— Да вы не обращайте на меня внимания, — добродушно проговорил Круклис. — Действуйте, как тут у вас заведено.
— А у нас так, как сводку приняла, сразу ее командиру несу, — ответила радистка.
— Вот и докладывайте, — поднялся с сенной подстилки Круклис.
Но командир, услышав их разговор, уже проснулся. И сразу же встал с нар.
— Сводка? — осведомился он. — Положи на стол. — А больше ничего?
— Еще запрос из нашего штаба: справляются, как добрался товарищ? — взглянув на гостя, ответила радистка.
— Передайте, что добрался великолепно, — ответил Круклис.
Радистка ушла. А в землянке уже появился начальник штаба. День начался…
Скоро Круклис уже был в курсе всех дел отряда.
В землянку заходили командиры и докладывали о выполнении заданий, о своих делах, обращались с просьбами. Около двенадцати появилась девушка, почти подросток.
— Я пришла, товарищ командир, — доложила она.
— Ты-то нам и нужна, — обрадовался командир. — Что так долго пропадала?
— А Верки дома не было. Она еще с вечера к тетке уходила, да там у нее и осталась ночевать. Только утром пришла, — объяснила юная партизанка.
— Она с нашим заданием ходила? — с любопытством оглядывая посыльную, спросил Круклис.
— Она, Ян Францевич. Она у нас молодец. Как мышь — везде проберется. Все услышит, все увидит, — похвалил посыльную командир.
— Комсомолка? — спросил Круклис.
— В отряде принимали.
— Так о чем же вы договорились с Верой? — обращаясь уже к посыльной, спросил Круклис.
— Я все передала, как велели. И насчет фотографии. И чтобы подписал, как надо. А вот когда Зоя в поселок придет — неизвестно. На полигон какое-то начальство приехало, и оттуда никого не выпускают, — сообщила посыльная.
— Вот вам и пожалуйста, что значит односторонняя связь, — невольно заметил Круклис.
Командир отряда досадливо вздохнул:
— К сожалению, не все зависит от нас. Можно только надеяться, что это ненадолго, — высказал он свое предположение.
Но командировка неожиданно затянулась. Круклису пришлось неделю сидеть вообще без дела. А через неделю в отряд пришел из поселка старик и потребовал, чтобы его «допустили до командира». Старика в отряде знали. Он уже не раз выполнял поручения своей внучки Веры. Старика привели в командирскую землянку. Он снял с правой ноги сапог, отогнул голенище, вытащил из-под наряда старый конверт и передал его командиру.
— Вот, Верка велела отдать, — сказал он с чувством исполненного долга.
А тот, повертев конверт в руках, протянул его Круклису.
— Уверен, что это вам, Ян Францевич, — сказал он.
Круклис решительно вскрыл конверт и достал из него фотографию. На ней был изображен худощавый мужчина лет сорока в офицерской форме со знаками различия капитана. Волосы у него на голове были гладко зачесаны назад. Уши слегка оттопырены. Глаза приятной округлости. Нос прямой, с небольшой горбинкой. Круклис долго и пристально разглядывал фотографию, прежде чем посмотреть на ее обратную сторону. Но наконец перевернул ее. В левом верхнем углу что-то было написано мелким готическим шрифтом. Круклис блестяще знал немецкий язык и без труда прочитал: «Дорогому Францу любящий тебя Вальтер». Число и дата: «24 июня 1942 года».
— Ну что, Ян Францевич? — не выдержав, спросил командир.
— Все точно. Это он, — ответил Круклис и вернул фотографию командиру. — Запомните хорошенько. Впоследствии непременно пригодится.
— Да, но теперь он уже майор, — заметил командир.
— Все правильно. Так было условлено: подписать именно ту фотографию, которая была тогда при нем. И дата стоит под подписью та, когда он перешел к нам под Старым Осколом.
— Выходит, вы не ошиблись…
— Не знаю, — в раздумье ответил Круклис. — Меня сейчас больше всего интересует, как и почему он вышел именно на Зою? Делайте что хотите, товарищ командир отряда, но я непременно должен встретиться с ней.
— Сделаем, Ян Францевич, — твердо заверил командир.
Глава 23
Эгерт отличался исключительным умением оперативно выполнять все приказания своего начальника. Не прошло и часа после того, как Грейфе вернулся от бригаденфюрера, а Политов уже появился у него в приемной. Эгерт сразу же доложил о нем Грейфе.
— Давайте сначала начальника курсов, — хмуро буркнул Грейфе.
— Уже выехал, — ответил Эгерт.
— Вот и давайте, — повторил Грейфе и протянул Эгерту лист бумаги. — Отнесите это в спецчасть, пусть зашифруют и немедленно отправят за подписью бригаденфюрера нашему резиденту в Нью-Йорк.
— Слушаюсь, — ответил Эгерт и хотел было уйти.
— Постойте, — остановил его Грейфе. — Свяжитесь с полицай-президиумом, пусть наведут справки: есть ли в Берлине или вообще на территории рейха американские машины марки «кадиллак» и «паккард». Если нет у нас, пусть найдут у соседей. Короче говоря, пара таких машин, крайний срок через неделю, должна быть здесь, в Берлине. Что с ними делать дальше — скажу потом. И не слезайте с этих полицейских, пока они не сделают все, как надо, до конца. Иначе, я их знаю, заноют: война, трудности. Можно подумать, что у других этих трудностей нет, — ворчал Грейфе.
