденье).
– Наверное, это сложно понять, если у тебя самого нет детей, – сказала девочка таким тоном, словно не она, а Джек маленький ребенок. – Мне-то уже пять, меня зовут Люси.
Джек вернулся на угол Роуз и Мэйн, остановился прямо у входа в «Стэнс»; коллеги-парковщики немало удивились, увидев его.
– В чем дело? – спросил по-испански парковщик Роберто, получив от Джека ключи.
– Пусть эта «ауди» тут пока постоит, – сказал он и повел Люси внутрь.
Она не хотела идти без одеяла и мишки, согласилась оставить только подушку – Джеку того и надо было.
На входе стоял этот мудак Дональд, возвышался за стойкой, словно он кардинал на кафедре, а книга с заказами перед ним – Священное Писание. Люси, увидев, сколько в зале народу, попросила Джека взять ее на ручки; он с удовольствием исполнил ее просьбу.
– А теперь у нас с тобой будут ба-а-а-альшие неприятности, – шепнула ему на ухо девочка.
– Люси, с тобой все будет в порядке, неприятности ждут только меня, – успокоил ее Джек.
– Они у тебя уже начались, Бернс, – сказал ему Дональд, но Джек прошел мимо, не оглянувшись.
Люси первой увидела родителей; вечер только начинался, еще светило солнце, еще не все столики были заняты (впрочем, здесь никогда и не бывает аншлага).
Мама Люси встала с кресла и пошла им навстречу.
– Что-то не так? – спросила она.
Хорошенький, чтоб мне провалиться, вопрос, подумал Джек. И после этого женщины, особенно Клаудия, еще смеют выговаривать Джеку, когда он признается, что не готов заводить детей!
– Вы кое-что забыли в машине, – сказал Джек надменной юной леди. – Даже не кое-что, а кое-кого – вы забыли Люси.
Женщина смотрела на него круглыми глазами, но Люси потянулась к ней, и мать взяла ее на руки вместе с одеялом и плюшевым мишкой.
Джек надеялся, что на этом все кончится, но мудак Дональд решил вмешаться:
– Здесь тебе не Святая Хильда! Тем более что в Торонто нет ни отеля, ни ресторана с таким названием! И всех остальных твоих «Невест по почте»…
– Ах, так ты из Торонто! – перебил его Джек; первое «о» в названии города пропускают только коренные торонтцы.
Ну конечно, Джек сам должен был догадаться; значит, Дональд еще один скрытый канадец на земле Лос-Анджелеса.
Разумеется, молодой надменный папа не стал спускать эту историю на тормозах.
– Я добьюсь, чтобы тебя уволили, парень, – сказал он Джеку.
– Знаешь, приятель, потерять такую работу – что может быть в жизни лучше? – ответил Джек и подумал про себя: «Отличная реплика, надо запомнить».
Гвидо-Джорджо стоял неподалеку, делая вид, что его тут как бы нет, – ну, в той степени, в какой этакий вид способен принять бодибилдер с жимом в центнер с лишним.
– Знаешь, Джек, наверное, тебе лучше уйти, – сказал он.
– Именно это я и пытаюсь сделать, но мне мешают.
Дойдя до стойки Дональда, Джек приметил телефон и сразу подумал, не позвонить ли по номеру 911 и сообщить о вопиющем случае нарушения правил ухода за малолетними детьми, но не стал – не записал номеров «ауди», а вспомнить их не мог, опять эти чертовы цифры!
Профнепригодный папаша не намерен был отпускать Джека просто так; он обогнал его и преградил путь. Высокий детина, подбородок на уровне Джековых глаз. Джек ждал, когда тот его тронет. Отец Люси схватил его за плечи, Джек сделал шаг назад, тот потянул Джека на себя – а Джек не просто поддался, а поднажал сам и с силой въехал сопернику головой в губы. Удар получился не сильный, но у парня, видимо, слабые сосуды, сколько кровищи-то!
– Как только попаду домой, звоню в девятьсот одиннадцать, – предупредил Джек Гвидо. – Передай Дональду.
– Дональд сказал, что ты уволен, Джек.
– Потерять такую работу – что может быть в жизни лучше! – повторил реплику собственного изобретения Джек; он уже знал, ей уготовано большое будущее.
На улице стоял Роберто с ключами от «ауди» в руках. Тут Джек вспомнил, что в кармане рубашки у него лежит парковочный талон с номерами машины; ага, значит, он таки их записал!
– Роберто, выпиши на эту тачку новый талон, – сказал Джек.
– Нет проблем, дружище, – ответил тот.
Джек пошел домой пешком. Вечер выдался отличный, только-только начало темнеть. Вообще, если ты вырос в Торонто, Мэне и Нью-Гэмпшире, для тебя каждый вечер в Лос-Анджелесе отличный.
Когда Джек вернулся, Эмма сидела за столом, с головой уйдя в работу, но услышала, как он звонит в 911.
– Что ты сделал с ребенком? – спросила она его, когда Джек повесил трубку.
– Вернул родителям.
– А что это у тебя на голове?
– Кетчуп, наверное, мы швырялись едой на кухне.
– Не вешай мне на уши лапшу, конфетка моя, это кровь! И я вижу следы от зубов.
– Это ерунда, видела бы ты губы этого подонка.
– Ха! – сказала Эмма.
Черт, подумал Джек, всю жизнь меня будет от этого передергивать, слишком похоже на миссис Машаду.
Они пошли в «Хама-суши», там можно поговорить о чем угодно – стоит такой чудовищный шум, тебя все равно никто не услышит. Джеку заведение нравилось, хотя именно нежный запах «помоев номер пять», как называла это Эмма, каждый вечер выгонял их на улицу.
– Ну, конфетка моя, что ты извлек из своей, увы, короткой карьеры парковщика?
– Одну, но хорошую реплику, – ответил Джек.
Эмма решила, что с официантской работой у Джека сложится в «Американ Пасифик», пляжном ресторане в Санта-Монике. Почему? Дело