— Понял, оберштурмбаннфюрер, — ответил Эгерт и поспешил к шифровальщикам.
Прошло еще с полчаса, и в приемную начальника восточного отдела ввалился тучный, громкоголосый, с массивным, выскобленным до синевы подбородком гауптштурмфюрер Краузе.
Но тут он разговаривал вполтона. И даже сразу начал оправдываться:
— Я чувствую, что задержался, но… совершенно невозможно проехать после вчерашней бомбежки…
— Нам все известно. Проходите, — открыл перед Краузе наружную дверь тамбура Эгерт.
Начальник «Ораниенбурга» прошел в кабинет. Грейфе встретил его тяжелым взглядом уставшего человека.
— Послушайте, Краузе, бригаденфюрер просил меня передать вам его приказ, — начал он безо всякого предисловия. — Вы видели там в приемной человека?
— Так точно, оберштурмбаннфюрер. Там сидит человек в гражданской одежде, — ответил Краузе.
— Так вот, вам следует принять его на курсы и в ускоренном темпе пройти с ним все, чему вы учите своих курсантов.
— Слушаюсь, оберштурмбаннфюрер.
— А начать надо с того, Краузе, что дать ему опробовать на живых мишенях пули Баумкёттера, — продолжал Грейфе. — И не спускайте с него глаз. Хорошенько проследите, как он будет на все это реагировать. Вы должны не только обучать его, но и постоянно испытывать, на что он способен.
— Понял, оберштурмбаннфюрер.
— Ни вам, ни вашим инструкторам не следует пытаться узнать, кто он, откуда и для чего готовится. Все, что вам нужно о нем знать, я скажу. Он русский. Его фамилия Политов. Немецкого языка почти не знает. Поэтому приставьте к нему переводчика, который будет постоянно наблюдать за ним. Обучение проводите индивидуальное. Старайтесь с другими курсантами в контакты не вводить. Кормить его следует хорошо, обращаться с ним — вежливо и тренировать, тренировать, тренировать. Все, чему учат на ваших курсах, он обязан уметь делать с закрытыми глазами. На его обучение не жалеть никаких средств. Приставить к нему самых опытных и умелых инструкторов, — штурмбаннфюрер Скорцени и я будем принимать у него зачет, когда придет время. И боже вас упаси, Краузе, если этот ваш ученик на чем-нибудь споткнется, — сердито предупредил Грейфе. — Вам все понятно?
— Абсолютно все, оберштурмбаннфюрер, — выпалил Краузе.
— Тогда я сейчас представлю его вам, — сказал Грейфе и нажал кнопку звонка. В дверях незамедлительно появился Эгерт.
— Давайте, Эгерт, сюда господина Политова, — приказал Грейфе.
В кабинет вошел Политов и вскинул руку.
— Хайль Гитлер!
— Хайль Гитлер! — ответили Грейфе и Краузе.
Грейфе подошел к Политову и покровительственно похлопал его по плечу.
— Пришло время, господин Политов, вам садиться за парту, — почти дружески проговорил Грейфе. — Вот ваш новый начальник, гауптштурмфюрер Краузе. Отныне вы будете находиться в полном его распоряжении. Гауптштурмфюрер получил все необходимые указания о вашей подготовке. Он очень опытный специалист своего дела. Так что вся ваша учеба и вся последующая деятельность будет теперь зависеть только от вашего прилежания, господин Политов. И мне хочется думать, что вы не ударите лицом в грязь.
— Я буду стараться изо всех сил, герр оберштурмбаннфюрер! Я не пожалею ничего, чтобы оправдать ваше доверие, — поклялся Политов.
— Хорошо, господин Политов. Так и условимся. А теперь желаю вам всяческих успехов и передаю вас господину Краузе, — сказал Грейфе и обернулся к начальнику курсов. — Забирайте вашего нового подопечного и не теряйте времени.
Краузе и Политов, отдав приветствие, вышли. Через несколько минут черный «опель-капитан» уже мчал их по улицам Берлина.
А когда оба очутились в кабинете Краузе, Политову показалось, что эсэсовец начнет о чем-нибудь его расспрашивать, и очень волновался из-за того, что вряд ли сумеет его правильно понять. Но Краузе с разговором не спешил. Он закурил и молча внимательно разглядывал подопечного самого начальника VI управления, которого ему передал из рук в руки сам оберштурмбаннфюрер. Политову было неприятно такое бесцеремонное внимание к собственной персоне, и он старался не встречаться с гауптштурмфюрером взглядом, но боязни за себя он не испытывал совершенно. Он понимал, его сюда привезли обучать. А не допрашивать. И еще он понимал, что он нужен, и не этому быку с холодные взглядом удава, а людям из Главного имперского управления безопасности. Молчание прервал Краузе. Он вдруг ткнул пальцем в селектор и на кого-то наорал. Это сразу же возымело действие. Уже через пару минут в кабинет вошел человек, одетый в костюм спортивного типа, и замер возле дверей. Краузе что-то сказал ему, и тот обратился к Политову, говоря на чистейшем русском языке:
— Господин Краузе хочет задать вам несколько вопросов, господин Политов. Скажите, вы когда-нибудь обучались военному делу?
— Да. Я служил в Красной армии. Об этом известно господину оберштурмбанфюреру Грейфе и господину штурмбаннфюреру Скорцени, — спокойно ответил Политов.